Дениел Огден. Введение: Почему некромантия?

[Алексей Минский]

Дениел Огден. Введение: Почему некромантия?
Гулливеру в Глаббдобрибе наглядно показали, что единственный историк античности, которому можно доверять, — это некромант, вызывающий мертвых и принуждающий их раскрыть свои секреты[1]. Поэтому те, кто изучают античную историю традиционными методами, обходя при этом вниманием некромантию, возможно, боятся обнаружить низкий уровень собственного профессионализма.

Каким образом кто-то может слышать, общаться и договариваться с потерянными возлюбленными и прочими умершими? Вопросы такого рода беспокоят большинство людей даже в светском западном обществе, где культура и образ смерти маргинализированы, при том, что мы, в большинстве своем, предполагаем, что смерть приносит забвение.

Тем более гнетущими эти вопросы были для людей античности, постоянно видевших вокруг смерть и её приметы. Наиболее явным проявлением такого взаимодействия была некромантия, которая, можно сказать, взывает к исследователю. Предмет нашего обсуждения немедленно привлекает внимание и по другим причинам. Последующие страницы населены персонажами из арсенала современных фильмов ужасов: призраками, конечно, но кроме того, демонами, ведьмами, магами, мумиями, зомби, даже вервольфами и предтечами вампиров.

Трактовка греко-римской некромантии, вдобавок, может считаться своевременной, интересной и важной (обычные эвфемизмы для слова «модный») с научной точки зрения. Свойственное до сих пор ученым относительное пренебрежение к этой теме стало особенно занимательным в 1990-е, на фоне резкого возросшего количества изданий в смежных областях, посвященных смерти, призракам и магии в античности[2]. До недавнего времени наиболее значительным и исчерпывающим вкладом в изучение греко-римской некромантии была короткая, неопубликованная и почти недоступная диссертация Марсель Коллард «La necromancie dans l’antiquite», выпущенная в 1949 году Льежским университетом, предметом исследования которой являлось сопоставление и восстановление некоторых наиболее значительных литературных источников по этому вопросу[3]. Если рассматривать более мелкий масштаб, то, по всеобщему признанию, существует множество комментариев и обсуждений единичных эпизодов некромантии в важнейших произведениях античной литературы. Были также многочисленные попытки строить предположения о возможном местонахождении оракула мёртвых – святилища Ахерона – в Теспротии в северозападной Греции, предпринятые Дакарисом и его последователями начиная с поздних 1950-х. Впрочем, с тех пор, как его местоположение не удалось верно определить, их вклад в понимание античной некромантии минимален, а то и вредоносен.

Тот факт, что эта тема практически не исследована, обязывает меня взвешенно оценивать весь, очевидно значительный, объем данных (поэтому не приношу извинения за обилие примеров) и привлекать внимание в первую очередь к вопросам фундаментальным, хотя не менее интересным. Как то: «Где практиковалась некромантия?» (первая часть), «Кто её практиковал?» (вторая часть), «Как её практиковали?» (третья часть), «Как выглядело осуществление некромантии, на основе каких принципов работала, по мнению практикующих, почему её практиковали?» (часть четвёртая).

Последний из этих вопросов – «Почему практиковали некромантию?» – можно рассматривать в широком (о нём легче говорить) психолого-социальном аспекте, или более узком, практическом. Что касается первого, то большим искушением было бы думать, что интерес античных греков и римлян к общению с умершими при помощи некромантии, приведёт к ясным информативным выводам о природе их общества. Это не обязательно так. К тому же следует помнить о центральной роли смерти и её универсальной представленности в античном обществе.

Смерть, мёртвые и эсхатология были предметом неугасающего интереса и размышлений, этим объясняется наличие многочисленных противоречащих друг другу точек зрения по этим вопросам. В таких условиях процветание некромантии или чего-то похожего на неё было неизбежным, так же как то, что она, в свою очередь, станет предметом обссуждений и поводом для многочисленных столкновений. Поэтому некромантия не помощник в формировании упрощённых или сокращённых выводов о природе античного общества. Скорее, можно лучше понять наше общество, исходя из того факта, что смерть и её образ были вытеснены в нём на задворки. Другими словами, в широком психосоциальном смысле насущным вопросом является не: «Почему античные люди практиковали некромантию?», а «Почему мы не практикуем её?» Однако это не является предметом обсуждения нашей книги.

Куда проще перейти к прикладному аспекту её применения.

Считается, что основой практик некромантии является упокоение духов, безусловно, умозрительное и, возможно, существовавшее исторически (глава первая). Таким образом, обращение к духу чаще всего являлось следствием беспокойства, вызванного преследованием неупокоенного призрака. Искали причину недовольства духа, вызванную обычно неправильным захоронением или желанием отомстить убийце, и возможность удовлетворить его желание. Призраки конкретных людей часто вызывали ради информации, которой те владели при жизни: «Где она спрятала клад?», «Что правда в истории Троянской войны?» Кроме этого, к призракам знакомых и незнакомых людей обращались также для консультации по широкому кругу вопросов, не имевших прямого отношения к вызываемому. Почему же, в таком случае, из огромного числа различных видов гадания выбирали именно некромантию? Потому, например, что в некоторых вопросах умершие были наиболее сведущи – вроде природы посмертия или вселенной, исчисления срока смерти ныне живых: «Когда я умру?», «Когда умрёт император?», «Чем закончится война?», «Как лучше прожить свою жизнь, в соответствии с отправлением правосудия в загробном мире?»

Наряду с этим, некромантию могли предпочесть, как средство получения ответов на любые вопросы, просто потому, что её считали наиболее могущественной формой гадания, из-за репутации мудрецов. Почему же усопшие мудры и, в частности, могут предвидеть будущее? Кажется волнующим парадоксом то, что для прояснения будущего, следовало обращаться к тем, кто настолько сильно ассоциировался с прошлым. На самом деле, некоторые античные авторы были, кажется, сами обеспокоены подобным несоответствием. Следует, однако, помнить, что предвидение будущего составляет лишь малую часть того сокрытого, что выясняется во время коммуникации с духом. То, что в античности не было простого или единого объяснения причин мудрости мёртвых, можно считать аксиомой. Некоторые источники предлагают частичные или рационалистические объяснения. Умершие могли поделиться мудростью, проистекающей из собственного опыта, в частности того, который стал причиной их смерти. Находясь в могилах, они всё равно становились свидетелями всего, что происходило вокруг. Совет мёртвых в подземном мире объединял их знания и понимание всего сущего. Корни будущего уходят в прошлое, поэтому жившие в прошлом могли лучше, чем кто-либо иной, предсказывать будущее. Более того, будущее создавалось в подземном мире, будь то размещение душ, готовящихся к перерождению, или нить судьбы, которую пряли парки. Души, отделённые от своих бренных тел, способны яснее сознавать суть предметов и явлений. Возможно также, что призраки черпали силы из самой земли. (см. Главы 14-15)

Хотя само по себе изучение некромантии не даёт общего понимания того, как в античности относились к смерти, оно даёт некоторое представление об их видении взаимоотношений между миром живых и подземным миром. Чтобы живые и мёртвые могли вступить в контакт, барьеры между ними должны были истончиться. Поэтому некромантия как бы занимает некое неопределимое в точности место между верхним и нижним миром. В то же время, духи и те, кто к ним обращаются, должны войти в некое общее состояние сознания, в котором они смогут общаться. Следовательно, мнение о том, что мёртвых частично возвращали к жизни, в то время, как живые становились ближе к смерти в процессе коммуникации, порой оказывалось опасно близким к истине. Стоит ли удивляться, что вопрошающие нередко сталкивались с пророчествами, находясь под угрозой смерти. (см. главу 16)

Изучение античной некромантии не обходится без разочарований. Во-первых, в литературных источниках чрезмерно увлекаются описанием пугающих ритуалов, в значительно меньшей степени интересуясь содержанием полученных в итоге пророчеств, кажущихся читателю блеклыми и невыразительными. Примером могут послужить пророчества, порожденные зловеще-притягательной Эрикто, героиней поэмы Лукана. Во-вторых, при том, что некромантия предлагает наиболее простой и ясный способ общения живых с мёртвыми, цена, которую приходится платить за возможность вызвать любимых, кажется бесчеловечной. В некоторых случаях, когда призраков призывали, главным образом, из чувства любви, контекст подразумевает наличие патологии эротического характера. Если верить мифу, Лаодамия призвала своего мужа Протесилая после того, как клала с собой в постель изображавшую его куклу (глава 11). Вызывание духа куртизанки Пифоники жестоким казначеем Александра Великого, Гарпалом, было частью экстравагантного, неуместного, декадентского траура по ней; а Мелисса, жена коринфского тирана Периандра, будучи призванной, показала, что тот надругался над её телом (глава 5).

Перевод: Татьяна для Ордена Хранителей Смерти

[1] Джонатан Свифт, Путешествия Гулливера, кн. 3, стр 7-8 (Swift, 1726; book 3, 7-8)

[2] Например, для духов, Китзлер 1989, Бернштейн 1993, Сорвин-Инвуд 1995, Фелтон 1999, Джонсон 1999, и для магии (но больше про духов) Фараон и Оббинк 1991, Бернанд 1991, Фараон 1992 и 1999, Гадже 1992, Джонсон 1994, Граф 1997, Клаус и Джонсон 1997, Рабинович 1998, и Джордан 1999.

[3] Показания для общих методов лечения Хедлам 1902, и Хопфнер 1921-24: 1:546-617 и 1935



http://ordenxc.org/library/books/deniel ... romantiya/