Рунические надписи как исторический источник
Добавлено: Сб фев 03, 2018 5:29 am
Использование рунических текстов для освещения истории Скандинавии имеет дли-
тельную традицию, истоки которой уходят в XVII в. Однако основы современного под-
хода к этой проблеме были заложены Л.Виммером в конце XIX в., когда он разделил
датские рунические памятники на «исторические» и «неисторические». К первым он о
нес надписи, где, по его мнению, содержатся упоминания исторического лица (например,
Харальда Синезубого) или события, и связал их с упоминаемыми другими источниками
фактами скандинавского прошлого (DRMW. В. 1). Прямолинейность и некритичность
сопоставлений кратких и далеко не всегда ясных сообщений рунических тексте со
сведениями других письменных источников вызвали справедливую критику уже первые
десятилетия XX в. (см.: Weibull). Поскольку в рунических текстах не встречается
развернутых описаний событий, то их отождествление с известными, а тем более не-
известными по другим источникам событиями крайне затруднительно, если вообще
возможно. Примером тому могут служить две надписи из Сконе и Вестеръётланда, ви-
димо сделанные одним мастером, где встречается фраза þạ konukaR barþusk «когда
сражались конунги» (Б-1.2 и Vg. 40). Разные гипотезы об идентификации этого сражения
одинаково правдоподобны, но ни одной из них нельзя отдать предпочтения, тем более
что датировка памятников может колебаться в пределах полувека. Поэтому многие из
предлагавшихся в прошлом и предлагаемых теперь интерпретаций «исторических» тек-
стов не могут считаться надежными (Stoklund 1991). На анализе ряда памятников
Л.Вейбюль показал неточность, а иногда и полную несостоятельность исторических
выводов Л.Виммера, следующих из интерпретации изолированных текстов. На
недостоверность некоторых чтений и, соответственно, толкований Л.Виммера указала
позднее и Л.Якобсен (Jacobsen 1931; Jacobsen 1932).
Резкая критика Л.Вейбюля заставила историков и археологов на многие годы ис-
ключить рунические надписи из числа используемых ими исторических источников, и в
немногих написанных в первой половине – середине XX в. обзорах их исторического
содержания (Friesen 1909-1911; Wessén 1960) методика Л.Виммера существенных изме-
нений не претерпела. Исключением являлись надписи, содержащие внескандинавские
топонимы и этнонимы, которые прямо и недвусмысленно указывали на основные на-
правления походов викингов и связи Скандинавии с другими странами Европы и Ближ-
него Востока. Эти данные использовались по преимуществу для подтверждения и уточ-
нения более или менее известных по сагам фактов.
В исследованиях социальной истории Скандинавских стран иногда привлекались и
надписи, в которых встречаются слова, интерпретируемые исследователями как термины
(drengr, huskarl и др.). Их изучение также было начато уже в работах Л.Виммера, и его
методика – интерпретация изолированного слова в сопоставлении с другими рунически-
ми и более поздними нарративными, правовыми и другими текстами, которые в конеч-
ном итоге и определяют выводы, – также сохранялась долгое время. Однако вычленение
изолированных терминов – даже если эти слова являются социальными терминами, а не
специализированным употреблением слов общего значения (о сосуществовании «терми-
нологических» и «нетерминологических» значений см.: Гуревич 1975) – не дает ощути-
мых результатов в силу полного отсутствия контекста. Экстраполяция же оформившихся
к XIII в. (времени записи первых судебников и саг) значений терминов на тексты XI в.
достаточно сомнительна из-за большой временной дистанции и активности языковых
процессов в этот период.
Несмотря на разнохарактерность сведений, которые черпались в рунических надпи-
сях: исторический факт, географическая номенклатура, социальная терминология, все
они использовались одинаково – как наиболее ранние (или одновременные событию)
свидетельства о неких фактах или реалиях прошлого, известных по другим источникам.
Во всех случаях интерес исследователя был сосредоточен на отдельной надписи, чаще
же – на отдельном слове или группе слов.
Уязвимость такой методики очевидна. Специфика языка рунических текстов (мно-
гозначность рунических знаков, слитное написание слов, нерегулярность соотношения
фонем и графем) делает чтение надписей не только затруднительным, но и зачастую ги-
потетическим. Достоверность того или иного чтения слова, группы слов или текста в
целом может быть проверена лишь путем сопоставления с другими текстами. Отсутствие
аналогий в корпусе рунических надписей делает изолированное чтение в высшей степени
проблематичным и малодостоверным.
Наглядный пример являет текст Б-III.2.3, где выражение austr i karusm может быть
истолковано двояко: «на востоке в Хорезме» (написание топонима вполне соответствует
такому прочтению, однако топоним Хорезм не известен ни одному древнескандинавско-
му источнику) или как ошибочное написание распространенного в рунических текстах
выражения austr í Grđum, «на востоке в Гардах» (т.е. на Руси). Предпочтение отдается
второму чтению, хотя едва ли возможно полностью исключить первое.
Историческая интерпретация надписей, вне всякого сомнения, во многом зависит от
правильности прочтения текста. Так, различные толкования текста из Шюсты (Б-III.7.29;
см. также: Мельникова 1974. С. 174-178) основывались на чтении лишь одного слова
kriki, которое понималось разными исследователями как grið («дружина»), kirkja
(«церковь»), kríkr («угол, поворот»). В зависимости от того или иного чтения этого слова
надпись рассматривалась как сообщение о дружине Олава Харальдссона; о существова-
нии в Новгороде церкви св. Олава в конце XI в.; как упоминание трудно локализуемого в
Скандинавии, но малосущественного топонима. Предпочтение, отдаваемое ныне второй
интерпретации, связано прежде всего с убедительностью палеографических аргументов,
но также и с возможностью (подтверждаемой более поздними источниками) существо-
вания в Новгороде при Готском дворе католической церкви. Историческая интерпрета-
ция текста, как видно из этого примера, не только основывается на определенном вари-
анте чтения, но и сама влияет на выбор этого варианта. Внетекстовые факторы приобре-
тают особенно большое значение при недостаточности палеографических, языковых и
других аргументов.
Значит ли все вышеизложенное, что рунические тексты, ввиду сложности их про-
чтения, отсутствия контекста и трудности датировки, нельзя использовать в качестве
исторического источника? Представляется, что их применение возможно, но требует
особой, обусловленной спецификой памятников методики.
Первой современной работой, посвященной характеристике социальной и экономи-
ческой истории Скандинавии по материалам рунических надписей, стала монография
А.Рупрехта, опубликованная в 1958 г. (Ruprecht). Она показала, что рунические тексты
могут быть чрезвычайно ценным источником, но источником, сообщающим не столько
конкретные факты, сколько сведения о проходивших в ту пору исторических процессах и
явлениях. Автор не предлагает особой методики, но само содержание и построение его
монографии, отбор текстов, их группировка и выводы не оставляют сомнений в плодо-
творности его подхода. Надо отметить, что собственно те же методологические принци-
пы лежат в основе и новейших многочисленных исследований исторической информа-
ции в рунических текстах.
По историческому содержанию рунические надписи, как считает А.Рупрехт, можнс
разделить на три группы: 1) «исторические надписи в узком смысле слова» (в том смыс-
ле, который в них вкладывал Л.Виммер), «т.е. те, где имеются указания на датируемые по
другим источникам события или лица»; 2) «исторические надписи в широком смысле т.е.
такие, которые непосредственно характеризуют какие-либо исторические процессы,
подтверждаемые с помощью других источников»; к этой группе А.Рупрехт относит, E
частности, и надписи, сообщающие о походах скандинавских викингов в различные
страны; 3) «такие надписи, которые позволяют судить о степенях родства, положении v
профессии погибших, определенных типах имен, т.е. сведения, которые становятся исто-
рическими, если их рассматривать как отражение исторических процессов или явлений»
(Ruprecht. S. 10-68). Внимание самого автора сосредоточено на анализе второй и третьей
групп надписей, которые до него привлекались лишь в ограниченной степени.
Изучение комплексов надписей и отдельных формул (в первую очередь посвяти-
тельных) позволило А.Рупрехту извлечь совершенно новую историческую информацию
Он охарактеризовал возрастной состав и семейное положение викингов в XI в., характер
их деятельности дома и в походах, организацию викинтских походов. Метод А.Рупрехта
представлял, несомненно, важный шаг вперед в культурно-историческом исследовании
рунических надписей. Его основная ценность заключалась во введении в научный оборот
всей совокупности рунических текстов, рассматриваемых в широком историческом пла-
не, и в изучении информации в контексте всего корпуса рунических надписей.
Эти принципы были развиты и дополнены датским археологом К.Рандсборгом
(Randsborg 1980), который широко использовал материалы датских рунических надписей
для реконструкции социальной структуры датского общества в X-XI вв. Особое внима-
ние он обратил на надписи, содержащие слова drengr и þegn. Он считал их ключевыми
социальными терминами, позволяющими определить степень стратификации и полити-
ческую организацию общества. Важную роль в его исследовании заняла топография
надписей с рассматриваемыми словами в сопоставлении с данными о формировании
земельных владений по археологическим материалам, что позволило ему установить
имущественный статус обеих категорий. Тем самым К.Рандсборг показал плодотвор-
ность междисциплинарного подхода к исследованию исторического содержания надпи-
сей, которое далее стало методологической основой исследования рунических надписей
в исторических целях.
В полной мере, однако, гиперкритицизм Л.Вейбюля был преодолен лишь в 1980-
1990-е годы. Ныне не вызывает сомнений, что рунические надписи эпохи викингов яв-
ляются ценнейшим историческим источником (см.: Runeninschriften als Quelle. S. 619–
778). Во-первых, они практически одновременны упоминаемым им событиям, что явля-
ется чрезвычайной редкостью для средневековья вообще, а для скандинавской и русской
истории особенно: помимо эпиграфических, древнейшие письменные памятники как в
Скандинавии, так и на Руси появляются лишь к концу XII и в середине XI вв. соответст-
венно, но в обоих регионах они сохранились в значительно более поздних рукописях. Во-
вторых, мемориальные тексты не могли содержать преднамеренного искажения фактов:
по представлениям того времени, ложное известие об умершем, с одной стороны, было
оскорбительно для него, даже если его заслуги преувеличивались, и тем самым чревато
для заказчиков памятника местью покойного; с другой стороны, памятники ус-
танавливались в местах скопления людей, хорошо знавших род и семью покойного, и
ложные сведения были бы разоблачены, опозорив заказчиков. Разумеется, возможность
непреднамеренных ошибок не исключалась: заказчики могли неточно знать или иметь
неверные сведения о месте или обстоятельствах гибели их родича в отдаленной стране,
неправильно передать незнакомые географические названия и т.п.
Невзирая на эти величайшие достоинства рунических надписей как исторического
источника, их исследование и использование в исторических целях требует разработки
особых методов и приемов выявления и изучения содержащейся в них информации.
Практически все изображенное на камне: рунический змей и другие элементы орнамента,
палеографические и языковые особенности надписи, состав текста и содержание формул
(посвятительных, инвокационных, авторских), лексика и синтаксис, личные имена и
топонимы, упоминания неких событий, даже сами места установки камней – несет в себе
историческую информацию. Именно поэтому одним из важнейших исследовательских
принципов является комплексный подход к рунической надписи, т.е. изучение как
внутри-, так и внетекстовых ее аспектов, которые в совокупности более объемно и
разносторонне освещают интересующую историка проблему. Другим основополагаю-
щим принципом является изучение не отдельной изолированной надписи, формулы или
слова (что закономерно в других целях), а совокупности текстов. Наконец, широко при-
меняются междисциплинарные методы исследований. Особенно важно использование в
рунологических штудиях археологических данных (Roth; Thrane).
тельную традицию, истоки которой уходят в XVII в. Однако основы современного под-
хода к этой проблеме были заложены Л.Виммером в конце XIX в., когда он разделил
датские рунические памятники на «исторические» и «неисторические». К первым он о
нес надписи, где, по его мнению, содержатся упоминания исторического лица (например,
Харальда Синезубого) или события, и связал их с упоминаемыми другими источниками
фактами скандинавского прошлого (DRMW. В. 1). Прямолинейность и некритичность
сопоставлений кратких и далеко не всегда ясных сообщений рунических тексте со
сведениями других письменных источников вызвали справедливую критику уже первые
десятилетия XX в. (см.: Weibull). Поскольку в рунических текстах не встречается
развернутых описаний событий, то их отождествление с известными, а тем более не-
известными по другим источникам событиями крайне затруднительно, если вообще
возможно. Примером тому могут служить две надписи из Сконе и Вестеръётланда, ви-
димо сделанные одним мастером, где встречается фраза þạ konukaR barþusk «когда
сражались конунги» (Б-1.2 и Vg. 40). Разные гипотезы об идентификации этого сражения
одинаково правдоподобны, но ни одной из них нельзя отдать предпочтения, тем более
что датировка памятников может колебаться в пределах полувека. Поэтому многие из
предлагавшихся в прошлом и предлагаемых теперь интерпретаций «исторических» тек-
стов не могут считаться надежными (Stoklund 1991). На анализе ряда памятников
Л.Вейбюль показал неточность, а иногда и полную несостоятельность исторических
выводов Л.Виммера, следующих из интерпретации изолированных текстов. На
недостоверность некоторых чтений и, соответственно, толкований Л.Виммера указала
позднее и Л.Якобсен (Jacobsen 1931; Jacobsen 1932).
Резкая критика Л.Вейбюля заставила историков и археологов на многие годы ис-
ключить рунические надписи из числа используемых ими исторических источников, и в
немногих написанных в первой половине – середине XX в. обзорах их исторического
содержания (Friesen 1909-1911; Wessén 1960) методика Л.Виммера существенных изме-
нений не претерпела. Исключением являлись надписи, содержащие внескандинавские
топонимы и этнонимы, которые прямо и недвусмысленно указывали на основные на-
правления походов викингов и связи Скандинавии с другими странами Европы и Ближ-
него Востока. Эти данные использовались по преимуществу для подтверждения и уточ-
нения более или менее известных по сагам фактов.
В исследованиях социальной истории Скандинавских стран иногда привлекались и
надписи, в которых встречаются слова, интерпретируемые исследователями как термины
(drengr, huskarl и др.). Их изучение также было начато уже в работах Л.Виммера, и его
методика – интерпретация изолированного слова в сопоставлении с другими рунически-
ми и более поздними нарративными, правовыми и другими текстами, которые в конеч-
ном итоге и определяют выводы, – также сохранялась долгое время. Однако вычленение
изолированных терминов – даже если эти слова являются социальными терминами, а не
специализированным употреблением слов общего значения (о сосуществовании «терми-
нологических» и «нетерминологических» значений см.: Гуревич 1975) – не дает ощути-
мых результатов в силу полного отсутствия контекста. Экстраполяция же оформившихся
к XIII в. (времени записи первых судебников и саг) значений терминов на тексты XI в.
достаточно сомнительна из-за большой временной дистанции и активности языковых
процессов в этот период.
Несмотря на разнохарактерность сведений, которые черпались в рунических надпи-
сях: исторический факт, географическая номенклатура, социальная терминология, все
они использовались одинаково – как наиболее ранние (или одновременные событию)
свидетельства о неких фактах или реалиях прошлого, известных по другим источникам.
Во всех случаях интерес исследователя был сосредоточен на отдельной надписи, чаще
же – на отдельном слове или группе слов.
Уязвимость такой методики очевидна. Специфика языка рунических текстов (мно-
гозначность рунических знаков, слитное написание слов, нерегулярность соотношения
фонем и графем) делает чтение надписей не только затруднительным, но и зачастую ги-
потетическим. Достоверность того или иного чтения слова, группы слов или текста в
целом может быть проверена лишь путем сопоставления с другими текстами. Отсутствие
аналогий в корпусе рунических надписей делает изолированное чтение в высшей степени
проблематичным и малодостоверным.
Наглядный пример являет текст Б-III.2.3, где выражение austr i karusm может быть
истолковано двояко: «на востоке в Хорезме» (написание топонима вполне соответствует
такому прочтению, однако топоним Хорезм не известен ни одному древнескандинавско-
му источнику) или как ошибочное написание распространенного в рунических текстах
выражения austr í Grđum, «на востоке в Гардах» (т.е. на Руси). Предпочтение отдается
второму чтению, хотя едва ли возможно полностью исключить первое.
Историческая интерпретация надписей, вне всякого сомнения, во многом зависит от
правильности прочтения текста. Так, различные толкования текста из Шюсты (Б-III.7.29;
см. также: Мельникова 1974. С. 174-178) основывались на чтении лишь одного слова
kriki, которое понималось разными исследователями как grið («дружина»), kirkja
(«церковь»), kríkr («угол, поворот»). В зависимости от того или иного чтения этого слова
надпись рассматривалась как сообщение о дружине Олава Харальдссона; о существова-
нии в Новгороде церкви св. Олава в конце XI в.; как упоминание трудно локализуемого в
Скандинавии, но малосущественного топонима. Предпочтение, отдаваемое ныне второй
интерпретации, связано прежде всего с убедительностью палеографических аргументов,
но также и с возможностью (подтверждаемой более поздними источниками) существо-
вания в Новгороде при Готском дворе католической церкви. Историческая интерпрета-
ция текста, как видно из этого примера, не только основывается на определенном вари-
анте чтения, но и сама влияет на выбор этого варианта. Внетекстовые факторы приобре-
тают особенно большое значение при недостаточности палеографических, языковых и
других аргументов.
Значит ли все вышеизложенное, что рунические тексты, ввиду сложности их про-
чтения, отсутствия контекста и трудности датировки, нельзя использовать в качестве
исторического источника? Представляется, что их применение возможно, но требует
особой, обусловленной спецификой памятников методики.
Первой современной работой, посвященной характеристике социальной и экономи-
ческой истории Скандинавии по материалам рунических надписей, стала монография
А.Рупрехта, опубликованная в 1958 г. (Ruprecht). Она показала, что рунические тексты
могут быть чрезвычайно ценным источником, но источником, сообщающим не столько
конкретные факты, сколько сведения о проходивших в ту пору исторических процессах и
явлениях. Автор не предлагает особой методики, но само содержание и построение его
монографии, отбор текстов, их группировка и выводы не оставляют сомнений в плодо-
творности его подхода. Надо отметить, что собственно те же методологические принци-
пы лежат в основе и новейших многочисленных исследований исторической информа-
ции в рунических текстах.
По историческому содержанию рунические надписи, как считает А.Рупрехт, можнс
разделить на три группы: 1) «исторические надписи в узком смысле слова» (в том смыс-
ле, который в них вкладывал Л.Виммер), «т.е. те, где имеются указания на датируемые по
другим источникам события или лица»; 2) «исторические надписи в широком смысле т.е.
такие, которые непосредственно характеризуют какие-либо исторические процессы,
подтверждаемые с помощью других источников»; к этой группе А.Рупрехт относит, E
частности, и надписи, сообщающие о походах скандинавских викингов в различные
страны; 3) «такие надписи, которые позволяют судить о степенях родства, положении v
профессии погибших, определенных типах имен, т.е. сведения, которые становятся исто-
рическими, если их рассматривать как отражение исторических процессов или явлений»
(Ruprecht. S. 10-68). Внимание самого автора сосредоточено на анализе второй и третьей
групп надписей, которые до него привлекались лишь в ограниченной степени.
Изучение комплексов надписей и отдельных формул (в первую очередь посвяти-
тельных) позволило А.Рупрехту извлечь совершенно новую историческую информацию
Он охарактеризовал возрастной состав и семейное положение викингов в XI в., характер
их деятельности дома и в походах, организацию викинтских походов. Метод А.Рупрехта
представлял, несомненно, важный шаг вперед в культурно-историческом исследовании
рунических надписей. Его основная ценность заключалась во введении в научный оборот
всей совокупности рунических текстов, рассматриваемых в широком историческом пла-
не, и в изучении информации в контексте всего корпуса рунических надписей.
Эти принципы были развиты и дополнены датским археологом К.Рандсборгом
(Randsborg 1980), который широко использовал материалы датских рунических надписей
для реконструкции социальной структуры датского общества в X-XI вв. Особое внима-
ние он обратил на надписи, содержащие слова drengr и þegn. Он считал их ключевыми
социальными терминами, позволяющими определить степень стратификации и полити-
ческую организацию общества. Важную роль в его исследовании заняла топография
надписей с рассматриваемыми словами в сопоставлении с данными о формировании
земельных владений по археологическим материалам, что позволило ему установить
имущественный статус обеих категорий. Тем самым К.Рандсборг показал плодотвор-
ность междисциплинарного подхода к исследованию исторического содержания надпи-
сей, которое далее стало методологической основой исследования рунических надписей
в исторических целях.
В полной мере, однако, гиперкритицизм Л.Вейбюля был преодолен лишь в 1980-
1990-е годы. Ныне не вызывает сомнений, что рунические надписи эпохи викингов яв-
ляются ценнейшим историческим источником (см.: Runeninschriften als Quelle. S. 619–
778). Во-первых, они практически одновременны упоминаемым им событиям, что явля-
ется чрезвычайной редкостью для средневековья вообще, а для скандинавской и русской
истории особенно: помимо эпиграфических, древнейшие письменные памятники как в
Скандинавии, так и на Руси появляются лишь к концу XII и в середине XI вв. соответст-
венно, но в обоих регионах они сохранились в значительно более поздних рукописях. Во-
вторых, мемориальные тексты не могли содержать преднамеренного искажения фактов:
по представлениям того времени, ложное известие об умершем, с одной стороны, было
оскорбительно для него, даже если его заслуги преувеличивались, и тем самым чревато
для заказчиков памятника местью покойного; с другой стороны, памятники ус-
танавливались в местах скопления людей, хорошо знавших род и семью покойного, и
ложные сведения были бы разоблачены, опозорив заказчиков. Разумеется, возможность
непреднамеренных ошибок не исключалась: заказчики могли неточно знать или иметь
неверные сведения о месте или обстоятельствах гибели их родича в отдаленной стране,
неправильно передать незнакомые географические названия и т.п.
Невзирая на эти величайшие достоинства рунических надписей как исторического
источника, их исследование и использование в исторических целях требует разработки
особых методов и приемов выявления и изучения содержащейся в них информации.
Практически все изображенное на камне: рунический змей и другие элементы орнамента,
палеографические и языковые особенности надписи, состав текста и содержание формул
(посвятительных, инвокационных, авторских), лексика и синтаксис, личные имена и
топонимы, упоминания неких событий, даже сами места установки камней – несет в себе
историческую информацию. Именно поэтому одним из важнейших исследовательских
принципов является комплексный подход к рунической надписи, т.е. изучение как
внутри-, так и внетекстовых ее аспектов, которые в совокупности более объемно и
разносторонне освещают интересующую историка проблему. Другим основополагаю-
щим принципом является изучение не отдельной изолированной надписи, формулы или
слова (что закономерно в других целях), а совокупности текстов. Наконец, широко при-
меняются междисциплинарные методы исследований. Особенно важно использование в
рунологических штудиях археологических данных (Roth; Thrane).