Ресимволизация Самости: герменевтика Таро и человеческое развитие»

[Алексей Минский]

Инна Семецки
Ресимволизация Самости: герменевтика Таро и человеческое развитие»
Глава 2
Создание Бриколажа
Рассматривая важность той роли, которую играют постформальное образование и культурная педагогика в процессе формирования идентичности, Кинчелоу (2005; 2008; Kincheloe и Berry, 2005) определил бриколаж как обращение к различным теоретическим и методологическим средствам, в т.ч. герменевтике, феноменологии и нарратологии, без утери строгости критического мышления. Термин «бриколаж» был введен французским антропологом Клодом Леви-Строссом (Levi-Strauss, 1966) для обозначения спонтанных поступков человека, основанных на характерных шаблонах мифологического мышления, и определен, в контексте структурализма, как поиск изначальных структур разума во всех формах человеческой деятельности. Жиль Делёз и Феликс Гваттари определяли бриколаж как «шизоаналитический» (Deleuze and Guattari, 1972), трансгрессивный способ производства. Постструктуралистская философия Делёза, послужившая толчком к расширению качественных методов образовательных исследований (St. Pierre, 1997a, 1997b) и внесшая значительный вклад в теорию образования (Semetsky, 2006,2008), будет детально рассмотрена в шестой главе в отношении герменевтики Таро.

Бриколер (bricoleur, создатель бриколажа) конструирует объект изучения, уделяя особое внимание схемам взаимоотношений, процессов и взаимосвязей между феноменами, в ряду которых выступает и он сам. Для Кинчелоу, создание бриколажа включает маргинализованные практики и разработку трансгрессивных концептуальных инструментов, а также исследование всей широты и богатства недооцененных когнитивных возможностей человека. Бриколер, погруженный в феноменологию пережитого опыта выступает первопроходцем неизведанных территорий, использующим новые стратегии и открывающим новые пути для исследований, стремясь при этом помочь людям изменить свою жизнь. И тогда как герменевтика подразумевает неоднозначность смыслов, бриколаж предполагает наличие имагинативных и фиктивных элементов в методологии исследований.

С этой точки зрения, герменевтика Таро представляет собой работу бриколера. Бриколер — истинный толкователь Таро — творчески и изобретательно задействует «подручный материал» который есть ни что иное, как изображения Таро.

Мое исследование основывалось на обширном материале, доступном в рамках аналитической, или глубинной, психологии Карла Густава Юнга. Как и полученные эмпирически данные, представленные в главе 8, он отсылает к натуралистическому исследованию, объединяющему феноменологию и герменевтику.

Схожесть в своей сути всех опытов человечества, отраженная в мировом фольклоре и мифах подвела Юнга к постулату о существовании коллективного бессознательного как объективной души, разделяемой на глубочайшем уровне всеми представителями человечества и проявляющей себя через архетипические, символические — подспудные образы. Юнг назвал этот глубинный уровень психоидом (psychoid) и принял его как тот слой, на котором, в своей целостности, встречаются тело и разум, фюзис (φύσις, греч. природа) и псюхе (ψυχή, греч. душа) объединяются в качестве двух различных аспектов единого мира, Unus Mundus.

Архетипы, определяющие наше субъективное восприятие и суждения, «расположены» на унитарном уровне объективной реальности, находящемся вне границ как человеческого разума, так и внешней физической реальности. Значительным достижением Юнга и его антидуалистичного, объединяющего подхода стало то, что сегодня мы называем «науками о человеке». Он настаивал на том, что множественность внутреннего, духовного содержания бессознательного выходит за рамки одного лишь подавляемого, помещенного туда Фрейдом.

Это глубинное, находящееся в развитии, содержание выражает себя через архетипические образы, выступающие в качестве символических трансформаторов, способных привести к проявлению бессознательного в границах сознательного восприятия. Юнг рассматривал архетип как скелет, схему, исполненную образности и мотивов, «через которые бессознательное связывается с нами» (Jung, CW8, с. 417) и разнородное содержание которого и формирует различные архетипические образы. В своих мемуарах, озаглавленных «Воспоминания, Сновидения, Размышления», обращаясь к своему взрослению и «второй половине жизни», Юнг написал, что те годы, когда он следовал за своими внутренними образами были наиболее важными в его жизни; определяющие решения были приняты именно через эти образы.

Бессознательное способно спонтанно производить такие образы, «не считаясь с желаниями и страхами сознания» (Jung, CW 11, с. 745). Типос (typos) как составная часть архетипа означает отпечаток, отметку, схему. В качестве множества таких схем, «работающих» в коллективном бессознательном, и существуют архетипы in potentia; в процессе переживания нами определенного опыта, они способны, из этого состояния, выдвигаться на первый план. Бессознательные «архетипы [как] <…> структурные элементы души <…> обладают определенной автономностью и особой энергией, позволяющей им притягивать наиболее подходящее содержание из области сознания» (Jung, CW 5, с. 232), тем самым помогая нам достичь наибольшей глубины осмысления, нежели та, что способно предоставить рациональное мышление в рамках одного лишь сознания, отделенного от того, что Юнг называл чувственным наполнением.

Актуализованные архетипы наполнены психической или духовной энергией, превосходящей фрейдистское, строго сексуальное, либидо. Для Юнга «психическая энергия — крайне привередливая сила, живущая в выполнении своих собственных требований» (Jung, CW 7, с. 76). Архетипы «живут» в динамическом поле коллективного бессознательного и формируют неортодоксальное виртуальное основание, на которое множество индивидуальных жизненных опытов проецируют свою собственную структуру. Множество комбинаций неисчислимого объема такого опыта — связок актуализованных архетипов — создают разнообразные архетипичные образы, открыто проявляющие себя на телесном уровне, в виде бессознательных поведенческих шаблонов.

Активность архетипической динамики определяет место индивидуума в процессе индивидуации, конечная цель которого, по Юнгу, есть достижение нового личностного уровня с кульминацией в Самости, архетипе целостности. Целостность как интеграция бессознательного в сознание смещает центр личности с Эго на Самость. Развертывание архетипов в динамике индивидуального жизненного опыта выраженного через созвездия изображений Таро как символических «остановок» в процессе индивидуации, будет продемонстрировано в восьмой главе. Также будет показано изменение мироощущения и его связь с индивидуальной способностью учиться на собственном опыте.

Индивидуация как аналитический, целебный, терапевтический процесс была определена Юнгом в контексте самообразования, в течение которого и сознательный, и бессознательный аспекты жизненного опыта воссоединяются. Юнг со всей определенностью заявлял, что образование не должно быть ограничено школой и не должно останавливаться с окончанием детства. Представляя свою глубинную психологию как метод самообразования, Юнг (Jung, 1954) настаивал на том, что самосознание остается неистощимым базисом самообразования во взрослой жизни, а также выделил непрямой метод достижения глубинного самосознания через символическую медитацию в течение аналитического процесса: «Существует <…> множество предельно духовных процессов, остающихся бессознательными и лишь непрямо взаимодействующих с сознанием <…> существует <…> нечто имперсональное, производное от самой природы, позволяющее нам узнать правду о самих себе <…> О бессознательном ничего нельзя узнать напрямик, но косвенно мы способны воспринимать проявления, затрагивающие сознание» (Jung, 1954, с. 49). Донести множественные, часто болезненные, последствия бессознательных процессов до нашего сознания — общая цель глубинной психологии и герменевтики Таро. Тогда как человеческое развитие изначально стремится к Самости, этот архетип актуализуется полностью только тогда, когда бессознательное полностью интегрируется в сознание. В образах старших арканов Таро нам встретится целый ряд архетипов трансформации, которые будут рассмотрены в главе 4.

Человеческое развитие движется с подачи символических образов, трансляторов бессознательного, превосходящих по выразительным качествам вербальные инструменты сознания: «не отдельный человек выражает себя, но архетип, говорящий через него» (Jung, 1963, с. 352). Юнг считал, что настоящая коммуникация становится возможной тогда, когда сознательное Эго признает существование своего бессознательного партнера. Через символический диалог с этим виртуальным партнером, представленным архетипом Самости, присутствующим пока лишь косвенно, in potentia — но впоследствии претерпевающим актуализацию в путешествии по структуре образов Таро — и достигается тот критический уровень самосознания, который знаменует начало самообразования и дает толчок процессу индивидуации.

Когда я взялась за свой проект в начале 1990х, юнгианская глубинная психология как метод анализа бессознательного пребывала даже не на задворках клинической и консультационной практики, среди множества прочих теоретических направлений — она была практически незнакома современному образовательному дискурсу. И лишь недавно ряд исследований первопроходцев в этой области (например, Neville, 2005; Main, 2008; Mayes, 2003, 2004, 2005, 2007; и в т.ч. последняя моя книга) были сосредоточены на неоспоримой важности аналитической психологии Юнга в области образования, в дополнение к ее терапевтической ценности, выходящей за границы между этими областями знания, сонаправленными на человеческое развитие и индивидуацию, тем самым размывая четкое разделение между педагогическими и клиническими аспектами. Роберт Романишин характеризует юнгианскую психологию как вид этической педагогики и демонстрирует юнгианский класс, смоделированный в рамках парадигмы «раненого исследователя» (Romanyshyn, 2007). Пресекая декартовские грезы о разуме, Романишин сплетает воедино феноменологию, герменевтику и юнгианскую психологию для анализа бессознательных динамических взаимоотношений между учителем и учеником как магистральный этический путь познания и существования. Романишин обращает внимание на то, что педагогу безусловно требуется принять на себя этическое обязательство нести ответственность за собственные бессознательные установки, формирующие сложные «символы», сокрытые в проводящем поле классной комнаты в качестве глубокой бессознательной связи, вырастающей в подлинные педагогические отношения.

[Алексей Минский]

Когда Лору Хаксли, вдову знаменитого писателя и почетного доктора в области социальной помощи, лауреата премии за Мир и Развитие от Всемирной Организации Здравоохранения в 1990г. спросили, считает ли она определенные психологические техники особенно надежными, или же успешность того или иного метода может варьироваться в применении к различным людям (Brown and Novick, 1993). Она ответила, что, несмотря на эффективность множества существующих техник в руках профессионала, наиболее важным фактором остаются взаимоотношения между ним и клиентом. С этой точки зрения, именно отношения, построенные с пятнадцатью участниками моего исследования, создали важную терапевтическую и педагогическую компоненту. Кому-то из них помогла уже первая сессия, как будет видно из их отзывов; другие, однако, оказались не готовы к переменам, которые могла повлечь терапия. Результат любой сессии зависит от множества факторов, в том числе и особых, индивидуальных форм работы. Я всегда придерживалась этой парадигмы вне времени (Paul, 1967): какой метод, кем примененный будет наиболее эффективным для этого конкретного человека с этой проблемой и при каких обстоятельствах. Для соблюдения профессиональных и этических норм, в подходе к герменевтике Таро все эти условия передаются с предельной ясностью и точностью.

Я соглашусь с Романишиным в том, что нам нужно овладеть языком метафор — другими словами, стать бриколерами — в рамках своей практики; образование, понимаемое в этическом контексте, должно стать деятельностью, направленной на человеческое развитие, способствую человеческой индивидуации и пестуя личностей, способных принять универсальные условия человеческого существования во всей полноте, в процессе трансформируя как себя, так и сами эти условия.

Для претворения в жизнь намерения Романишина по культивации особой, пусть пока и нестабильной, метафорической восприимчивости, выводящей нас за грани буквального и линейного мышления, следует научиться считывать и интерпретировать метафорический изобразительный язык, на котором «говорят» образы, представляющие тот особый, имагинальный, слой реального, имевшего место и находящегося в потенциале человеческого опыта.

По наблюдениям Юнга, отношения, занимающие место в поле переноса между аналитиком и анализируемым могут «привести к парапсихологическим феноменам» (Bolen, 1979, с. 33) даже без И-Цзин и Таро. Экзистенциальный психолог Ролло Мэй утверждал, что «терапевт отсекает для себя существенную часть реальности, если не остается открыт к другим способам коммуникации, помимо рационального мышления» (May, 1991, с. 163). Фрейд отмечал, что отношения, возникающие на определенном этапе психоанализа близки к телепатической связи; интуиция же Юнга при анализе сновидений в его аналитической практике «была на границе аномалии» (Bolen, 1979, с. 13).

Популярный таролог Мери Грэр ссылается на Юнга[1], в одном из своих писем говорящего следующее: «Да, мне известно о Таро. Насколько я знаю, это колода карт, бывшая в ходу у испанских цыган…», — и воспринимающего карты Таро как наследие архетипов трансформации: «Следует отметить, что для Юнга символическим процессом является переживание благодаря образам и переживание самих образов. Его протекание отражено в энантиодромических структурах, таких, как текст И-Цзин <…> начало здесь <…> связано с попаданием в безвыходную ситуацию, тупик и конечной целью является, в целом, озарение высшим сознанием, благодаря которому и преодолевается ситуация» (Jung, CW 9i, с. 82).

Термин энантиодромия (с греч. ἐνάντιος — противоположный и + δρόμος, бег) использовался Юнгом в отношении действия бессознательного, действующего против воли сознания, но в согласии с высшим, пусть недоступным пониманию, планом на базе которого выстроена вся бессознательная жизнь. При этом сохраняется обычное ситуации как «неразрешимой» и минимальный контроль над ситуацией.

В главе 8 будет показано множество, на первый взгляд, невозможных ситуаций, отображенных в раскладах, а затем, когда трансцендентная функция герменевтики Таро вступает в дело, находящих разрешение и позволяющих, как следствие, выйти из «тупика» привычного и ограниченного мышления, доминируемого эго. И так, через преодоление казавшейся безвыходной ситуации, возвращая силу людям, потерявшим ощущение важности и присутствия смысла в собственной жизни.

Юнг был уверен, что невероятные ситуации, порождаемые бессознательным — средство для преодоления собственной воли, низведенной до сознания-эго, и вверения себя надличностной силе бессознательного во благо собственных роста и развития. Юнгианская психология постулирует, что типичные ситуации нашей жизни — отражение архетипов как схем спонтанного поведения, буквально врезанных в нашу психическую конституцию.

Как изначальные образы, вложенные в старшие арканы Таро (гл. 4), архетипы могут причинять сильную психологическую боль. Эмоциональная ситуация, соответствующая конкретному созвездию архетипов может развертываться, и с ней ментальное давление может стать настолько сильным, что превысит способность его переносить: «Расхожие фразы отражают эту перемену на уровне психики: «Что за бес в него вселился?» или «Она одержима идеей», а также «С ума сходит от злости» (Bolen, 1979, с. 19). Символы Таро содержат то, что индивидуальное сознание не может полностью вместить на рациональном уровне, но так или иначе выражает на уровне эмоциональном.

Архетипы имеют два дополняющих друг друга полюса, один выражает «позитивную, светлую сторону, [а другой —] отчасти негативную <…> отчасти — хтоническую» (Jung, CW9i, с. 413). Это «естественный процесс [как] манифестация энергии, высвобождающейся при столкновении противоположностей» (Jung, CW 7, с. 121) выраженной в темном и светлом аспектах архетипа, включенных в образный ряд Таро (что напоминает Инь и Ян как взаимодействие противоположностей в Книге Перемен), который возрождает трансцендентную функцию символов, заложенных в герменевтике Таро.

Делая доступными восприятию многие незаментные, сокрытые и неосознаваемые знанчения, изображения выполняют функцию, которой Юнг дал имя амплификации. Значения, пусть и неочевидны, но тем не менее, структурированы и организованы, и расклад Таро (как, например, Кельтский Крест из главы 7) амплифицирует бессознательное содержание архетипичных образов через их представление в материальной форме картинок.

Из-за амплифицирующей и синтезирующей природы символов, значения, выраженные в множестве образов, скрывающихся в бессознательном, могут быть проявлены, интерпретированы, высказаны и, в потенциале, интегрированы в сознание. Эта природа символов отражается в динамике эволюционного подхода к знанию как функции нашего опыта обучения длинной в жизнь per se в процессе индивидуации и ресимволизации Самости. По Юнгу, «психологический факт <…> как живой феномен <…> всегда неразрывно связан с ходом жизненного процесса, являясь, таким образом, не чем-то развившимся, но развивающимся и творческим» (Jung, CW 6, с. 717) .

Изображения Таро полны интерпретируемых символов, отсылающих к архетипичным идеям; потому они являются предметом герменевтической интерпретации, которая задействует интуицию, инсайт и творческое мышление. Джим Гаррисон, философ образования, предлагает термин симпатическая информация в качестве определения тем ощущениям и предчувствиям, которые позволяют человеку понимать окружающих; он выражает сожаление по поводу того, что «наша культура не вывела развитых методов сбора [такой] информации <…> исследователи не проводят вдумчивых межличностных экспериментов, [и] теории о человеческих мыслях, чувствах и действиях продвинулись <…> удивительно недалеко» (Garrison, 1997, с. 35).

Ирония заключается в том, что именно эта тонко-симпатическая, интерсубъективная информация предельно «релевантна вопросам обучения» (Garrison, 1997, с. 36), как и вопросам консультирования, которые занимают центральное положение в настоящем контексте герменевтики Таро, включенной в динамику взаимоотношений. Профессиональный толкователь, будучи истинным бриколёром, может переводить изобразительный язык символов и знаков в слова, тем самым создавая объем симпатической, эмоциональной информации, вложенный в развертываемый им нарратив, адресованный субъекту конкретного толкования.

Много типичных жизненных ситуаций представлено в схемах, которые могут возникать и быть раскрыты с распределением картинок в том или ином раскладе, и человек способен учиться на собственном жизненном опыте, когда тот раскрывается перед его глазами в последовательности изображений. Соответственно, сокрытый смысл этого опыта становится доступен человеческому сознанию, и возможно открытие на практике глубинного, духовного и нуминозного, как назвал бы его Юнг, измерения опыта. Таким образом, Таро, в контексте архетипической динамики, несмотря на восприятие его как иррациональное и алогичное, помогает нам достигнуть предельной восприимчивости, превосходящей узость инструментального рационализма.

То, что психолог образования Жером Брюнэ назвал интуитивным чувством правоты, позволяет настоящему толкователю выразить неявные значения образов и символов Таро. Для Брюнэ интуиция «подразумевает процесс улавливания смысла или структуры проблемы без излишней опоры на собственный аналитический аппарат (Bruner, 1966, с. 61). Символический, интуитивный подход создает диалектические отношения между сознанием и бессознательным. В этом отношении образы Таро могут быть рассматриваемы как мост между личным бессознательным, через пространство архетипов коллективного бессознательного, и сознанием.

Подобно толкованиям снов в юнгианском анализе, герменевтика Таро как считывание и интерпретация образов-картинок, становится основным инструментом, способствующим человеку в процессе индивидуации. Цель толкователя здесь — сделать сокрытую в бессознательном информацию доступной; чтобы запустить процесс роста для субъекта толкования, который является равноправным участником в складывающихся терапевтических и образовательных отношениях. И, как и в любых отношениях, субъективный опыт человека здесь крайне важен. Человеческий фактор является условием возникновения того, что Юнг совместно с физиком и нобелевским лауреатом Вольфгангом Паули назвал синхронией (Jung and Pauli, 1955).

Синхрония определена ими как наделенное смыслом совпадение, при котором «неожиданное [мысленное] содержание, прямо или косвенно связанное с чем-то объективным внешним событием совмещаются в одном психическом состоянии (Koestler, 1972, сс. 96-97).

Способность разума быть направленным на нечто, иметь некоторое ментальное содержание, сама ее преднамеренность составляет предмет феноменологии. Согласно ее основателю Эдмунду Гуссерлю, точное описание любого феномена, каковым он предстает в рамках конкретного опыта и составляет основную задачу феноменологии. Феноменологический метод Гуссерля подкрепляет сам процесс толкования Таро, в течение которого ноэма (νόημα, греч. акт мышления) и ноэзис (νόησις, греч. мышление) связаны таким образом, что архетипические структуры, включенные в подсознание, становятся интуитивно присутствующими в сознании. Ноэзис в интуитивном плане — действие Нуса (Νοῦς), или Ума, представляющего высший уровень человеческого знания. В Православии нус человека описывается как «око душевных глубин» или «разум сердца». Ноэма же является конструкцией, сформированной опытом, выступающей для сознания как скрытые, до поры бессознательные, доязыковые смыслы, включенные в структуру этого опыта. Приближение к ноэматическому происходит через саморефлексию посредством символов.

Согласно Гуссерлю, ноэтическое и ноэматическое в идеале составляют две стороны одного и того же опыта, и бриколаж Таро как слияние феноменологии и герменевтики позволяет увидеть — в форме доступных восприятию материальных структур — то, что иначе оставалось бы вне поля осознаваемого опыта, лишь в мыслимом пространстве платоновых Идей, архетипов, к которым мы не имеем прямого доступа. Именно так, архетипы per se не могут быть познаваемы непосредственно, но могут быть транслированы, спущены «на бренную землю», так сказать — посредством образов и символов, содержащихся в изображениях Таро.

Понимание символического смысла, вмещенного в архетипические образы арканов и донесение их до сознания служит ресимволизации Самости в процессе, который оттесняет Эго с его привилегированной, эгоцентричной позиции и обогащает человеческое сознание иными способами познания, дополняющими строго рациональные функции. Для Юнга интуитивная, иррациональная функция и содержание интуиции «выступает как данность, в контрасте с деривативным или дедуктивным характером» (Noddings and Shore, 1984, p. 25), соотносящимся с двумя прочими выведенными Юнгом функциями мышления и чувствования. Чувствование, по Юнгу, рассматривается как рациональная функция, позволяющая оценивать и взвешивать наши суждения, в то время как интуиция бессознательна по своей сути. И тогда как «пестование интуиции как подспорья обучения и познания не входило в планы [Юнга]» (Noddings and Shore, 1984, с. 27), символизм Таро дает выход потоку бессознательного и служит инструментом для укрепления и культивирования интуитивной функции, которая является определяющей в процессе смыслообразования. Ноддингз и Шоур (Noddings and Shore, 1984) отмечают, что феноменология привнесла динамическое качество в понятие интуиции в контексте наполнения смыслом (т.е., смыслообразования), делая интуицию одной из важных познавательных функций.

Гуссерль относился к интуиции как к «источнику авторитета <…> для знания, выступающему<…> в изначальной форме<…> для того, чтобы являться приемлемым» (Husserl, 1962, с. 83 по Noddings and Shore, 1984, с. 31; курсив по оригиналу).

[Алексей Минский]

Использование феноменологического подхода подразумевает точное описание «данного феномена как он проявляет себя в рамках конкретного опыта — без [объяснения] его генезиса опираясь на предшествующие ему причинные факторы» (Casey, 1976, с. 9). Таковое отсечение прямой и непосредственной причинно-следственной связи отсылает к юнгианскому а-казуальному принципу синхронии, проявляющему себя через Таро. Именно синхрония определяет «унитарный аспект существования» (von Franz, 1992, с. 40; курсив по оригиналуitalics in original), который с трудом поддается рациональному объяснению, особенно с учетом того, что наше мышление отягощено необходимостью дедуктивного обоснования от предпосылок в заключению и линейной связью причины и следствия, превалирующей в классической механике. Однако, синхрония прежде всего обусловлена не с физическими, а с психическими условиям, находясь под влиянием бессознательной части разума. Архетипы представляют собой структуры, вмещающие психическую энергию, рассеянную в коллективном бессознательном и напоминают, в целом, «божественные искры» каббалистических сосудов. Юнг описывал синхронию не только в контексте совпадений ментального содержания, т.е. сна, видения или иного психического явления, но также и как предчувствие определенного события, «предвидение своего рода»

(Jung, CW 8, с. 931; курсив по оригиналу). Реальность этого неявного «самосущного ‘бессознательного’ знания» (Jung, CW 8, с. 931) о том, где нам следовало бы быть и где мы есть в процессе индивидуации проявляет себя эмпирически в архетипичных созвездиях образов Таро, как будет показано в главах 7 и 8.

Архетипический символизм образов, выливающийся в сумме внутренних подсознательных смыслов, пусть и пребывает вне сознательного мышления, тем не менее «расположен» внутри самого опыта. Это позволяет учиться на собственном опыте, архетипическая схема которого раскрывается перед глазами в том или ином варианте. Таро, таким образом, выполняет две функции, экзистенциальную и образовательную, последняя при этом сфокусирована на этическом и духовном слоях пережитого опыта, а первая — на построении идентичности — в рамках ресимволизации Самости — внутри самого опыта, которые символически выражается в комплексе изображений.

С точки зрения архетипической динамики и вопреки традиционному мнению о своей иррациональной и алогичной природе, Таро помогает достигать расширенной и углубленной степени восприятия, в итоге превосходящей узость рационального мышления.

Бриколаж Таро, находящийся на пересечении теории и практики, является процессом воспитания Самости: самовоспитания, объединяющего два процесса — обучение и консультация. Со времен Аристотеля взаимоотношения теории практики складывались противоречиво. Теория восходит к греческому феориа (θεωρία), которая есть не что иное, как философское осмысление высших истин, и по сути своей она оторвана от практического и политического контекстов, а также отделена от социальной жизни; они лежат в области праксис (πρᾶξις), буквально применения знаний на деле, в том числе в конкретных действиях, взаимоотношениях и прочем опыте, по определению наделенном этическим измерением. Углубление этого разрыва в наше время привело к складыванию теории познания, подразумевающей невключенного наблюдателя (spectator theory of knowledge) и жестким границам между гуманитарными и прочими дисциплинами. Отстраненное античное любование «спектаклем» (ср. spectator — англ. зритель, наблюдатель), как ни иронично, явилось предком современного научного метода. Научное, интеллектуально утвержденное знание (или эпистема познания) отмежевалось от противопоставляемых его искусства и творчества (греч. τέχνη, технэ).

Изображения Таро являются продуктом художественного творчества, технэ, и воплотились в жизнь благодаря человеческому таланту, вдохновленному потоком творческого воображения художника, создавшего ту или иную колоду. Технэ часто переводят как мастерство, умение, ремесло; продуктами технэ являются артефакты, в числе которых и изображения на картах Таро. В таком ключе, воспринимаемое как технэ, Таро становится мощным, пусть и нетрадиционным, образовательным подспорьем в контексте целостного постформального образования и психологической помощи. Но в качестве праксиса Таро имеет не меньшую важность. В греческой мифологии Πρᾶξις является одним из эпитетов Афродиты, богини любви и центрального персонажа в истории Эроса и Психеи. В мифе рассказывается о том, как через активное обучение на новоприобретенном опыте (даром которого ее наделяет Афродита Праксис), а не через теоретическое осмысление концептов, уже содержавшихся в сознании Психея, персонификация человеческой души становится способна воссоединиться с сыном Афродиты, божественным Эросом.

Для Платона высочайшая форма философского мышления достижима лишь для обладающего темпераментом влюбленного, влюбленного в мудрость и позволяющего себе быть захваченным эротическим пылом, и в в ответ самому поймать этот пыл в процессе воссоздания истинных идей. В платоновом Пире жрица Диотима учит Сократа тому, что Эрос или Любовь «располагается» промеж жажды и удовлетворения; дух или дэймон, который, что стоит отметить, может содержать две противоположности вместе, в рамках единого целого, призывая к пересмотру того, что аналитическое мышление естественным образом воспринимает дуалистически, как бинарные непримиримые противоположности. Юнг использовал латинский термин coincidentia oppositorum для обозначения близкого к мистическому соприкосновения противоположностей, таких как дух и материя, которое имеет место в синхроническом опыте.

Термин же φιλόσοφος буквально переводится как «любитель мудрости», обуреваемый страстью к глубинному познанию, Γνώσις (Гнозис, с греч. знание).

Гермес, посланник богов, был тем, кто наконец призвал Психею на Олимп, где она смогла воссоединиться со своим возлюбленным, божественным Эросом, получив божественный дар бессмертия в этом союзе. Движимая Эросом (Любовью) Психея (Душа) смогла преодолеть все испытания, сотворенные Афродитой Праксис. И так, через любовь и сострадания к страждущему человеческому духу, овладевший Таро способен прочувствовать, понять и выразить ускользающие смыслы, закодированные в символике изображений, превращая каждое толкование в драгоценный воспитательный опыт. Искусство использования Таро коренится в знании символического языка как средства связи между двумя противоположностями, сознанием и бессознательным. Юнгианская психология постулирует, что все продукты и формы выражения бессознательного символичны, а потому несут и выражают те или иные послания. Эти символические послания могут быть восприняты толкователем в форме информации, скрытой в коллективном бессознательном, поскольку человеческая личность и окружающие ее обстоятельства в каждый отдельный момент отражают актуализованный архетип или связку таковых.

Юнг настаивал на том, что через интеграцию бессознательного человек способен, в опытах, архетипичных по своей природе, обрести ощущение целостности не только в рамках индивидуального опыта, но и, в духовном смысле, до и после такового, благодаря своей бессмертной душе. Чем лучше воспринимается реальность архетипов, тем сильнее становится вовлеченность в нее и осознание бесконечности и безвременности архетипов в их развитии.

Обучение происходит через взаимосвязи изображений Таро, вмещающих в себя реальные события, мысли и чувства, заложенные в проблемной ситуации (весь процесс, подробно описанный в главе 8, называется озвучиванием проблемы), и с этим приходит лучшее понимание ситуации, она раскрывается, проясняется и доносится до сознания посредством герменевтики Таро.

Интерпретация символов не только обогащает ход сеанса информацией, но и придает этой информации смысл. Многие переживания осмысляются по мере того, как разрозненные фрагменты собираются в бриколаж изображений, в своей целостности служащий инструментом самообразования. Опыт толкования Таро в образовательном и терапевтическом ключе позволяет вникнуть в динамику архетипов, тем самым налаживая связи между человеком и его потенциальной Самостью. Актуализованная Самость, пусть и полностью индивидуирована, строго противоположна «индивидуализму». Даже наоборот, «самость» подразумевает в себе «другого». Как архетип целостности, она по сути своей интерсубъективна и трансперсональна, она включает в себя опыт, приобретаемый человеческой душой при прохождении «школы жизни», полный разнообразных ситуаций, отношений с окружающими и всей пестроты эмпирического контекста.

Таким образом, самообразование по Юнгу должно пониматься как формирующий и развивающий, обучающий, а также индивидуирующий процесс, направленный на достижение «более масштабной личности» (Jung, CW 7, с. 136), т.е., в конечном итоге, ресимволизованной и интегрированной Самости.

Касательно темы самообразования, Юнг говорил следующее: «На данный момент людей обучают ровно до момента, когда они смогут зарабатывать и вступать в брак: затем образование прекращается, будто бы выполнив свои цели <…> Бесчисленные неудачные браки, разочарования в своей профессии — последствие нехватки образования в зрелом возрасте» (Jung, 1954, с. 47).

Юнг со всей уверенностью заявлял, что «обучение учителя <…> в итоге пойдет во благо учеников» (Jung, 1954, с. 47). Таковое самообразование, однако, не должно определяться границами профессионального роста, как то принято сейчас, но «должно привести человека к осознанию себя самого» (Jung, 1954, p. 46).

Взрослые тоже обучаемы; однако, образование для них не должно превратиться в «поучение». В анализе снов, постоянство значений которых выражено в архетипичных образах, Юнг усматривал « в всышей степени образовательный процесс» (Jung, 1954, с. 94). Именно осознание существующих динамических взаимодействий архетипов открывает поле для непрямого, постформального образовательного процесса во взрослой жизни в качестве «процесса, берущего начало в независимой деятельности бессознательного»

(Jung, 1954, с. 49); и здесь герменевтика Таро предстает лишь как один из вариантов постформальной педагогической практики.

Обучение на собственном жизненном опыте, выраженном в символике изображений, ведет не только к развитию человека и, следовательно, его индивидуации, а также делает возможным его воссоединение с изначальной псюхе в ее символическим источнике, Anima Mundi, Душе Мира. Ведь все идеи архетипичны по своей природе и уже являются частью коллективного бессознательного.

Юнг отметил, что подобная концептуализация может быть сочтена верной для религиозных идей; если же принимать в расчет парадигмы науки, философии и этики, то и им она не чужда. В нынешней своей форме они являются вариантами архетипичных идей, порожденными через применение этих идей и последующую адаптацию их к реальности. Ведь, в конечном счете, фунция сознания — не только распознавать и осваивать окружающий мир при помощи чувств, но и транслировать в наблюдаемую реальность тот мир, который находится внутри нас (Jung, CW 8, с. 342). Такова и главнейшая задача герменевтики Таро: перенести в видимую реальность сокрытый и невидимый глазу внутренний мир. Герменевтика Таро, через трансляцию, или воплощение архетипичных идей в виде материальных изображений, выносит невидимое на свет, делает его выразительным, пусть и безмолвным. «Говорить» символы могут лишь при помощи творческого воображения, в процессе конструкции определенного нарратива, что будет продемонстрировано в главе 8. Связь между внутренней и внешней реальностями, таким образом, обретает смысл; не потому, однако, что из определенных причин возникают определенные следствия, согласно принципам механической каузальности.

В третьей главе мы обратимся к герметической традиции, раскрывающей существование отношений связи, зависимости, аналогии и соответствия, перекликающихся с принципом синхроничности Юнга, позволяющем выявить взаимосвязи индивидуальной психики и коллективного бессознательного. Как истинный Бриколер, Гермес — посланник богов — пересекает границы и форсирует рубежи, пребывая где-то между, в Воображаемом (Imaginal) мире.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. см. http://marygreer.wordpress.com/2008/03/ ... g-and-taro