Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Чт янв 14, 2021 5:58 pm

Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Дар за дар, отозвался Камал, риск за риск: обычай для всех один!
Дж.Р.Киплинг, «Баллада о Востоке и Западе».


Вопрос о жертвоприношениях является ещё одним увлекательным вызовом для современного язычества. И ещё одним свидетельством того, что без обращения к древней традиции, без анализа и примерки на себя миропонимания наших предшественников язычество остаётся лишь интеллектуальной игрой. Ведь с точки зрения человека эпохи «рационализма» и товарно-денежных отношений, сам факт отдачи чего-то в жертву божеству (как и проведение ритуалов в целом, сезонных или окказиональных) воспринимается либо как постановочное действо из соображений «общепринятого этикета» при контакте с сакральным, либо как сделка в стиле «я — тебе, ты — мне». В первом случае возникают мысли об условности и необязательности обряда, во втором — что те, к кому мы обращаемся, от нас в чём-то зависят: мы ж им платим, практически нанимаем!
Наверное, любой человек, серьёзно следующий какой-либо языческой традиции, согласится, что такой подход — грубейшее упрощение. Однако в вопросе, какой же смысл вкладывается в жертвенную обрядность сегодня и какой вкладывался некогда, нет единства. Возможно, потому, что таких смыслов существенно больше одно одного, и в разных культурах, более того, в различных обстоятельствах в одной культуре, делался акцент на разные их комбинации. Как писал Марсель Мосс в заключительной части своей работы «Очерк о природе и функции жертвоприношения»:

Это единство [системы жертвоприношений] проистекает не из того, что все возможные виды жертвоприношений…произошли от одной первичной и простой формы. Такого жертвоприношения не существует… Всякое жертвоприношение осуществляется в определённых обстоятельствах и с расчетом на достижение достижения конкретных целей.
И далее:
Но если жертвоприношение настолько сложно, в чём может состоять его единство? Всё дело в том, что в основе, при всём многообразии форм, в которое жертвоприношение облекается, это всегда одна и та же процедура, которую можно применить для достижения самых различных целей. Эта процедура состоит в установлении связи между сакральным и профанным миром посредством жертвы, то есть предмета, уничтожаемого в ходе церемонии .
(с)

Или, если взять определение «по учебнику» ,, под жертвоприношением понимают один из наиболее древних религиозных обрядов, преследующий целью установление или укрепление связи личности или общины с духами, обожествлёнными предметами и богами путём принесения им даров, которые для жертвователей обладают реальной или символической ценностью. При таком подходе нивелируется проводимое некоторыми современными язычниками различие между жертвоприношением и подношением-даром богам, по каким бы критериям не проводилось разграничение (общественный и частный ритуал, приношение пищи или предметов), всё в итоге сводится к нашему желанию обратиться, нечто отдавая — и быть услышанными.
Логично было бы для понимания сути жертвоприношения как такового проследить его происхождение, начиная с самой ранней стадии. Однако именно в вопросе происхождения данной практики взгляды исследователей расходятся. К примеру, М.Мосс (и не только он), как видно из цитаты выше, вообще сомневался в существовании единой, предшествовавшей прочим формы. Истоком идеи с очень большой вероятностью могли быть погребальные дары предкам, передаваемые с умершим, ритуальное кормление предков (австралийский этнограф Б. Спенсер) — или даже само ритуальное убийство членов племени, достигших определённого возраста (см. работы Н.Велецкой об обычае убийства стариков на ранних стадиях развития общества). Английский этнограф Э. Тайлор считал первичным задабривание и умилостивление духов. Есть версия о происхождении всех видов жертвоприношений из идеи совместной трапезы тотемического культа, на которой запретное в обычное время существо съедалось общиной — во имя поддержания кровного союза и единства с тотемом-предком (Робертсон-Смит, Фрэзер). Этологи же вспоминают о подходящих ритуализированных, «умилостивительных» действиях, практике бескорыстного дележа пищи высших приматов, выводя тем самым идею жертвоприношения даже не из социальной, из предсоциальной и биологической природы человека в глубочайшей древности (см. например: Г.П. Удалова, «Предпосылки возникновения жертвоприношения как формы социального поведения» ). Известно что уже неандертальские погребения мустьерской эпохи с инвентарём (средний палеолит, 300 — 30 тыс. лет назад) можно рассматривать как погребальные подношения сородичам с целью обеспечить их необходимыми предметами и пищей в другой жизни (таковы захоронения Ла-Шапель-о-Сен, Ла Ферраси во Франции, где рядом со скелетами найдены кремневые орудия и остатки красной охры). Палеоантропологи относят первые жертвоприношения высшим существам к верхнему палеолиту (50—10 тыс. лет назад), о чем свидетельствуют особым образом оформленные «хранилища» костей и черепов пещерных медведей в Альпах (Драхенлох, Петерсхеле, Виллендорф, Монтеспан ).
Разумеется, здесь вопрос об изначальном происхождении жертвоприношений решать не предполагается, задачей заметок является лишь определить хотя бы основные надёжно зафиксированные смыслы, вкладывавшиеся в проведение ритуала у германцев и в эпоху викингов. Для этого стоит начать с перечисления таких возможных смыслов вообще, благо антропологи, историки, этнографы давно и на основании обширных исследований описали возможные виды жертвоприношения как обобщенной процедуры, разделив их по поставленным задачам. В целом выделяют:
— жертвы дара и обмена: умилостивительная; жертвы-кормление; долю божества или умерших; жертвы, пробуждающие внимание богов; искупительные; благодарственные; жертвы, совершаемая как акт благочестия, дар как установление связи с высшей силой;
— жертвы, воспроизводящие миф, космогонию, сотворение мира (например, при ритуалах смены времён года);
— безадресные и не связанные непосредственно с мифом жертвы-посланники, жертвы-сопроводители или транспорт в иной мир; сюда же относят жертвы типа строительной (речь о распространённом по всей Европе обычае замуровывать человека или животное в основание строящегося сооружения).
Что касается третьей группы жертвоприношений, то жертва-посланник или спутник не является самоцелью, но лишь способом осуществления задач первой группы (почтить умершего, помочь предкам или попросить у них помощи, отвести беду от рода и т.д.), а строительная жертва по мнению Д. К. Зеленина , например, изначально была предназначена для умилостивления духа деревьев, самовольно задействованных человеком, т.е. восходит к жертве-выкупу. Поэтому рассматриваться будут далее группы первая и вторая.
В любом из перечисленных случаев жертва-дар переходит из мира людей в мир предков, духов или божеств, что нередко сопровождается её ритуальным уничтожением. Переход этот возможен потому, что обряд наделяет её (по умолчанию или особыми усилиями людей) сакральными свойствами. В случае, когда в процессе пользуются передаваемым и люди (например, съедают жертвенное животное) некие свойства состояния «освященности», близости к Иному миру могут и переходить и на них.
Итак, что мы знаем о жертвоприношениях древних германцев, а главное, можем ли судить об их предназначении?

Жертвоприношения у германцев.
Как и всегда при обращении к истории германского и скандинавского язычества, наша возможность оценки прошлого ограничена: мы берёмся судить о мировоззрении людей по свидетельствам археологии, допускающим толкования, и письменным источникам, созданным внешними по отношению к происходившему наблюдателями — античными авторами или потомками исландцев-язычников, чьи записи относятся к XII—XIV вв. Тем не менее, записи в сочетании с результатами раскопок и, возможно, свидетельствами лингвистики (ибо язык отражает особенности мышления людей — и определяет их) дают в целом непротиворечивую картину.
О. Клиндт-Йенсен упоминает о находках сосудов с костями животных, относящихся к доримскому железному веку (V—I вв. до н.э.) в датских болотах, рассматривая их как угощение для богов. Как вотивные подношения археолог трактует вырезанные из мягких пород дерева (и потому не пригодные для работы) плуги-арды, а также старые изношенные их рабочие аналоги, опущенные в болота, что неизбежно наводит на мысли о культе плодородия. Найдены и свидетельства бытования человеческих жертвоприношений. Таков, в частности, знаменитый «человек из Толлунда» (Дания, IV-III вв. до н.э.), что, судя по останкам, принадлежал к кругу власть имущих, был ритуально задушен (на основании исследования его последней трапезы, состоявших из смеси зёрен, диких и окультуренных злаковых, выдвигается предположение о принесении его в жертву божествам плодородия в конце зимы-начале весны). К этому же периоду относится и деревянный идол из Поссендорфа (Тюрингия, ныне утрачен), датируемый примерно II в. до н.э., высотой ок. 90 см. с поднятой рукой. Для нашей темы находка интересна тем, что рядом был найден бронзовый котёл и семь керамических сосудов, а несколько дальше лежал скелет мужчины, возможно, принесённого в жертву божеству.
Так же к этому времени относятся первые свидетельства обычая отдавать богам трофеи (или их часть) после победы. Как пишет Павел Орозий в своей «Истории против язычников» о кимврах (события происходят в 105г.до н.э., сама же «История» создана в 417г. н.э.):

Враги, захватив оба лагеря и огромную добычу, в ходе какого-то неизвестного и невиданного священнодействия уничтожили всё, чем овладели: одежды были порваны и выброшены, золото и серебро сброшено в реку, воинские панцири изрублены, конские фалеры искорежены, сами кони низвергнуты в пучину вод, а люди повешены на деревьях – в результате ни победитель не насладился ничем из захваченного, ни побежденный не увидел никакого милосердия .
(с)

Речь идёт об одной из первых неудачных попыток экспансии кимвров , тевтонов и амбронов на территорию Империи в 120—101 гг. до н.э., что тогда ещё было явлением эпизодическим. О связанных с войной человеческих жертвоприношениях у кимвров[1] так же рассказывает отрывок из «Географии» Страбона, датируемый приблизительно началом нашей эры, т.е. более близкий к описываемым событиям (кн.VII,II,3):

Рассказывают о следующем обычае кимвров: их жен, следовавших с ними в поход, сопровождали жрицы-предсказательницы, седовласые, в белых одеждах, в полотняных, застегнутых [фибулами ], мантиях, в медных поясах и босые. Они выходили навстречу пленным с обнаженными мечами, надевали на них венки и вели их к медному кратеру вместимостью в 20 амфор. Там была лестница; по ней всходила [одна из них] и, распростершись над котлом, перерезала горло каждому из них, подняв его на воздух. По натекавшей в кратер крови они совершали какое-то гадание .
(с)

В описаниях легко узнаются два постоянных мотива германского и скандинавского язычества: в первом — смерть военнопленных через повешение (на основании позднейших материалов связываемая с культом Водана), во втором — особое отношение к жертвенной крови.
Период более тесных контактов, военных и мирных, германских племён с Римом получил название римского железного века (I—IV вв. н.э.). В это время, в века войн и наёмничества, возрастает и значение в жизни племён божеств войны. Соответственно, увеличивается число свидетельств о дарах высшим силам в виде оружия. Таковы находки в болотах Дании (в Нюдаме, Торсбьёрге, Крагехуле и Вимозе) и в Шлезвинг-Гольштейне. Причем находки эти содержат огромное количество римского материала, и могли быть как вооружением легионеров вспомогательных римских войск, так и трофейным или контрабандным оружием . Как пишет М.Тодд : «В одном лишь Нюдаме было обнаружено около 100 мечей и более 500 наконечников копий, в том числе и много римских. Этого хватило бы, чтобы вооружить большую дружину, и, судя по всему, значительная часть этого оружия оказалась в болоте одновременно, а не скапливалась там на протяжении многих лет». В то же время торфянники Торсбьерга были местом проведения многочисленных обрядов в течении длительного времени. В случае с Эртебелле, было установлено, что вооружение топили в болоте дважды на протяжении достаточно короткого срока. Крупнейшие из таких вотивных кладов относятся к позднеримской эпохе.
По понятным причинам основные письменные источники античности также относятся к периоду усиления контактов варварских племён с Империей и, в целом, подтверждают общую картину адресного дара Силам, в том числе и военного. При этом стоит учитывать, конечно, что, «просвещённых» авторов привлекало в варварской жизни либо всё необычное и вызывающее эмоциональный отклик, либо то, что можно было использовать в целях назидания соотечественникам.
Вновь мы сталкиваемся, как и в доримском железном веке, с обычаем посвящать плоды победы божеству, победу даровавшему, в данном случае Водану (для римлян — Меркурию) и Тивазу (соответственно, Марсу). Корнелий Тацит в своих «Анналах» (кн.13,гл.57) пишет:

В то же лето (58 г. н. э.) произошло большое сражение гермундуров с хаттами из-за богатой солью пограничной реки, которую каждое из этих племен стремилось силою отвести [на свою территорию]. Кроме склонности решать все споры оружием, тут действовала и другая причина — верование, что подобные места ближе всего к небу и что боги ниоткуда так хорошо не внемлют молитвам смертных, как именно отсюда. Поэтому по милости богов в этой реке и в этих лесах родится соль не так, как у других народов, в результате испарения морской воды, а из сочетания враждебных стихий, огня и воды; ибо для добывания соли здесь льют воду на горящие деревья. Война была удачна для гермундуров, но для хаттов она оказалась тем более пагубной, что [обе стороны] на случай победы посвятили вражеское войско Марсу и Меркурию, а в силу этого обета [победители гермундуры] должны были истребить воинов и лошадей и вообще все живое [в племени хаттов] .
(c)

В тех же «Анналах» (кн.1,гл. 61) Тацит рассказывает о картине, представшей перед Германиком на месте разгрома римлян в Тевтобургском лесу (9 г. н. э, т.е. события несколько более ранние по сравнению с предыдущей записью), где мы видим вновь жертвоприношения пленных на алтарях и через повешение (а также встречаем упоминание германских священных рощ):

Тут же валялись обломки оружия и скелеты лошадей, а к стволам деревьев были прикреплены человеческие черепа. В соседних рощах (lucis) находились алтари варваров, на которых они заклали трибунов и центурионов первого ранга. Участники битвы, пережившие её, убежавшие во время самого сражения или из плена, рассказывали, где пали легаты, где были похищены орлы, где Вар получил первую рану, где он нашел смерть от злополучного удара своей собственной руки; с какого возвышения Арминий держал речь к своему народу, сколько было устроено виселиц и вырыто могил для пленных, и как он высокомерно издевался над римскими знаками отличия и орлами.
(c)

Священный характер битвы для германцев, требующий посвящать божеству победу и её плоды угадывается и в скупом замечании Тацита в его работе «О происхождении германцев и местоположении Германии» (написанной примерно в 98 г.н.э.).

Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся: в битву они приносят взятые из рощ священные изображения и значки.
(с)

Из приведённого отрывка следует и священный характер германского правосудия, о чём вспоминают значительно реже. В том же тексте Тацит упоминает, что именно жрецы поддерживают порядок на народных собраниях-тингах, и что осуждённых на таком собрании за не связанное с трусостью преступление, вроде перехода на сторону врага, казнят повешением, трусов же и «обесчестивших своё тело» — утоплением в болоте. Всё это наводит на мысль о том, что приговаривать могли к принесению в жертву, отдавая виновного богам: храбрых — Водану, остальных — силам земли.
Разумеется, далеко не все интересы германцев были связаны с войной. О жертвоприношениях в мирное время говорит другая известная цитата из того же источника:

Из богов германцы больше всего почитают Меркурия [Водана], которому в известные дни разрешается приносить также и человеческие жертвы. Геркулеса [Тунраса] и Марса [Тиваза] они умилостивляют назначенными для этого животными. Часть свевов приносит жертвы также Изиде.
(с)
В установленный день представители всех связанных с ними [семионами] по крови народностей сходятся в лес, почитаемый ими священным, поскольку в нем их предкам были даны прорицания и он издревле внушает им благочестивый трепет, и, начав с заклания человеческой жертвы, от имени всего племени торжественно отправляют жуткие таинства своего варварского обряда.
(с)

При этом продолжение текста — рассказ о благоговении перед священной рощей, куда можно входить лишь в оковах, перекликается с темой божества, чью власть человек признаёт полностью, посвящая ему свою жизнь («благоговение перед этою рощей проявляется у них и по-другому: никто не входит в нее иначе, как в оковах, чем подчеркивается его приниженность и бессилие перед всемогуществом божества»). Эхо древности мы потом услышим и в посвящении человека богу, и в имени валькирии Херфьётур (Путы войска) и магии боевых оков Одина в «Речах Высокого»...

И, наконец, о культе Нерты, богини, несомненно, связанной с землёй и плодородием, супруге, сестре или праобразу Ньёрда, Тацит пишет:

…они все вместе поклоняются матери-земле Нерте, считая, что она вмешивается в дела человеческие и навещает их племена. Есть на острове среди Океана священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться её разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает её, влекомую впряженными в повозку коровами. Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно поверить, само божество очищаются омовением в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тотчас поглощает то же самое озеро.
(с)

Некоторые предварительные выводы о характере жертвоприношений у германских племён.
Хотя, безусловно, имеющийся материал фрагментарен, можно заключить, что основным видом жертвоприношений у германцев начала эры было жертвоприношение-дар божеству. Дарами являлись пища, принесённые в жертву животные, вотивные предметы (в т.ч. изготовленные специально), оружие и иные ценные вещи. Даром божеству могла быть и человеческая жизнь, в ограниченном масштабе для божеств мирного характера или в мирное время, и с посвящением всех или значительной части противников божеству войны — в сражении. Кроме того, божеству могли посвятить определённую территорию (рощу, остров и т.д.), объявляя её священной, и хозяевами на ней были уже не люди. Причиной обращения к богам могла стать просьба о плодородии, победе или благополучии, попытка умилостивить божество, дар-благодарность за уже оказанное содействие, а так же сезонное событие (таковы описанные Тацитом собрания семионов или процессии Нерты). В источниках нет информации о даре-выкупе или искуплении, однако свидетельства языка, что будут рассмотрены далее, намекают на его существование. Свою долю получали умершие в виде погребального инвентаря.
При этом явно прослеживается зависимость между возрастанием роли войны и божеств войны в жизни германцев и возрастанием роли и числа человеческих жертвоприношений (и, разумеется, связанных с войной даров вроде оружия или части добычи), что легко объяснимо как сакральным характером самой битвы (где все участники уже посвящены божеству и находятся на освященной его вниманием территории), так и наличием «излишних» для родового общества пленных. Можно сказать, что в некотором роде именно Римская Империя сделала Одина первым в Асгарде: ведь в эпоху битв руководить должен Правящий Победой. При этом, помимо священного сражения знали германцы и столь же священное время мира, мира устанавливаемого в посвященный божеству период.
Известные способы принесения в жертву — удушение или повешение, заклание на алтаре, утопление в озере или в болоте. Предметы топили в воде, клали в могилы, нередко при этом они предварительно ломались. Угадывается особая роль крови в обрядах (трудно сказать, как специального, особо ценного символа жизни или как «технического» средства прорицания).
Свидетельств того, что в мире германцев значительное место занимали ритуалы, воспроизводящие некие события мифа (Первотворение, сезонную борьбу божеств и т.д.) нет, хотя регулярно повторяющиеся обряды таковыми быть, разумеется, могли. Мы не знаем, кому предназначался кимврский котёл крови (и были ли кимвры германцами, не знаем тоже), но одним из основных признаков воспроизведения мифа о Первожертве и сотворении из тела Первочеловека видимого мира считается расчленение тела жертвы замещающей, для той эпохи не характерное. Разумеется, все свидетельства являются взглядом извне, оставляют покрытыми мраком целые пласты религиозной жизни германских племён, и доказать таким образом отсутствие чего-либо нельзя. Но и подтвердить наличие пока нечем.

Жертвоприношения в эпоху викингов.
Время переселения народов связано с утратой большинством племён, вошедших в орбиту политики Империи, древней веры, и лишь северная и, не на долго, северо-западная часть их оказались вне сферы христианизации. Однако именно этому времени, чьи события причудливо отразились в германском героическом эпосе, а так же последующей эпохе викингов мы обязаны тем, что у нас есть не только безмолвные свидетельства археологии или внешних, не вовлеченных в чужую культуру наблюдателей, но и слова самих язычников, пусть даже подвергшиеся возможным искажениям при устной передаче или при записи.
Самым известным, разумеется, является рассказ о жертвоприношении Одина в «Речах Высокого». Тот, в котором внешняя, фактическая сторона повторяет воданическое/одиническое жертвоприношение, известное из других источников (повешение и пронзание копьём). Тот, чьи внутренние смыслы до конца не разгаданы: это и инициация прохождением через смерть, и обретение шаманской мудрости, и единение в жертвенном ритуале жертвы, дарителя и самого божества, отмеченное ещё М.Моссом в религиозной обрядности [2], и, если рассматривать историю с точки зрения психологии (или иных религиозных традиций), отказ от самости…

Veit ek, at ek hekk
vindgameiði á
nætr allar níu,
geiri undaðr
ok gefinn Óðni,
sjalfr sjalfum mér…
Знаю я, висел я // на ветродреве ночей всех девять, //копьём раненный// и дарованный (gefinn) Одину// сам самому мне (или, по смыслу, — дарованный Одину самим собой себе же ).[3]

На мирском уровне жертвоприношение божества повторялось, как свидетельствуют источники, в деталях. Помимо подтверждающего изображения ритуала на Стур-Хаммарском камне (Готланд), о виселице и копье рассказывает «Сага о Гаутреке», где жертвоприношение было, несомненно, одиническим. Фактически оно было инспирированным самим Одином, что попросил своего воспитанника Старкада отправить (senda) к нему конунга Викара. Случается это после прорицаний о необходимости принести жертву ради благоприятного ветра в походе и бросания в войске жребия, что конунгу как раз и выпал. Один вручает Старкаду камышинку и учит, как действовать. Тогда, по словам саги, уговорились конунг и его окружение совершить «нечто, напоминающее жертвоприношение» (minning blótsins). При этом в оригинале присутствует игра смыслов, ведь minnisdrykkja — пир, где пьют в память умерших, minnishorn — рог-здравица в чью-то память (обычно — предков) и т.д. Старкад на низко-склонённой ветке сосны затягивает петлю из телячьих кишок (разумеется, не способную выдержать вес человека). Затем:

Он [конунг Викар] поднялся на колоду. Старкад надел ему на шею петлю, и сошёл с бревна. Затем Старкад уколол конунга стеблем и сказал: «Теперь я отдаю тебя Одину» (Nú gef ek þik Óðni). Старкад освободил сосновую ветвь. Камышовый стебель стал копьём и пронзил конунга насквозь. Колода упала у него из под ног, а телячьи кишки в петле сделались крепкими, ветвь же поднялась и подняла конунга вместе с порослью веточек, и там он и умер.
(с)

Снова мы встречаем глагол gefa — дарить, давать — при описании передачи жертвы божеству. Этот мотив жертвы-дара-посвящения регулярно повторяется в источниках и ещё не раз будет упомянут.
Указания на одинический характер обряда прослеживаются в знаменитом отрывке Адама Бременского из его «Деяний архиепископов Гамбургской церкви», созданных ок. 1072 г. Адам рассказывает о проводимом раз в девять лет жертвоприношении в Уппсальском храме в Швеции. И описывает повешенных в священной роще людей и животных: «каждого живого существа мужского пола жертвуется по девять, и кровь их должна умилостивить богов». Среди жертв Адам упоминает людей, лошадей и собак, а из того, что автор, ссылаясь на свидетеля-христианина, пишет о семидесяти двух жертвах за раз, следует, что было там восемь видов живых существ. При этом смысл и точные адресаты такого массового и регулярного действа всё же не вполне ясны: Адам называет центральным божеством Уппсалы Тора, рядом с изображением которого стояли идолы Фрейра и Одина. Говорится о человеческих жертвоприношения Тору и у Дудона (Dudon de Saint-Quentin, Dudo Sanquintinianus), автора трактата «О нравах и деяниях первых нормандских князей» (De moribus et actis primorum Normanniae ducum), созданного ок. 1015 г. Дудон пишет про расселение части северян на новые земли так:

Выполняя свои изгнания и выселения, они сначала совершали жертвоприношения в честь своего бога Тора. Ему жертвуют … человеческую кровь, считая ее наиболее действительной из всех жертвуемых вещей. Поэтому жрец по жребию назначает лиц для жертвы; они оглушаются одним ударом бычьим ярмом в голову; особым приемом у каждого, на которого пал жребий, выбивают мозг, сваливают на землю и, перевернув его, отыскивают сердечную железу, т. е. вену. Извлекши из него всю кровь, они согласно своему обычаю, смазывают ею свои головы и быстро развертывают паруса своих судов на ветру; считая, что таким путем они укротили ветер, они стремительно садятся на весла .
(с)

В принципе, здесь упоминание Тора может быть и ошибкой хрониста: «дарует ветер пловцам» перед боевым походом всё же чаще Один (см., например, «Песню о Хюндле», 3). Однако в «Саге о людях с Песчаного берега»,10 упоминается «круг, где людей присуждали в жертву богам. В этом круге стоит камень Тора, о который предназначенным в жертву разбивали головы» . Можно предположить при этом, что если Одину предназначались пленные воины и вожди, то Тору выбранные по жребию, возможно — осуждённые или рабы. По крайней мере именно так звучат строки из «Песни о Харбарде», 24: «Один имеет ярлов, что пали в битвах, а Тор имеет рабов». «Сага о крещении», 11 тоже намекает на предпочтительное принесение в жертву не самых важных для общины людей: «Язычники жертвуют худшими людьми и сталкивают их с утёсов или скал »(перевод Т.Ермолаева). Сталкивание со скалы в качестве способа жертвоприношения упоминается редко, однако о людях, которые «отправляются к Одину», бросаясь добровольно с утёса, именуемого Родовым, рассказывает и «Сага о Гаутреке», 1.
В любом случае одинические жертвоприношения пленных или выбранных по жребию свободных, как и посвящение-дарение противника на поле боя были лишь частью скандинавской культуры. Мирные люди, как и прежде, жили делами мира. О регулярных жертвоприношениях, важных для всего социума, в Норвегии и Швеции пишет Снорри «Саге об Инглингах»:

В начале зимы надо было приносить жертвы (blóta) богам за урожайный год, в середине зимы — за весеннее прорастание, а летом — за победу (sigurblót) .
(c)

Причём приносить жертву за урожай должен был согласно той же саге, сам конунг. Отказ же от поддержания связи с Силами был чреват бедами для общины и мог стать причиной смены «нерадивого» правителя. Согласно «Саге о Хервёр и Хейдрике»:

Конунг Инги ответил, что не бросит ту веру, которая является правильной. Тогда шведы закричали, забросали его камнями и прогнали с тинга.
Свейн, шурин конунга, остался на тинге. Он предложил шведам совершить жертвоприношение для них, если они дадут ему звание конунга. Все согласились на это; тогда Свейн был провозглашён конунгом над всей Швецией. Затем на тинг привели лошадь, которую порубили на куски и разделали для еды, а кровью окрасили жертвенное дерево. Тогда все шведы бросили христианство, и начали приносить жертвы, а конунга Инги они прогнали прочь, и он уехал в Западный Гаутланд. Свейн Язычник был конунгом над шведами три зимы .
(с, перевод Т.Ермолаева)

Аналогичные проблемы были у конунга-христианина Хакона Доброго, которому в итоге пришлось пойти на компромисс с подданными. В не меньшей степени конунг в древности отвечал и за эффективность своих действий. Если общинные жертвоприношения в нормальной ситуации подразумевали чаще принесение в дар животных, и, как мы ещё не раз увидим, жертвенный пир, то в случае кризиса требовалось нечто более ценное. Как свидетельствует «Сага об Инглингах» (в отрывке, помимо прочего, в очередной раз встречается указание на сакральный характер крови жертвы):

Домальди наследовал отцу своему Висбуру и правил страной. В его дни в Швеции были неурожаи и голод. Шведы совершали большие жертвоприношения в Уппсале. В первую осень они приносили в жертву быков. Но голод не уменьшился. На вторую осень они стали приносить человеческие жертвы. Но голод был все такой же, если не хуже. На третью осень много шведов собралось в Уппсалу, где должно было происходить жертвоприношение. Вожди их стали совещаться и порешили, что в неурожае виноват Домальди и что надо принести его в жертву (blóta) — напасть на него, убить и обагрить алтарь его кровью.
(с)

И в «Саге об Олаве Святом» Снорри пишет про обряд, чьи истоки явно связаны с ритуалами смены сезонов, а целью является благополучие общины:

Когда в Швеции было язычество, там по древнему обычаю совершали главное жертвоприношение в Уппсале в месяц гои [с середины февраля до середины марта]. Тогда приносили жертвы, чтобы был мир и чтобы конунг всегда одерживал победы, и туда стекался народ со всей Швеции. Тогда же там собирали тинг всех шведов. В то же время там была ярмарка, которая продолжалась неделю .
(c)

У исландцев общая схема годового цикла жертвоприношений прослеживается, как и на континенте, хотя, возможно, и в урезанном виде из-за особенностей местных природных и социальных условий. Известны пиры и жертвоприношения на Зимние Ночи (осенние пиры в октябре-ноябре), на Йоль, вероятно, какими-то ритуалами сопровождалась работа Альтинга (на Летнее Солнцестояние), поскольку в сагах территория тинга иногда называется освященной и на ней должен был соблюдаться мир. Вместо конунгов и их представителей общинные обряды в Исландии проводили годи — административные и религиозные предводителями округов, могли провести обряд и частные лица.
«Сага о людях с Килевого Мыса», датируемая примерно 1300 г. и посвященная событиям заселения Исландии (860—930 гг.) описывает капище, устроенное Торгримом Годи, великим жертвователем (blótmaður mikill). Описание это явно вторично по отношению к куда более известному рассказу о капище Торольва Бородача с Мостра из «Саги о людях с Песчаного Берега» (более ранней и относимой к 1250-60 гг., либо даже 1225—31 гг.), тем не менее, оно добавляет детали, интересные в контексте того, что мы знаем о прошлом германского язычества:

Он был великий язычник (blótmaður mikill). Он велел построить большое капище на своём поле. Оно было сотню футов в длину и шестьдесят в ширину. Все люди должны были платить туда капищный сбор. Более всего там почитали Тора. Снаружи оно было сделано круглым, словно шапка. Всё оно было занавешено и с окнами. Посредине там стоял Тор и с двух сторон — остальные боги. Прямо перед ними стоял алтарь, сделанный очень искусно и покрытый сверху железом. На нём должен был гореть огонь, который никогда не гас. Они называли его священным пламенем (vígðan eld). На этом алтаре должно было лежать большое кольцо, сделанное из серебра. Его должен был надевать на руку жрец на все собрания. Там все люди должны были давать клятвы по всем делам. На этом алтаре должна была также стоять большая чаша из меди. Туда нужно было собирать всю кровь, что получалась от скота, которого посвящали (var gefið — что был дарован) Тору, или людей. Они называли это жертвенной кровью (hlaut) или кубком с жертвенной кровью (hlautbolla). Этой кровью нужно было брызгать на людей или скот; тот скот, что приносился в жертву, использовался в пищу, когда наступал жертвенный пир (blótveislur). Людей же, которых приносили в жертву, бросали в болото, что было снаружи у дверей. Они называли его Жертвенным Болотом (Blótkeldu) .
(с, перевод Т.Ермолаева)

Возможно, дополнения к более раннему тексту были не просто авторским произволом, о пламени на жертвеннике говорится в «Песне о Хюндле»,10 («Алтарь для меня из камня сложил он, и камень в стекло переплавлен теперь»), уже много раз упоминалась германская практика погружения жертвы в болото или озеро.
Тема жертвенного пира, на котором съедали принесённое в дар богам животное, пира, разделённого с богами, где ели уже освященную снедь, тем самым становясь ближе к миру сакрального, постоянно встречается в скандинавских источниках. Помимо уже приводившейся «Саги о Хервёр и Хейдрике», об этом говорится в «Саге о гутах», посвящённой истории острова Готланд. Сага эта записана достаточно поздно и датируется 1350г., так что стоит учитывать, что зачастую чем дальше хронист отстоит от событий, тем описания их становятся красочнее и кровавее:

До этого времени и еще много позднее люди верили в рощи и курганы, в священные места и священные столбы и в языческих богов. Они приносили в жертву своих сыновей и дочерей, и скот вместе с едой и питьем. Они делали это из страха. Вся страна приносила за себя высшее кровавое жертвоприношение людьми. И каждый тридьунг [округ – треть острова Готланд] также приносил за себя человеческие жертвы. Но меньшие тинги приносили меньшие жертвы: скотом, едой и питьем. Они называли себя «кипятящими товарищами», ибо они сообща варили [жертвы].
(с)

В «Саге об Эгиле» (записанной между 1220 и 1240 гг.) несколько раз упоминаются осенние жертвенные пиры, и ясно указано, что питье поминальных рогов одновременно было и священным приношением, в рассматриваемом эпизоде — дисам-предкам:

Там должно было быть жертвоприношение дисам и шел пир горой….Им принесли браги. Все много раз пили, поминая умерших, и каждый раз нужно было осушать рог до дна.… Эгиль принял рог и сказал вису:
Ты сказал мне, воин:
«Браги нету в доме»,
Что ж тогда вы дисам
В жертву приносили (blétuð )?!
(c)

Столь же часты в сагах об исландцах упоминания пиров на Йоль, однако самые важные подробности йольской обрядности вошли в сагу о древних временах — «Сагу о конунге Хейдреке Мудром»:

Конунг Хейдрек приносил жертвы Фрейру. Кабана, что оказывался самым большим, он должен был отдавать (gefa) Фрейру. Они считали его столь священным, что на его щетине должны были клясться во всех крупных делах, и этого кабана (sónargöltr ) они должны были приносить как искупительную жертву (sónarblót ). Вечером на йоль жертвенного кабана должны были приводить в палату к конунгу. Там люди клали руки ему на щетину и приносили клятвы.
(c, перевод Т.Ермолаева)

Sónarblót — название специального жертвоприношения, при котором приносили в жертву кабана. Первая часть слова, són происходит от протогерманского *swōnō (или *sōnō ), связанного с понятиями примирения, возмещения, жертвы, расплаты или искупления (соответственно, sónargöltr — вепрь выкупа, примирения). Родственно это слово современному немецкому sühne, «искупление, возмездие, кара, отмщение, покаяние». Если кто-то думает, что это слишком «по-христиански», и при отсутствии идеи первородного греха язычникам «искупать» нечего, то стоит вспомнить, что одной из основ саморегулирования родового общества было понятие возмещения, виры и гельда как средства восстановления общественного равновесия, мира и согласия. Подтверждением тому может служить вновь этимология: слово *swōnō в свою очередь возводят к протоиндоевропейскому корню *swā-n- со значениями «целостный, целый, здоровый, активный, энергичный». Именно этому корню родственно и латинское sānus — «здоровый» (а следовательно, и все современные от него производные) . Очевидно, что болезнь, неудача, бедствие воспринимаются как нарушение целостности и согласия человека или социума с миром земным или миром богов и предков, неким следствием отступления от правильного, должного порядка. Задолго до христианства греки и индуисты приносили очистительные жертвы после убийства, нарушения норм ритуальной чистоты или при болезни, и иудейское понятие «козла отпущения» целиком языческое по сути. Такому дару присущ и смысл защиты: люди страшатся потерять имеющееся, будь то жизнь, здоровье или процветание, особенно на фоне чужой беды. Тут уж скорее мы по праву можем говорить о пусть переосмысленном, но, несомненно, заимствованном использовании молодой религией глубинной потребности человеческой психики в восстановления гармонии . И какой же момент года лучше подходит для очищения, примирения, избавления от накопившихся долгов и восстановления единства мира, чем момент возрождения Солнца?..
Помимо жертвоприношений ежегодных и обязательных существовали и обряды окказиональные. Примером таких жертв по случаю, проводимых с конкретной целью, может быть упоминание в «Саге об Эгиле» :

После этого они [Эгиль и Атли] приготовились к поединку…. Привели большого старого быка. Его называли жертвенным животным. Тот, кто победит, должен был зарезать его. Иногда бывал всего один жертвенный бык, иногда же каждый из тех, кто выходил на поединок, приводил по быку.
(с)

«Прядь о Брандкросси» не только рассказывает про целевое жертвоприношение, но и позволяет лишний раз проследить связь с пиром, посвященным божеству:

А когда Одд собрался в дорогу, он велел заколоть и сварить быка. И в первый день переезда, когда Одд был готов отправиться в путь, приказывает он поставить столы вдоль сидений, и всё это мясо было положено на столы.
Подошёл тогда Одд, сказав так:
— Здесь заботливо накрыт стол, как для наших самых дорогих друзей. Весь этот пир я посвящаю Фрейру, чтобы он судил тому, кто приходит на моё место, с такой же печалью покинуть Двор Одда, как я теперь ухожу.
(с)

В оригинале сказано ещё более однозначно: þessa veislu gef eg alla Frey — этот пир я дарую весь Фрейру, пир и добрая слава за него является подарком божеству, что разделяет праздник с людьми.
Об аналогичном даре быка Торкелем своему другу (буквально fulltrúi — тому, кому полностью верю/доверяю) Фрейру с просьбой помочь отомстить рассказывает и «Сага о Глуме Убийце».
Этническая принадлежность «русов», встреченных в Волжской Булгарии посланником аббасидского халифа Ахмедом Ибн-Фадланом около 921-22 гг. является вопросом спорным. Однако рисуемая в его «Записке» картина подношения даров идолам с просьбой о хорошей торговле, как и приношение животных с устраиваемым позже пиром (жертвователь «раздаёт часть мяса») в благодарность за уже полученную удачу в делах ничуть не противоречит остальным известным источникам.
Ещё одним вариантом дара богам и духам были ценные вещи. «Сага об Олаве сыне Трюггви» говорит о пожертвованном святилищу ярлом Хаконом позолоченом кольце (присвоенном Олавом в его миссионерском рвении и ставшем толчком в цепочке событий, конунга-крестителя и погубившим). «Сага о Фарерцах», 23 расказывает о даре ярла Хакона своей покровительнице Торгред невесте Хёгни ради удачи Сигмунда, к которому ярл благоволил:

И вот они идут в лес, сперва по проезжей дороге, а затем по боковой тропке, и попадают на поляну, а там стоит дом, обнесенный тыном. Дом этот был очень красив, с резьбой, украшенной золотом и серебром. Внутрь заходят они, Хакон и Сигмунд, и с ними еще несколько людей. Там стояло множество идолов. В капище было много окон, так что ничто не отбрасывало тень. У торцовой стены стояла женщина в богатом убранстве. Ярл распростерся перед ней ниц и долго лежал. Наконец он встает и говорит, что они должны принести ей жертву (fórn ) и положить серебро перед ней на сиденье .
(с)

Описания в сагах храмов древней веры так же рассказывают о значительных ценностях, например, в виде украшений на изображениях богов (сюда же, вероятно, можно отнести и фантастические описания бьярмских капищ с драгоценными ожерельями на статуях и горами серебра вокруг: по крайней мере, у рассказчика существовало однозначное представление о связи божеств и накопленных в их храмах богатствах). С этой же категорией, наверное, сближаются богатые погребальные дары, с которыми сопровождали в мир иной значительных людей, и, совсем уж краем, можно вспомнить многочисленные закопанные клады, которыми, по представлениям эпохи, человек мог воспользоваться после смерти (см. «Сагу об Инглингах», 8).
Интересно, что оружие в период, когда железо само по себе перестало быть столь редким и ценным, особым и типичным даром уже, видимо не служило. Хорошая качественная сталь, правда, продолжала оставаться весьма дорогой, но в сагах рассказы о мечах связаны в первую очередь с их историей (вроде добывания клинка из кургана после битвы с мертвецом-драугом или получения в дар от могущественного человека). Так же, видимо, прекратилась практика посвящения божеству всей захваченной добычи: родовое общество и его уклад разрушались, богатство, оставаясь ещё мерилом Удачи и власти, десакрализировалось и становилось всё больше товаром для купцов. Однако всё во многом ещё зависело от личного восприятия, в «Саге о Хрравнкеле Годи Фрейра» рассказывается, что «Храфнкель особенно чтил Фрейра и уделял (gaf) ему половину от всего, что было у него самого ценного» .
С последним упоминанием связана ещё одна интересная форма жертвоприношения, имеющая, вероятно, свои аналоги у германцев (см. описание посвященных божествам священных мест и священных коней в «О происхождении германцев и местоположении Германии», 10) — посвящение человека или животного тому или иному богу без лишения их жизни. Торольв Бородач с Мостра согласно «Саге о людях с Песчаного берега» посвящает чтимому им Тору сына: «У Торольва и Унн был сын по имени Стейн. Этого мальчика Торольв подарил (gaf) своему другу Тору и нарек Торстейном…». Трудно сказать, был ли для автора саги рассказ о смерти Торстейна, который утонул в молодости, связан с этим посвящением. Аналогично действует Эйрик Победоносный, посвящая свою жизнь Одину с отсрочкой на десять лет в «Пряди о Стюрбьёрне Шведском Воителе»:

Тою же самой ночью пошёл Эйрик в капище Одина и отдал себя ему за свою победу (gafst honum til sigrs sér), и попросил на десять зим отсрочить свою смерть, многим он уже пожертвовал, потому что положение казалось ему безнадёжным. Чуть позже увидел он высокого мужа в ниспадающем капюшоне, тот отдал в руки ему камышинку и велел бросить над войском Стюрбьёрна, и должен он был сказать так: «Один владеет вами всеми»( Óðinn á yðr alla). И когда он совершил бросок, увиделось ему в воздухе метательное копьё, и пролетело оно над людьми Стюрбьёрна, и тотчас поразила слепота Стюрбьёрново войско, и затем его самого. И потом случилось такое великое диво, что с горы сорвался обвал и ударил сверху по войску Стюрбьёрна, и убил всех его людей.
(с)

Снова глагол gefa, снова владение (присвоение) божеством людей и посвящение Одину противника в битве…Согласно Снорри и одиннадцатой главе его «Саги о Харальде Серая Шкура» Эйрик Победоносный, супруг Сигид Гордой действительно окончил жизнь через десять лет: «Эйрик умер от болезни в Уппсале десять лет спустя после смерти Стюрбьёрна» .

Посвящали богам и животных, так уже упоминавшийся Хравнкель даровал (gaf) своего любимого коня Фрейру (как сказано в саге — пополам, т.е. оставил из людей только за собой право ездить на нём). И вновь посвящаемое в конце концов уходит из нашего мира: коня сталкивает с обрыва враг Хравнкеля (в этой сцене исследователи видят отголоски упоминавшегося уже ритуала жертвоприношения путём сталкивания со скалы). Так же о коне, посвященном Фрейру упоминается в поздней «Саге об Олаве Святом» из «Книги Плоского острова» (1387–1394 гг.). В «Саге о людях с Болот»,21 рассказывается том, как Торгильс некогда посвятил Тору теленка, что вырос в старого быка ко времени, когда хозяин его сменил веру и от жертвоприношений отказался. Во сне Тор приходит к Торгильсу с требованием возместить (gjalda) то, что ему было обещано. Дело было во время поездки, и Торгильс выкинул утром быка за борт, невзирая на возмущение жены подобной расточительностью.
Вероятно, к этой же категории можно отнести посвящение божествам земельных участков, которые становились одновременно и священными участками (vé;) для проведения обряда людьми, и отходили во владение божества, становясь частью уже иного мира. Такова в Исландии Святая/Священная Гора или Хельгафель (Helgafell) из «Саги о людях с Песчаного берега», священная земля в Междуречье, посвященная Фрейру в «Саге о Глуме Убийце». Асбьёрн Клещи («Книга о занятии земли», V,гл.89) посвятил (или освятил, поскольку употреблён глагол helga) землю Тору и назвал её Лесом Тора. При этом немаловажно, что согласно многим источникам в таких священных местах люди не имели права распоряжаться чьей-либо жизнью: на Хельгафель было запрещено убивать людей или животных, на земле Фрейра было запрещено жить объявленным вне закона, скальд Эрп Поклоняющийся совершил убийство в святилище и был приговорён к смерти за святотатство (выкупив, впрочем, голову поэмой о псе конунга). Ещё к интересным моментам, которым сейчас уделяется мало внимание, относится описанное в «Саге о людях с Песчаного берега» требование соблюдения ритуальной чистоты на Хельгафель, далеко не такое жесткое как в индуизме, но имеющее с ним общий смысл. Всего-то и требовалось, что не гадить на священном поле, да чтобы «ни один человек не смел глядеть на неё [гору] немытым». Так же в «Саге о людях из Озёрной долины»,26 упомянуты красные одежды, названные жертвенными (blótklæði) (по сюжету они были найдены в обыскиваемом доме), словарь же трактует термин как «одежды, носимые при жертвоприношении», хотя, возможно, для этого подходили просто небудничные, дорогие и красивые вещи.
И, наконец, ещё одна форма дара богам , весьма интересная с точки зрения запросов современности, описана в «Саге об Эйрике Рыжем»,8. Торхалль Охотник, единственный последователь древней веры в экспедиции в Винланд, посвящает своему покровителю Тору стихи во время голода, и на берег вблизи кораблей выбрасывает кита (впрочем, благонамеренные христиане, узнав, чей перед ними подарок, есть мясо отказываются). Сам Торхалль говорит: «Это я получил за стихи, которые сочинил о моем покровителе (fulltrúi, уже встречавшийся термин) Торе. Он всегда мне помогает» [4].

Некоторые обобщения о жертвоприношениях скандинавов эпохи викингов.
Итак, если рассматривать жертвоприношения эпохи викингов с точки зрения формы, то мы встречаем жертвоприношения животных и человека, приношение питьём (питьё в память, здравицы), жертвоприношение-пир (освящённую трапезу, разделяемую с божеством), приношение ценностей (в т.ч. в дар недавно или достаточно давно умершим), вознесение богам хвалы. Способами жертвоприношения живых существ были заклание на алтаре, повешение (с пронзанием копьём, всегда или только в части случаев), сталкивание со скалы, разбивание головы, возможно, опускание тела в водоём/болото, посвящение богам живого существа без его смерти, создание поэтического произведения в честь божества. При этом, как и в случае германцев, видимо, существует связь между значительной ролью войны и набегов в жизни общества и распространённостью человеческих жертвоприношений.
При кровавом жертвоприношении особая роль отводилась жертвенной крови. Как воплощение жизни и необходимое её условие, она была значимым даром. Как священной или освященной в процессе жертвоприношения близостью к богам субстанцией, ею освящали-окропляли людей и предметы (например, клятвенное кольцо). Кровь же, как следует из «Песни о Хюмире», 1 использовали как средство прорицания («прутья встряхивали, глядели на (жертвенную) кровь»), ею окрашивали руны (см. вису Эгиля Скаллагримссона или «Речи Высокого»). Да и сами слова blót (жертвоприношение) и blóta (приносить жертву, поклоняться) этимологически связаны с протогерманским *blōtą (жертвоприношение, поклонение) и, соответственно, глаголом *blōtaną (предлагать, приносить жертву) и протогерманским же *blōstrą (жертвоприношение). Слова же эти, как считается, имеют общую основу с существительным ƀlōmōn (цветение, расцвет), глаголом ƀlōanan (цвести, расцветать) — и существительным ƀlōđan (кровь) .
Целью жертвоприношений, о которых нам известно, служит, в основном, благое (как минимум, с точки зрения просящего) либо отношение высших сил, либо вмешательство их в дела людей. Это может быть просто укрепление связи с божествами и обеспечение их доброго отношения вроде здравиц в память дис и предков и ежегодных ритуальных пиров, общая благодарность богам, это могут быть обряды для укрепления мира и процветания общины, либо исправления ситуации, если мира и процветания нет. Это могут быть обряды очищения и отвода беды, выплаты богам виры за некое нарушение или просьба о восстановлении гармонии, о «негневном взгляде» Сил. Разумеется, просьбы могут быть и конкретными: даровать победу или урожай, наказать врага, дать попутный ветер, либо целью становится поблагодарить за уже полученное, выполнить данное ранее обещание. Существенно, что боги при этом оказываются со-участниками обряда не только как освящающие ритуал и адресаты просьб. Они разделяют с людьми священный пир, они принимают дары и одаривают в свой черёд. Ответ древних язычников на вопрос, а зачем богам, собственно, дары, в сохранившихся материалах дан хотя бы частично: Один собирает лучших из воинов на последнюю битву (злые языки во «Второй песне о Хельги убийце Хундинга» добавляют, что не-лучшие попадают в Валхаллу прислугой), умершие пользуются посланным им (или сбережённым лично) в иной жизни. Т.е. отправленное богам мыслилось как вполне материальная передача — воинов в дружину, вещи в пользование…
Одновременно в обрядности позднего скандинавского язычества обнаруживаются и следы космогонических и мифологических представлений. Обрядовым воспроизведением мифа о соперничестве Лета и Зимы в скандинавских реалиях теоретически могло бы быть стравливание коней, чьё изображенное на камне из Хеггеби (Уппланд, Швеция) датируется V или началом VI в. н.э, причём кони на камне украшены рогами или полумесяцами. Такая забава хорошо известна из саг об исландцах. Хильда Элис Дэвидсон полагала, что «…лошади, без сомнения были священными животными Фрейра и приносились ему в жертву» . А Фрейр, бог урожая и супруг «зимней» Герд (как и Ньёрд, супруг Скади) ближе многих к упомянутой мифологеме. Среди археологических находок имеются также ритуальные маски-личины, более поздние источники говорят нам о народных обычаях ряжения на Йоль (с чем связаны, вероятно были истории о буйных «йольских парнях» и страшной великанше-Гриле), т.е. можно говорить о наличии элементов ритуальной драмы в обрядности годового цикла.
Однако известный индоевропейский космогонический миф сотворения современного мира из тела принесённого или принесшего себя в жертву тела Первочеловека, видимо, нашёл отражение только в мифологии, в песнях «Эдды» — в виде истории Имира, из чьего тела Один с братьями создали известную людям вселенную. Никаких свидетельств воспроизведения его в реальной обрядности не сохранилось .
Разумеется, эпоха изменилась безвозвратно даже для самых упорных традиционалистов. Иным стало, хотя бы на уровне деклараций, отношение к человеческой жизни. Некоторые формы ритуалов ушли в историю, и вряд ли кто-то в здравом уме будет стремиться возрождать человеческие жертвоприношения (а стремящимся можно дать универсальный совет «начинать с себя»…ну, например, оценить перспективу быть повешенным ради лётной погоды в сезон отпусков или замурованным в бетон в качестве «строительной жертвы» при возведении нового офиса «Газпрома»). Зато практика посвящения Сигфёдру противника в бою, например, могла бы умеряться только абсолютной непредставимостью иных персонажей в Валхалле. В любом случае, легальных форм жертвоприношения вполне достаточно для того, что бы каждый сделал свой выбор. Часто вполне реально для общины принести в дар животное[5] , есть бескровная жертва-вещь, достойная одариваемых, есть жертвоприношение едой или питьём, есть возможность разделить праздник и священный пир с богами и предками. Наконец, посвящение богам поэтического или иного произведения всегда более чем уместно.
Однако это возвращает нас к первоначальному вопросу: не слишком ли по-детски мы ведём себя с Силами, приставая к ним со своими подношениями, особенно со вполне материальными (и ценимыми, возможно, исключительно среди людей)? Может, для установления связи достаточно какого-нибудь символического жеста, слов и обращений, следования некоему личному кодексу или выбранного образа жизни? Ведь и получить от Сил мы зачастую хотим отнюдь не что-то материальное: новое знание, способность понять нечто важное, некий новый эталон поведения, изменение жизни за счет изменения себя... Если символика разделённой с кем-то еды, обряда «хлеба и соли», кубка, переданного по кругу, и сегодня легко воспринимается на чувственном уровне, а устное прославление богов и вовсе укладывается в рамки привычного, то, например, с пожертвованными вещами понимание смысла действия в значительной степени утрачено.
Потому стоит уточнить: чем же был дар для наших предшественников?

Примечания (неполный список):
[1] Некоторой проблемой, правда, является весьма вероятная принадлежность кимвров к кельтской группе племён, что рисует приводимый далее отрывок Страбона в новом свете: котлы обладали особым символизмом как источник изобилия и магии в кельтских мифах. Однако взаимное влияние кельтов и германцев на континенте было, в любом случае, значительно
[2]М.Мосс, «Очерк о природе и функции жертвоприношения»: «Но иногда эта ассоциированность жертвы и жертвователя достигается непосредственно через физический контакт между жертвователем (иногда жрецом) и жертвой…Вследствие этого сближения жертва, уже представляющая богов, начинает представлять и жертвователя. Мало сказать, что она его представляет: она соединяется с ним. Жертвователь и жертва сливаются в одной личности. Отождествление доходит до такой степени, что (по крайней мере, в ведическом обряде) теперь будущая судьба жертвы, ее близкая смерть производят некое обратное действие на жертвователя».
[3]Здесь и далее за помощь в переводе эддических стихов автор искренне благодарит Т.Ермолаева, переводчика и создателя сайта «Северная Слава».
[4] Автор благодарит Сигвальда, годи общины Санкт-Петербурга, что напомнил о такой возможности.
[5]Гуманное, максимально уважительное отношения к животному при этом является даже не требованием современных взглядов, но следствием того, что даруемое богам становится священным по своей сути (прим. Сигвальда).

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Чт янв 14, 2021 5:59 pm

Роль и смысл дара.
Всё, что было сказано о жертве-даре как основной форме германского жертвоприношения, укладываются в концепцию do ut des (римская формула, означающая «даю, чтобы дал») или его полного аналога в религиозных текстах на санскрите dadame se, dehi me. Концепцию древнюю и всеобщую, и достаточно сложную, что бы не считать её лишь до-денежным аналогом купли-продажи. Для понимания принципа одаривания, общего для индоевропейских народов (и не только для них), следует обратиться к истории и понятию дара в языческих обществах с самых ранних времён.
С внешней точки зрения институт обмена дарами служит способом перераспределения материальных ценностей и укрепления социальных связей внутри общины или вне её, тем, что М.Мосс в своём труде «Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах» называл «системой совокупных тотальных поставок»[6] . Одновременно достойное наделение дарами или выдающийся обмен подарками являются и способом завоевать авторитет для дарящего, и обязанностью того, кто авторитетом наделён в силу занимаемого положения (вождя, предводителя). При этом дар мог служить одновременно и приглашением к диалогу (отвергнутый дар означает неприкрытую враждебность), и укреплением иерархических связей (дар в обмен за службу, дар как дань), вызовом в состязании щедрости между равными (одариваемый не может, не потеряв чести, не отдариться в ответ и до этого момента находится в зависимом положении), и, наоборот, признанием равенства: одариваемого сочли способным ответить тем же. Мог дар быть и составной частью иного социального обмена, таковы приданое и свадебный выкуп, а для германских народов — утренний дар мужа жене после первой ночи, таковы германские же, долго державшиеся в деревнях и на периферии, правила залога, когда любая сделка им сопровождается, даже если это вручаемая до выполнения договорённости безделушка… Примеров множество, но важно, что основой этой системы служит не только непосредственная рыночная, статусная или утилитарная ценность вещи, но и вера в присущую ей особую магическую силу, во власть чужого предмета (и её прежнего хозяина) над получившим, что и требовалось нейтрализовать, точнее, уравновесить равноценным даром (или завершением сделки, после чего залог возвращался). М.Мосс подробно рассматривает роль залога в древнем праве, в народных обычаях и бытовых сделках западноевропейских стран. И в более ранний период обмен дарами, согласно Тациту и поздним источникам сопровождал брак, рассматривавшийся как «покупка» жены. Можем мы вспомнить вспомнить и залог Одина, оставленный в источнике Мимира. И роковые сокровища с присущей им особой магической силой, мотив пронизывающий древние сказания, будь то «Беовульф» или песни «Эдды» («золото звонкое, клад огнекрасный погубит тебя» ), и роль золота как показателя Удачи правителя или воина, причём Удачи, которой надлежало делиться. Ещё Тацит писал о дарах межплеменных и в среде дружины в «О происхождении германцев и местоположении Германии», 14

…ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же жаждущей крови и победоносной фрамеи; что же касается пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья
(…)
У их общин существует обычай, чтобы каждый добровольно уделял вождям кое-что от своего скота и плодов земных, и это, принимаемое теми как дань уважения, служит также для удовлетворения их нужд. Особенно радуют их дары от соседних племен, присылаемые не только отдельными лицами, но и от имени всего племени, каковы отборные кони, великолепно отделанное оружие, фалеры и почетные ожерелья; а теперь мы научили их принимать и деньги.
(с)

Собственно роль государя в эпосе и состоит в наделении дружины богатствами в обмен на верную службу, и скальдические эпитеты «враг злата», «дробитель колец» и им подобные для вождей и знатных людей говорят всё о той же обязанности (именно обязанности!) быть щедрым, что бы стать достойным своего места. Как сказано в «Беовульфе», 19-26:

С детства наследник
добром и дарами
дружбу дружины
должен стяжать,
дабы, когда возмужает,
соратники
стали с ним о бок,
верные долгу,
если случится война, —
ибо мужу
должно достойным
делом в народе
славу снискать!

Как уже сказано, золото или легендарная вещь (например, меч из кургана) в сознании людей приобретает свою магическую власть и силу, и ценность предмета в таком качестве много выше, чем количество товара, на которое его обменяли бы по весу (вспомним вдохновенное описание оружия в том же «Беовульфе»). Однако вещь может быть и враждебна, особенно если получена неравным обменом или вручена с недобрыми намерениями. Не приносит счастья запястье, отнятое у мертвого викинга Соти Хёрду сыну Гримкеля и тем, кому оно потом отошло, проклятый Андвари клад дракона губит сперва родню Отра, затем Сигурда и Гьюкунгов, постоянный эпитет золота — красное — вызывает ассоциации с кровью…
Если брать отношение к системе даров в целом, то все сказанное о даре как основе общежития, мериле авторитета и воплощении социальных связей находит подтверждение в ранней истории германских народов. Тацит записывал в «О происхождении германцев и местоположении Германии», 21:

Не существует другого народа, который с такой же охотою затевал бы пирушки и был бы столь же гостеприимен. Отказать кому-нибудь в крове, на их взгляд, — нечестие, и каждый старается попотчевать гостя в меру своего достатка. А когда всем его припасам приходит конец, тот, кто только что был хозяином, указывает, где им окажут радушный приём, и вместе со своим гостем направляется к ближайшему дому, куда они и заходят без приглашения. Но это несущественно: их обоих принимают с одинаковою сердечностью. Подчиняясь законам гостеприимства, никто не делает различия между знакомым и незнакомым. Если кто, уходя, попросит приглянувшуюся ему вещь, её, по обычаю, тотчас же вручают ему. Впрочем, с такою же лёгкостью дозволяется попросить что-нибудь взамен отданного. Они радуются подаркам; не считая своим должником того, кого одарили, они и себя не считают обязанными за то, что ими получено.
(c)

При этом последняя фраза представляется результатом непонимания римлянином чужой культуры, где возмещение даров входило в подразумеваемую необходимость, о чем и говорится непосредственно перед этим. Зато слова о подарке перед уходом напоминают исландский обычай: хозяин на прощанье одаривал побывавших у него на пиру, при этом и дар, и сам пир, его пышность и щедрость были событиями достопамятными, их упоминали как показатель славы (той, что переживает людей) и авторитета.
Однако яснее всего о роли и смысле даре говорят, наверное, строфы «Речей Высокого»[7] :

39.Fannk-a ek mildan mann
eða svá matar góðan,
at væri-t þiggja þegit,
eða síns fear
svági [glöggvan],
at leið sé laun, ef þægi.
Не встречал я щедрого (милостивого) человека// или такого едой доброго (т.е. гостеприимного хозяина, радушного),// что не принял бы предложенное,// или своего богатства, // ни такого [скупого], чтобы ненавистно было бы вознаграждение, если принял.

Т.е., возможный смысл довольно запутанной строфы: не встречал я такого щедрого человека, что не принял бы то, что предлагают, и такого скупого, что не дал бы вознаграждения, если бы получил подарок.

42.Vin sínum
skal maðr vinr vera
ok gjalda gjöf við gjöf;
hlátr við hlátri
skyli hölðar taka
en lausung við lygi.
Другу своему//должен человек быть другом// и отплачивать дар за дар// смехом смех должны мужи встречать,// а обманом ложь.

Дар равному не должен быть слишком обязывающим, такой вывод делается в строфе 52 (феномен потлача как сверх-одаривания — вплоть до простого уничтожения накопленного и полной нищеты дающего — на суровом севере не прижился):

52.Mikit eitt
skal-a manni gefa;
opt kaupir sér í litlu lof,
með halfum hleif
ok með höllu keri
fékk ek mér félaga.
Много //не должно человеку дарить;// часто покупают себе за малое славу,// и с половиной хлеба// и полунаполненным (букв. наклоненным) сосудом// добывал я сотоварища (вариант — сотоварищей).

И, наконец, знаменитые слова о даре и ответе, непосредственно привязанные к жертвоприношению в строфе 145:

Betra er óbeðit
en sé ofblótit,
ey sér til gildis gjöf;
betra er ósent
en sé ofsóit.
Лучше не попрошенное,//чем пере-жертвованое, (т.е. слишком много пожертвованного)// всегда ждёт возмещения дар;//лучше не посланное,//чем пере-жертвованное (вариант — пере-траченное).

Помимо житейской крестьянской мудрости-бережливости здесь и старое правило не ставить в ложное положение того, кому дар дан, и не переходить к позиции вымогателя, коль скоро дар даёт верующему некоторое право на своего бога. Вопрос, как это часто бывает, в определении пределов разумного. Ведь с рассматриваемой точки зрения действовать «бескорыстно, от чистого сердца и не рассчитывая на ответ» при некоторых условиях может оказаться вовсе не благом, ни для одариеваемого, ни для дарителя. Собственно, даже сегодня мы живём в смешанной системе ценностей, когда в обыденной жизни примиряются оба подхода: мы признаём бескорыстие чем-то более высоким по сравнению с расчётом — но обычно не стремимся поощрять неблагодарность.

Отступление о бескорыстии.
Происхождение современного понятия «бескорыстного дара» божеству, видимо, связано с постепенным процессом отдаления богов от человека, когда установка на почитание высших существ оставалась, но люди стали терять возможность требовать взаимности от всё более абсолютизируемой силы. Ещё Э.Тайлор в своё время писал

Изучая религии малокультурных обществ, мы находим, что люди в них относятся к своим богам так же непосредственно и реалистически, как, например, к своим соседям, и там, где может быть открыта простая первобытная цель этих отношений, ее следует принимать за достаточное объяснение дела .
(с)

Оставив на совести автора слова про «малокультурность», к примеру, греческого полиса, нельзя не согласиться, что для наших предшественников боги были куда ближе, роднее и «материальнее», чем принято воспринимать их сегодня. Они обитали «где-то по соседству», нередко являлись во сне или даже лично, они считались предками хотя бы некоторых особо выдающихся родов, люди, в целом, были уверены, что понимают их мотивы и желания. Однако, с усложнением и централизацией общества, и, особенно, со стремлением свести всё в мире к единой причине, одному правителю и единой системе законов, божества великие стали казаться всё более далёкими, и всё более бессильными — малые. Соответственно, идея сколь-нибудь равного обмена дарами с тем, кто многократно превосходит человека могуществом и властью, и, вероятно, не нуждается в имеющемся у людей вообще, теряла приверженцев. Она замещалась идеей служения с надеждой не на непосредственный ответ, а на предполагаемое одобрение далёкого всевластного сюзерена, и ценность жертвы стала измеряться уже не столько её важностью с точки зрения людей, сколько затраченными усилиями и понесёнными потерями — показателем самоотверженности и преданности. Следствием стали и заместительные формы дара — не божеству, но его условным представителям — детям на праздник, нищим (в силу давней «профессиональности» попрошайничества, это давно не помощь людям как таковая), или религиозным организациям, благотворительным фондам (разумеется, в тех случаях, когда среди мотивов жертвователя имеется религиозный).
Логичным итогом стало провозглашение акта самопожертвования и самоотречения как высшей религиозной добродетели, причём эволюция такого рода не связана исключительно с монотеизмом, достаточно вспомнить священные индуистские тексты. Да и слова Сигмунда в «Саге о Волсунгах», 12 вполне соответствуют этому идеалу: «не позволю я себя лечить, не хочет Один, чтоб мы обнажали меч, раз сам он его разбил; бился я в битвах, пока ему было угодно» . И среди уже приведённых выше ссылок на источники без труда можно найти примеры подобного отношения.
Замещение такое не является плохим само по себе, хотя и породило такие крайние с точки зрения классического язычества явления как посты, самобичевания и иные формы подвижничества (если рассматривать всё перечисленное именно как деяние ради одобрения свыше, а не как технические приёмы вызова тех или иных психических состояний, в том числе и считающихся пригодными для установления всё той же связи с божественным). Однако и этот подход имеет элемент договора и взаимообразности: в самоотречении верующий всё же рассчитывает на вознаграждение своих усилий, будь то одобрение бога, прикосновение к его совершенству или даже слияние и уравнение с ним. Разница в том, что в предельном случае тут надо быть готовым не поделиться, но отдать всё: оговорка-предостережение «Речей Высокого» не работает.
Ещё одним следствием «отдаления» Иного мира и мнения, что на самом-то деле его обитателям ничего от нас не нужно кроме внимания и определённого поведения, стало явление противоположное: приношение даров символических и строго регламентированных, будь то свечки в христианстве или «ритуальные деньги», сжигаемые для умерших родственников в Китае.
М.Мосс отмечает ещё один аспект общения с божественным, относящийся в том числе и самой возможности не получить ответа на дар в рамках религиозной системы, а так же к тому, «кто первый начал»:

Одной из первых групп существ, с которыми людям пришлось вступать в договоры и которые по природе своей были призваны участвовать в договорах, оказались духи мертвых и боги. В самом деле, именно они являются подлинными собственниками вещей и благ мира. Именно с ними было необходимее всего обмениваться и опаснее всего не обмениваться. Но в то же время обмен с ними был наиболее легким и надежным. Точный смысл и цель жертвенного уничтожения — служить даром, который обязательно будет возмещен.
(с)

Т.е. речь о том, что люди неизбежно пользуются дарами богов самим фактом существования: созданные Силами, они живут в созданном Силами мире. Это проявляется тем сильнее, чем активнее люди увеличивают размер одолженного расширением своей деятельности, меняют своими трудами мир. Будь то распаханная новина, раньше бывшая лесом и принадлежавшая Сокрытому народу, или освоение управляемого термоядерного синтеза (когда он будет, наконец, толком освоен), ведь и присвоенное, и используемое — тоже одна из граней Сил, и грань познания…у которого свои покровители.

Вновь о даре.
Что касается прозвучавшего вопроса о нужности богам человеческих даров, то не стоит забывать, что во многих, если не всех индоевропейских системах мифологии люди — не единственная и отнюдь не первая раса в Мидгарде: до людей миром владели титаны, или дверги с альвами и турсами, или асуры, или волоты. Люди гармонично (будем надеяться) вошли в систему мироздания, став составной частью планов богов (как уже говорилось, Херьян собирает в чертогах павших и отправленных к нему, принимает гостей и Фрейя, и, вероятно, иные обитатели Асгарда), но смешно было бы говорить, что от нас Силы зависят. Дар им — предложение союза и договора, попытка установления связи (даже, можно сказать, небескорыстная попытка привязать их через магию вещи и взаимных обязательств), утверждение, закрепление или восстановление мира-добрососедства с Миром-местообиталищем сакрального, что должен сделать жизнь правильной и без-горестной. Разделение даров с богами и предками, так же, как пищи и питья делает людей и божества не-чужими и является залогом доброжелательности. Понятия же торговли и, тем более, найма, с которыми жертвоприношение подчас норовят спутать, относятся к иной, куда более поздней культурной среде, где сакральное, судя по историческому опыту, приживается не слишком хорошо.
Разумеется, принципом дара-связи со священным, дара-примирения, выкупа и обмена смысл жертвоприношений для предшественников не был ограничен (вспомним следование праздников годовому циклу хотя бы), и тем более не обязан быть ограничен для нас. И видеть в обряде воспроизведение Первожертвы и сотворения мира или иной мифодрамы, или рассматривать его как способ гармонизации жизни с природными ритмами, или вообще считать знаком проявления внимания и почтения — законное право современности. Выбор восприятия и обоснования своих действий продолжает оставаться делом строго индивидуальным. Стоит ли считать ритуал жертвоприношения лишь церемониальным пережитком, символической декларацией о намерениях, способом подтвердить делом готовность к потерям во имя чего-то высшего, или всё-таки способом предложить Силам общение в проверенной временем системе «дара и ответа» — выбирать каждому. Тем более, что в реальной жизни вполне может присутствовать одновременно и более одного мотива.
Однако пренебрегать тем, что служило веками основой общения с богами вряд ли стоит. Даже простая способность примерить на себя древнее отношение к дару, социальным связям и миру сакрального лишает нас части обусловленности свои временем, позволяя видеть ситуацию шире и быть гибче, чем дано в обязательном минимуме сегодняшних прописным истин. Тем более, что древнее восприятие, как уже говорилось, на самом-то деле отнюдь не умерло, лишь перейдя с уровня глобального обмена (упоминавшихся «тотальных поставок») на уровень межличностных отношений и локальных связей. Безусловно, есть люди идеально «вписавшиеся в рынок», видящие в вещи лишь её текущую рыночную стоимость и переставшие ощущать единство дара и долженствования, связь своего благополучия с благополучием соседа…но всё же не настолько хорошо конкурентная экономика программирует социум. Возможно, в этом как раз состоит неплохая возможность для человечества, ведь социальные отношения тоже развиваются по спирали. И остается лишь вновь процитировать М.Мосса и его «Опыт о даре»:

Значительная часть наших нравственных законов и самой нашей жизни по-прежнему погружена в ту же самую атмосферу, соединяющую в себе дар, долг и свободу. К счастью, не все еще оценивается исключительно в понятиях купли и продажи. Вещи обладают еще чувственной ценностью помимо продажной, если только вообще в них может существовать продажная ценность сама по себе. У нас есть не только мораль торговцев. Остаются еще люди и классы, сохраняющие прежние нравы, и мы подчиняемся им почти все, по крайней мере в определенные времена или в определенных случаях.
(с)

Примечания (частично):
[6]М.Мосс, «Опыт о даре»: «В экономических и правовых системах, предшествовавших нашим, не установлен обмен имущества, богатств и продуктов просто в форме рыночной торговли между индивидами. Сначала принимают на себя взаимные обязательства, обмениваются и договариваются не индивиды, а коллективы; участвующие в договоре являются юридическими лицами: это кланы, племена, семьи, которые встречаются и сталкиваются друг с другом группами либо непосредственно, либо через посредничество своих вождей, либо обоими способами одновременно. Более того, то, чем они обмениваются, состоит отнюдь не только из богатств, движимого и недвижимого имуществ, из вещей, полезных в экономическом отношении. Это прежде всего знаки внимания, пиры, обряды, военные услуги, женщины, дети, танцы, праздники, ярмарки, на которых рынок составляет лишь один из элементов, а циркуляция богатств — лишь одно из отношений гораздо более широкого и более постоянного договора. Наконец, эти поставки и ответные поставки осуществляются преимущественно в добровольной форме, подношениями, подарками, хотя, в сущности, они строго обязательны, уклонение от них грозит войной частного или общественного масштаба». Здесь и далее перевод с французского А.Б.Гофмана.
[7]М.Мосс о «Речах Высокого», «Опыт о даре»: «Нам представляется даже, что в этих строфах можно выявить более древнюю часть. Во всех строфах одна и та же любопытная и четкая структура. В каждой из них юридический центон образует центр: «чтобы принимаемое не было принято» (39), «те, кто обмениваются подарками... остаются друзьями» (41), «отвечать подарком на подарок» (42), «надо слить свою душу с его душой и обменяться подарками» (44), «скупой всегда боится подарков» (48), «подарок данный всегда ждет ответного подарка» (145) и т. д. Это настоящее собрание поговорок. Пословица или правило окружены развивающим их идею комментарием. Стало быть, мы здесь имеем дело не только с весьма древней правовой, но также и с древнейшей литературной формой».

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Чт янв 14, 2021 6:01 pm

Кого приносили в жертву?
Кого же приносили в жертву во время совершения блота? Про человеческие жертвоприношения мы поговорили уже достаточно, тем более что в наше время они уже, естественно, не актуальны (однако знание о них необходимо, для понимания глубинной сути и истории блотов). Теперь рассмотрим подробнее кого именно из животных приносили в жертву и постараемся разобраться почему.

Бык
Сначала поговорим про жертвоприношения богам или другим силам в принципе. Возвращаясь к списку терминов, связанных с блотом мы найдем один, относящийся к конкретному животному – blótnaut «жертвенный бык». Про быка мы уже слышали также и в «Песне о Хюндле». Из уст богини Фрейи, в той песне, звучит следующая фраза: «rauð hann í nýju nauta blóði», что означает следующее: «обагрял он [алтарь] свежей быка жертвенной кровью».
Naut (old norse бык) произошло от nautą (протогерм. выгода, прибыль, владение, рогатый скот). Такое неожиданное толкование уже заинтриговывает, однако это еще не все. Вот список однокоренных слов, не имеющих ничего общего с быком:
Nautn – польза, полученная из предмета
Nautr – соучастник, дающий (не в значении gefandi –дающий, дарящий; а в значении донор - тот, кто отдает)
Förunautar – компаньон, спутник
Современное немецкое genosse (нем. товарищ), ныне устаревшее английское geneat (англ. вассал) возводят к протогерманскому ganautaz состоящее из двух слов gaи nautaz – идущие за добычей, прибылью.
Более того, существует синоним быка, который обозначает собственно быка без всяких дополнений – tarfr, родственный русскому слову тур.
Таким образом, naut это, скорее всего, изначально иносказательный, возможно даже поэтический способ назвать быка – «существо, дающее огромное количество пользы». Это символ богатства и прибыли (во всех смыслах). В какой-то степени, это символ хорошей жизни. Именно этот символ подносят в жертву богам. Зная этимологию этого слова, мне кажется, ни у кого не должно возникнуть вопросов, почему же именно бык.
Следует также отметить, что культ быка – один из самых древних культов европейских народов, наравне с культом коня, о котором мы поговорим дальше. Однако культ быка не является характерным для скандинавского общества. Если вообще можно говорить о следе этого культа в ритуальном жертвоприношении быка, то только в качестве архаичного пережитка.
Конь
Как говорилось ранее, культ коня также является древним индоевропейским культом, однако больше всего развит он был у народов южных. Чем дальше на север, тем меньше прослеживается культ коня в народных верованиях. У германцев этот культ еще был достаточно распространен:
О происхождении германцев и местоположении Германии
… но лишь у германцев в обыкновении обращаться за
предсказаниями и знамениями также к коням. Принадлежа всему
племени, они выращиваются в тех же священных дубравах и рощах,
ослепительно белые и не понуждаемые к каким-либо работам земного
свойства; запряженных в священную колесницу, их сопровождают жрец
с царем или вождем племени и наблюдают за их ржаньем и фырканьем.
И никакому предзнаменованию нет большей веры, чем этому, и не
только у простого народа, но и между знатными и между жрецами,
которые считают себя служителями, а коней — посредниками богов.
[…]
Похороны у них лишены всякой пышности; единственное, что
они соблюдают, это — чтобы при сожжении тел знаменитых мужей
употреблялись определенные породы деревьев. В пламя костра они не
бросают ни одежды, ни благовоний; вместе с умершим предается огню
только его оружие, иногда также и его конь.
[…]

(с) Корнелий Тацит, Перевод А.С.Бобовича
Также известны полумифические братья-вожди с лошадиными именами Хенгист (Hengest) и Хорса (Horsa), которые вторглись и завоевали Англию в 5 веке. Тема божественных близнецов - прародителей рода, вождей в принципе близка индоевропейской мифологии и встречается, например, в римской истории. К слову, родословную Хенгиста и Хорса возводят, естественно к Одину.
Образ коня, особенно белого коня, восходит к образу царственного животного. По сути это самая дорогая жертва – заменитель человеческой. Если до германцев культ коня дошёл уже достаточно измененным, то для скандинавов он и вовсе является архаизмом. Сам по себе конь в скандинавской мифологии из божеств связан только с Одином, как вождем асов и с образом мирового древа. Восьминогий конь – Слейпнир, является ездовым животным Одина. Также название мирового древа Иггдрасиль означает «Конь Игга», то есть конь Одина. Про жертвоприношение коня мы знаем из «Саги о Хаконе Добром». Нам известно также, что мясо жертвенного коня употреблялось в пищу также, как мясо всех остальных жертвенных животных.
Еще один образ, предположительно жертвоприношения коня, есть в «Саге о Храфнкеле Годи Фрейра», где Сыновья Тьостара убивают Коня Фрейра, скидывая его со скалы. Но даже если эта сага описывает жертвоприношение, суть его явно утеряна и мотивация дана совершенно отличная от религиозной.
Можно еще рассказать про культ коня в скандинавской традиции, но это не тема данной статьи.
Вепрь
Если о культе коня и культе быка можно говорить, как о культах сильно видоизмененных и деградировавших, по сравнению и изначальными религиозными воззрениями индоевропейцев, то культ вепря дошел до германцев и скандинавов в своем изначальном виде и получил сильное развитие:
Индоевропейский язык и индоевропейцы
Основу с первоначальным значением «вепрь», «кабан» можно увязать с основой со значением «бросать», «извергать» (семя) : др.-инд. vapati«извергающий семя», vapra- «насыпь» (земляная) (cp. Pokorny 1959 : 1149). Такая этимология вероятна в свете древних представлений об этом животном как о производителе прежде всего, что и отражается в значительной степени в мифологической традиции (в частности, германской см. ниже)
[…]
В древнеисландском архаичное название «вепря» jöfurr используется только в значении «князь» (а также «бог»), чем символизируется особая роль этого животного в германской традиции. Более того, «вепрь» считался тотемным животным германцев, возводивших себя к божественной паре братьев Ibor и Agio, первый из которых увязывается с названием «вепря». Ввиду особой культовой значимости «вепрь» в германской традиции соответствующие слова в первичном значении табуируются, заменяясь другими словами, в частности словом, обозначающим и «домашнюю свинью» …
(с) Т.В. Гамкрелидзе, Вяч.Вс. Иванов
Ситуация с древнесеверным jöfurr, аналогична табуированию настоящего имени медведя (ber) в славянской культуре. С вепрем же все наоборот, славянские языки сохранили протоиндоевропейское слово hepr (отсюда протогерм. eburaz, лат. aper и, собственно, old norse jöfurr), а old norse заменил его на также знакомое нам слово svín. Слово же jöfurr используется исключительно в поэтическом обозначении вождя. В изобилии это слово присутствует в Háttatal Снорри. Также имя Jöfurr встречается в «Саге О Форньоте и его роде».
Однако вернемся к жертвоприношениям и к «Песне о Хюндле»:
Песнь о Хюндле (Hyndluljóð;)

В давние годы
родился однажды
могучий герой
из рода богов;
дочери ётунов —
девять их было —
родили его
у края земли.

Я много сказала,
но больше скажу, —
ты знать это должен;
будешь ли слушать?

Родила его Гьяльп,
родила его Грейн,
родила его Эйстла,
родила его Эйргьява,
родила его Ангейя,
Атла и Ульврун,
Имд и Ярнсакса
героя родили.

Взял силу земли он,
студеного моря
и силу кабаньей
жертвенной крови.
(ненормализованный текст)
Vardeinnborin
irdaga
rammaukin miok
raugna kindar;
niu bru þann
naddgaufgann mann
iotna meyiar
vid iardar þraum.

Mart segium þer
ok munum fleira,
vǫrumz at viti sua,
villtu enn leingra?

Hann Gialp vm bar,
hann Greip vm bar,
bar hann Eistla
ok Eyrgiafa,
hann bar Vlfrun
ok Angeyia,
Imdr ok Atla
ok Iarnsaxa.

Sa var aukinn
iardar megni,
sualkaulldum sæ
ok sonardreyra.
(с) Norse Ulver перевод А. И. Корсуна
Слово sonardreyra представляет огромный интерес с точки зрения его этимологии. По сути, оно обозначает «текущая кровь жертвенного кабана/вепря». Dreyri – архаичное название крови, этимологически возводят к drauzijô – «то, что падает», то есть течет. По сути, тут говорится про окропление, нанесение крови на что-то, о чем мы уже говорили. А вот этимологию слова sónr (не путать с sonr– сын) не все так просто. Словарь Зоега говорит следующее:

sonar-blót, n., etc., смотри ‘sónar-blót’ (sonar- возможно более точная форма = OE.(древне английский) sunor, стадо свиней).
sonar-blót, n., etc., see ‘sónar-blót’ (sonar- is probably the correct form = OE. sunor, herd of swine).

sónar-blót, n. специальное жертвоприношение (кабана); -dreyri, m. Жертвенная кровь; -göltr, m. жертвенный кабан.
sónar-blót, n. a special sacrifice (of a boar); -dreyri, m. sacrificial blood; -göltr, m. sacrificial boar.

Вторая версия происхождения слова són sonar- от протогерманского swōnō, имеющего четыре значения – примирение, расплата; соглашение; успокоение; подношение, жертвоприношение. От него же происходит современное немецкое sühne «расплата». Все эти данные получены на основе достаточно хорошего, но мало что объясняющего источника wiktionary (en.wiktionary.org) и у меня создалось впечатление, что предположение Зоега гораздо ближе к истинному значению sónar-blót. Во-первых, не было у германцев того, что им нужно было «искупать» а значит и не могло быть «искупительной жертвы» (это ближе к иудаизму). Во-вторых, для жертвы в качестве «оплаты» или «дара» богам речь пойдет чуть дальше.
Помимо самого термина нас интересует кто же именно получил силу моря, земли и крови? Нетрудно догадаться, что «могучий герой из рода богов» это никто иной как Хеймдалль. Силу моря Хеймдалль берет от девяти сестер-великанш-волн; силу земли от места, где он родился «vid iardar þraum», то есть на берегу. Вполне возможно, что в данном случае жертвенная кровь, смешанная с морской водой и землей является неким древним ритуалом или следом как-то культа; может быть это связь жертвоприношения и колдовства (как, например, окрашивание рун кровью). К сожалению, досконально нам это не известно. Стеблин-Каменский пишет в комментариях к песни следующее:

«Взял силу… жертвенной крови — был защищен от злых сил посредством земли, соли и свиной крови (применяемых и теперь в народной медицине)»

А вот еще одно упоминание принесения в жертву вепря, уже в Круге Земном:

Сага об Инглингах (Ynglinga saga)
Он принес в жертву кабана, чтобы узнать, куда девался воробей, и получил ответ, что воробей убит в Вёрви.
Gekk hann þá til sonarblóts til fréttar og fékk þau svör að spör hans var drepinn á Vörva
(с) Norse Ulver перевод М. И. Стеблин-Каменского.
Однозначно можно сказать, что жертвоприношение кабана является наиболее характерным жертвоприношением животного в северной традиции. С одной стороны, кабан связан с войной, именно кабана поедают павшие герои в Вальгалле (четкий символизм: мясо вепря – пища героев и богов). Именно кабаньи головы были изображены на германских шлемах. С другой стороны, кабан прочно связан с Фрейром и культом плодородия в принципе, мужской силой и мощью. А значит такая жертва является универсальной во всех смыслах.

Баран и прочий мелкий скот
Помимо ключевых, имеющих особое значение животных, окруженных культом и глубокой мифологической мыслью, в северной традиции приносили в жертву и просто «мелкий скот» обозначенный словом smali. Один из примеров такого жертвоприношения можно прочитать в «Саге о Хаконе Добром»: þar var ok drepinn allskonar smali ok svá hross (для пира закалывали всякого рода скот, а также лошадей). Главная идея, которую нужно уяснить, это то, что козы и овцы, с точки зрения жертвоприношений, считались «всякого рода» (allskonar) скотом, то есть никакой особой идеи, кроме самой идеи жертвоприношения, закалывание такого скота не несло.
Как приносили в жертву?
Частично этот вопрос уже был рассмотрен выше. Можно лишь резюмировать сказанное.
Самое главное в блоте - это пускание жертвенной крови и использование ее для освящения чего-либо. В вопросе как именно умерщвляли жертву, нам может помочь слово fórn (исл. жертва), а точнее слово fórn (old norse подарок, подношение). Опустим объяснение, как древнее слово, означающее дар превратилось в слово, обозначающее жертву, мне кажется, тут все очевидно. Интересно нам другое, глагол fórna (исл. пожертвовать) связывают со словом fóarn, что означает глотка.
Где приносили в жертву?
Тут нам поможет выборка терминов с самого начала второго раздела данной статьи. Как мы видим из этого списка, жертвы могли приноситься абсолютно везде. Начиная от специальных культовых сооружений, таких как hof (культовое сооружение, языческий храм), blóthús (дом для жертвоприношений, скорее для жертвенного пира); священных мест - blótviðr (священный лес), blótlundr (священная роща), blótvǫllr (открытое место или огороженная земля; возможно поле); монументов - blótstallr (камень) и hǫrgr (алтарь из камней) и заканчивая blótstaðr или просто «место для жертвоприношений». Отдельно можно выделить blóthaugr (haugr – old norse курган), что намекает на связь блотов и колдовства (и не в первый раз).
Жертвенный пир и гадание
Заканчивая рассмотрение вопроса блотов, невозможно не упомянуть такое важное, для понимания этого явления как такового, событие как жертвенный пир. Как уже говорилось ранее, все части жертвенного животного, даже кровь принадлежащая богам, употреблялись людьми для тех или иных целей. Мясо поедалось на blótveizla - жертвенном пиру, на внутренностях гадали, а кости, вполне возможно, использовали для создания различных магических предметов. Это соответствует логике первого жертвоприношения в виде Имира – из тела жертвы был создан целый Мир.
Отдельно стоит поговорить о blótdrykkja - жертвенных напитках. Вот описание того как проходил жертвенный пир:

Сага о Хаконе добром (Saga Hákonar góða)
Посредине пиршественной палаты горели костры, а над ними были котлы. Полные кубки передавались над кострами, и тот, кто давал пир и был вождем, должен был освящать полные кубки и жертвенные яства. Первым был кубок Одина — его пили за победуи владычество своего конунга, потом шли кубок Ньёрда и кубок Фрейра — их пили за урожайный год и мир. У многих было в обычае пить после этого Кубок Браги. Пили также кубок за своих родичей, которые уже были погребены. Этот кубок называли поминальным.
Сигурд ярл был очень щедрым человеком. Он совершил то, что доставило ему большую славу: он дал большой жертвенный пир в Хладире и взял на себя все затраты.
Eldar skyldu vera á miðju gólfi í hofinu ok þar katlar yfir; ok skyldi full um eld bera. En sá er gerði veizluna ok höfðingi var, þá skyldi hann signa fullit ok allan blótmatinn. Skyldi fyrst Óðins full, skyldi þat drekka til sigrsok ríkis konungi sínum, en síðan Njarðar full ok Freys full til árs ok friðar. Þá var mörgum mönnum títt at drekka þarnæst Braga full. Menn drukku ok full frænda sinna, þeirra er göfgir höfðu verit, ok váru þat minni kölluð.
Sigurðr jarl var manna örvastr; hann gerði þat verk, er frægt var mjök, at hann gerði mikla blótveizlu á Hlöðum, ok hélt einn upp öllum kostnaði.
(с) NorseUlver преевод М. И. Стеблин-Каменского.
Как видно из текста саги, кубки с жертвенными напитками (пивом или мёдом) посвящались богам, но им полностью не отдавались (также как и с жертвенной кровью). Очевидно, что тут то же самое представление, что и с жертвенной кровью – посвятив что-то богам, это делают священным; с помощью этого можно освятить что-то еще. Поедая освященное мясо и выпивая освященные напитки, люди общались с богами.
Про гадания у скандинавов и германцев нам известно удивительно мало, кроме того факта, что гадания эти имели огромное значение в жизни древних. Вот знаменитое описание Тацита о гадании, породившее множество споров:
О происхождении германцев и местоположении Германии
Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в
приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они
жребий безо всяких затей. Срубленную с плодового дерева ветку они
нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем,
как придется, на белоснежную ткань. После этого, если гадание
производится в общественных целях, жрец племени, если частным
образом, — глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в
небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в
соответствии с выскобленными на них заранее знаками
(с) Корнелий Тацит, Перевод А.С.Бобовича

А вот упоминания гаданий во время блотов уже из скандинавских источников:
Сага об Инглингах (Ynglinga saga)
Следующей весной Гранмар конунг отправился в Уппсалу, чтобы совершить жертвоприношение, так как было принято весной приносить жертвы за мир. Тут он получил предсказание, что ему не долго осталось жить, и он вернулся в свои владения.
Eftirumvorið fórGranmarkonungurtilUppsalaað blótasemsiðvenjavartilmótisumriað friðurværi. Féll honum þá svo spánn sem hann mundi eigi lengi lifa. Fór hann þá heim í ríki sitt.
(с) Norse Ulver. Перевод М. И. Стеблин-Каменского.
В той же «Саге об Инглингах» есть упоминание принесения в жертву животного, чтобы узнать ответ на вопрос.

Резюмируя все сказанное о блотах, я хотел бы, чтобы читатель уяснил для себя основную мысль. Блот не является подношением богам. Блот – это способ общения с ними. Я предполагаю, что Когда кто-то из древних язычников закалывал кабана или быка, он не дарил их богам, он совершал акт богослужения. Методология подношений имеет совершенно другую структуру, о чем мы поговорим далее.
3. Gjöf, gefa
Подношения предметов
Когда я говорю о разной методологии блота и подношения, я говорю об изначальном происхождении этих ритуальных действий. Если блот однозначно произошел из мифа об убийстве первого существа и создании из него Мира, то с подношениями все несколько сложнее. Мысль безусловно спорная, но я лично считаю, что подношение предметов изначально произошло из погребального обряда. Дело в том, что самый древний европейский погребальный обряд подразумевает размещение в могиле предметов быта. Одна из теорий гласит, что эти предметы умершие использовали при жизни и ритуальное значение их было – передать этим предметы вместе с умершим в Иной Мир, чтобы он мог там ими пользоваться. Однако тут не все так просто. Одна из могил, в которой был найден каменный топор являлась могилой ребенка грудного возраста. Предмет положенный в его могилу явно не принадлежал ему во время его короткой жизни и вряд ли мог пригодиться ему после смерти. В одной из лекций господина Негреева я подслушал следующую мысль: предметы, которые клали в могилы, также как одежда и цветы являлись символами Жизни как таковой. То есть это своеобразное пожелание, что бы умершие когда-то где-то снова жили.
Другая мысль, более близкая к реальности (но не противоречащая первой) – подношения, подарки, дары богам подобны подаркам и дарам между людьми. Суть дара в северной традиции достаточно проста. Во-первых, любой подарок должен был быть отдарен:
Речи Высокого (Hávamál)
Хоть совсем не молись,
но не жертвуй без меры,
на дар ждут ответа;
совсем не коли,
чем без меры закалывать.
Betra er óbeðit
en sé ofblótit,
ey sér til gildis gjöf;
betra er ósent
en sé ofsóit.
(с) Norse Ulver, перевод А. И. Корсуна
Во-вторых, ответный дар может и не являться предметом. Это может быть благодарность за сделанное, или же просьба отдать что-то, что нужно взамен. По сути, отношения между дарящим и отдаривающим похожи на торговлю. Даже так называемые «дающие» gefendr, то есть люди богатые, раздающие подарки, по сути покупали себе уважение и расположение, так важное во время решения тяжб. В данном случае, отношения с богами имели сугубо меркантильный характер и были ближе к действию колдовского порядка, чем религиозного.
По аналогии с человеческими подарками (к слову, боги тоже друг другу много чего дарили) и в соответствии с археологическими находками можно сделать выводы о ценности и значении различных предметов.
Так, кольцо baugur (old norse поэт. кольцо, браслет) или hring, считалось подарком практически ритуального характера. Возможно из-за своего символизма, возможно из-за своей ценности (а возможно из-за того и другого) кольца, как подарки, встречаются чаще всего. Кольцедарителями называют вождей и конунгов, кольца дарят как благодарность, как оплату и в знак клятвы. К этой категории можно отнести любые изделия из драгоценных металлов в принципе. Можно говорить о том, что кольцо является, помимо прочего, символическим обозначением богатства как такового. Подобные подношения могли оставлять на алтарях и в храмах, а также закапывать в землю в качестве клада, который никогда не будет раскопан.
Нам также известны случаи подношения одежд, есть даже специальный термин blótklæði. Возможно именно это имеется в виду в известной эддической песне:
Речи Высокого (Hávamál)
В поле я отдал
одежду мою
двум мужам деревянным;
от этого стали
с людьми они сходны:
жалок нагой.
Váðir mínar
gaf ek velli at
tveim trémönnum;
rekkar þat þóttusk,
er þeir rift höfðu;
neiss er nökkviðr halr.
(с) Norse Ulver, перевод А. И. Корсуна
Hann kveðst séð hafa hrúgu eina mikla og koma undan fram rautt klæði. Þorsteinn mælti: «Þar muntu séð hafa Hrolleif og blótklæði hans. Nú mun þangað eftir að leita. Búumst nú skjótt og hættum á hvað gerir.» (Он сказал, что видел большую груду и заглянул под красное платье (одежду). Торлейв сказал «Там ты увидел Хроллейва и его жертвенную одежду).
Тацит также говорит о том, что у германцев не было традиции сжигать вещи. Возможно они действительно «надевались» на фигуры богов. Как бы то не было, точных данных на этот счет я не нашел.
Отдельно стоит рассмотреть подношение оружия. Можно предположить, что оружие скандинавы дарили богам не свое, а трофейное. Хильда Элис Дэвидсон в книге «Древние скандинавы. Сыны северных богов» пишет о том, что первое подношение не просто оружия, а целой ладьи на территории Дании было осуществлено в 200г. до н. э. Тут стоить упомянуть о специфическом способе подносить такие дары. Их топили в воде, а позднее в болотах. Помимо оружия, иногда так подносили и животных, что для меня является очень странным фактом, учитывая, что блот всегда сопровождался поеданием мяса на жертвенном пиру.
Возможно, тут мы сталкиваемся с совершенно иной религиозной мыслью и даже качественно иным способом жертвоприношений. На такую мысль меня натолкнуло два факта. Во-первых, все жертвенные предметы, найденные в воде и болотах, обязательно уничтожались. Это касается и оружия, щитов и кольчуг, и керамики, и одежд. Во-вторых, этимология слова sóa, которое имеет два значения – уничтожать и жертвовать. В русском варианте это слово однозначно переводят как «заклать», то есть заколоть, в устаревшем варианте – принести жертву, убив колющим оружием. Однако у меня есть подозрение, что термин этот имеет гораздо более широкое значение.
Можно говорить о том, что уничтоженные предметы и богатства, утопленные в болотах и источниках, также как «не использованные» туши убитых жертвенных животных в представлении древних германцев и скандинавов напрямую отправлялись к богам как дары, коими на мой взгляд не являются жертвенные животные и когда-то люди, убитые во время совершения блотов.
Посвященные богам при жизни
Известны случаи посвящения людей и животных богам при жизни. Как правило, судьба этих существ обрывалась смертью насильственной. Ярким примером животного, отданного богам при жизни, может служить кабан, отданный Фрейру:

Загадки Хейдрика (Heiðreksgátur)
Конунг Хейдрек приносил жертвы Фрейру. Кабана, что оказывался самым большим, он должен был отдавать Фрейру. Они считали его столь священным, что на его щетине должны были клясться во всех крупных делах, и этого кабана они должны были приносить как искупительную жертву. Вечером на йоль жертвенного кабана должны были приводить в палату к конунгу. Там люди клали руки ему на щетину и приносили клятвы.
HeiðrekrkonungrblótaðiFrey. Þanngölt, ermestanfekk, skyldihanngefaFrey. Kölluðu þeirhannsvá helgan, atyfirhansburstskyldisverjaum öllstórmál, okskyldi þeimgeltiblótaatsónarblóti. Jólaftanskyldileiðasónargöltinn í höllfyrirkonung, oklögðumenn þá hendryfirbursthansokstrengjaheit.
(с) NorseUlver. Перевод Тимофей Ермолаев
То есть кабана сначала отдавали богам, пользовались его «святостью» принося на нем клятвы, а потом уже совершали блот, принося его в жертву.
Однако, стоит отметить, что чаще распространена совсем другая смерть посвященных богам, бескровная. Я глубоко убежден, что во всех случаях, не касающихся битвы и смерти с оружием в руках, ритуально убитые бескровным путем отправлялись к богам и были им отданы.
В северном язычестве прослеживалось два способа бескровного убийства – это удушение и ломание хребта/пробивание головы. История о Харальде Двоезубе является прекрасной иллюстрацией такой смерти:
ДЕЯНИЯ ДАТЧАН
Харальд, который был уже слеп от старости, услыхал горький ропот среди своих людей и понял, что благоволившая прежде ему удача теперь улыбнулась его врагам. Передвигаясь по полю боя на своей снабжённой серпами боевой колеснице, он приказал Бруни, который коварно занял место возницы, сказать, каким образом Ринг построил свое войско. Тот же, слегка усмехнувшись, ответил, что Ринг ведёт сражение, построив своё войско клином. Услышав это, король содрогнулся в душе и, пребывая в сильном изумлении, спросил Бруни, от кого Ринг мог узнать об этом виде боевого строя, тем более, что Один, который был его единственным изобретателем и учителем в нём, никому другому кроме самого Харальда никогда не рассказывал об этом новом способе ведения войны.
И когда Бруни промолчал, король понял, что перед ним, очевидно, сам Один и что божество, с которым прежде он был в столь близких отношениях, в настоящее время сменило своё тело и обличье, и всё это либо с целью помочь ему, либо — чтобы погубить. Харальд сразу же начал смиренно молить бога о том, чтобы тот, как и прежде, был милостив к данам и отдал им победу в этой битве, проявив к ним в конце его жизни благосклонность такую же, как и в самом её начале. В качестве награды за это он обещал посвятить ему души всех павших воинов. Однако Бруни не внял мольбам упрашивавшего его Харальда. Вместо этого он неожиданно столкнул короля с повозки, так что тот упал на землю. Вырвав у падавшего палицу, он обрушил её на голову самого Харальда, убив короля его же собственным оружием
(с) Norse Ulver. Саксон Грамматик Перевод Досаев А. С
Еще один пример смерти в следствии тупого удара по голове можно прочитать ниже.
Сага об Инглингах (Ynglinga saga)
Однажды во время жертвоприношения дисам Адильс конунг ехал на коне через капище дисы. Вдруг конь споткнулся под ним и упал, а конунг — с него и так ударился головой о камень, что череп треснул и мозги брызнули на камень. Так он погиб. Он умер в Уппсале и был погребен там в кургане. Шведы называли его могущественным конунгом.
Aðils konungur var að dísablóti og reið hesti um dísarsalinn. Hesturinn drap fótum undir honum og féll og konungur af fram og kom höfuð hans á stein svo að hausinn brotnaði en heilinn lá á steininum. Það var hans bani. Hann dó að Uppsölum og er þar heygður. Kölluðu Svíar hann ríkan konung.
(с) Norse Ulver. Перевод М. И. Стеблин-Каменского.
В «Саге о Храфнкеле Годи Фрейра», братья убивают коня, отданного Фрейру, скинув его со скалы, то есть опять же не пуская ему кровь.
Что же про удушения? Тема, очень хорошо освященная в эпосе, особенно в связи с Одином. Старкад, убивая Викара в «Саге о Гаутреке» говорит, что отдает его Одину, вешает его и протыкает копьем. Тут мы видим совмещение кровавого и бескровного жертвоприношений, совершающихся по очереди. Как и в случае с кабаном Фрейра, сначала человека вешают, отдавая Одину, а потом закалывают копьем, совершая древний вид блота. Одним из прекрасных примеров бескровного жертвоприношения является известный «человек из Толлунда». Дабы никого не шокировать, я не буду приводить его изображения, но интересующимся темой советую посмотреть их (благо они есть в достатке). Удивительно выражение лица задушенного человека, как будто он принимал смерть с полным осознанием того, куда он идет таким путем. Находка эта относится к 4 веку до н.э. Более близким к нашему времени является описание «смерти знатного руса» Ахмада ибн Фадлана ибн ал-'Аббаса ибн Рашида ибн Хаммада произошедшего в 10 веке на территории современной России. Вместе с умершим знатным русом отправлялась к богам и «девушка», возможно рабыня. Стоит отметить, что эта девушка должна была вызваться сама. Предположительно изначально это должна была быть жена умершего, но позже её заменили на девушку из простых. Это очень интересный момент, заслуживающий отдельного изучения. Тут стоит сказать об особой роли женщины в качестве проводника как из иного мира в мир живых, так и в обратную сторону – из мира живых в мир мертвых.
Закончить тему жертвоприношений хотелось следующим широко известным отрывком. Выводы я надеюсь вы сделаете сами.
Речи Высокого (Hávamál)
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
Veit ek, at ek hekk
vindga meiði á
nætr allar níu,
geiri undaðr
ok gefinn Óðni,
sjalfr sjalfum mér,
á þeim meiði,
er manngi veit
hvers af rótum renn.
(с) Norse Ulver, перевод А. И. Корсуна

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Жертвоприношения германского и скандинавского язычества: формы и смыслы.

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Чт янв 14, 2021 6:03 pm

Сигурд годи (годорд Скидбладнир)
Корректура: Александра Wолkа
(с) Москва, 2016

Данная статья рассматривает различные кровавые и бескровные жертвоприношения у германских народов в древние времена. Данная статья не является руководством к действию и носит характер исследования. Слабонервным и детям до 18 лет прочтение не рекомендуется.
Материал распространяется свободно, указание авторства обязательно.
1. Жертвоприношения в архаичной традиции
Неискушенному читателю может показаться, что речь пойдет о некой важной, но, все же, части религиозного мышления язычника – обряде или части обрядового действия, совершаемого во время славления богов. Именно в таком формате, как правило, обсуждают в современных языческих кругах жертвоприношения, объединяя их с понятием дара - подношения богам. Однако, на самом деле все гораздо сложнее и масштабнее. В действительности, говоря о жертвоприношениях, мы говорим не просто о некой части языческой веры, а имеем в виду архаический исток религиозной мысли как таковой.
Во многих индоевропейских религиях, и северная традиция не является исключением, существует миф о смерти первосущества. В северной традиции это великан Имир, из которого был создан Мир. Смерть Имира многие называют убийством, однако в источниках об этом нигде прямо не сказано, иначе картина была бы более ясной. В индийской мифологии, тексты которой в большом объеме дошли до наших дней, аналог Имира – Пуруша, пожертвовал собой и совершил ритуальное жертвоприношение себя - себе же руками богов, чтобы из его тела был создан Мир. Любой, знакомый со скандинавской мифологией сразу увидит тут сюжет самопожертвования Одина себя - себе же.
Прорицание Вёльвы (Völuspá;)
Ár var alda
þar er Ýmir bygði,
vara sandr né sær
né svalar unnir,
jörð fannsk æva
né upphiminn,
gap var ginnunga,
en gras hvergi.

Áðr Burs synir
bjöðum um ypðu,
þeir er Miðgarð
mœran skópu;
sól skein sunnan
á salar steina,
þá var grund gróin
grœnum lauki.

Sól varp sunnan,
sinni mána,
hendi inni hœgri
um himinjódyr;
sól þat ne vissi
hvar hon sali átti,
máni þat ne vissi
hvat hann megins átti,
stjörnur þat ne vissu
hvar þær staði áttu.

В начале не было
(был только Имир)
ни берега моря,
ни волн студеных,
ни тверди снизу,
ни неба сверху,
ни трав зеленых —
только бездна зевала.

Отпрыски Бора
подняли сушу,
мир серединный
воздвигли дивный —
солнце сияло
с юга на скалы,
зеленью землю
злаки покрыли;

Солнце — луна же
с ним шла бок о бок —
долонь простерло
с юга чрез небо:
солнце не знало
ночлега в небе,
звезды не знали
дороги в небе,
луна же не знала,
сколь сильна она в небе;
(с) Norse Ulver, перевод Тихомирова

Возвращаясь к теме Имира: был ли он убит асами по их задумке или пожертвовал сам себя ради благой цели, нарушив холодное безмолвие Бездны, важно не это. Важно то, что именно этот мифологический сюжет лежит в основе любого жертвоприношения. Первая смерть породила жизнь в том виде, в котором мы знаем ее сейчас. Когда мы совершаем жертвоприношение, мы повторяем мифологический сюжет со смертью Имира, создавая нечто новое или обновляя нечто старое.
Следы человеческих жертвоприношений, а именно о них сейчас идет речь, отслеживаются у всех индоевропейских народов и во всех верованиях. Со временем, однако, они были заменены на жертвоприношения животных. В тех религиях, где институт жречества процветал, жертвоприношения животных развивались гораздо сильнее, чем в тех, где жрецы были подавлены воинами и вождями. Именно это случилось в скандинавском обществе, где жрецов заменили военные вожди. Я глубоко убежден в том, что именно это послужило причиной сохранение института человеческих жертвоприношений вплоть до Эпохи Викингов. Все дело в том, что в определенный момент развития индоевропейских народов, битва стала тесно связана с религией, а значит и с жертвоприношениями.
Битва как жертвоприношение лучше всего прослеживается в индийской ведической традиции:
БИТВА КАК ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (По данным древнеиндийской традиции)
О теснейшей в ранневедийской культуре ассоциированности бит- вы и жертвоприношения говорит и тот факт, что оба понятия могли выражаться одними и теми же терминами: samaryá — «сходка (для жертвоприношения или битвы)»; samidhá — «стычка, схватка», «жертвенное приношение / возлияние»; слова hávīman и devávīti, означающие «призывание (богов)», которое по контексту имеет след- ствием убийство врагов, могут также означать и «жертвоприношение» в целом.
(с) Я.В. Васильков
В северной традиции таких этимологических связей нет совсем, кроме одного, достаточно спорного момента.
Английское слово «victim» (англ. жертва) совершенно точно происходит от латинского «victima" - также жертва. Слово «victima» связывают с протоиндоевропейским корнем – «weyk», которое связывают с протогерманским «wiganą», оба эти слова означают битва, сражение. Отсюда же пошло староисландское «víg».
Однако в северной традиции есть связь другого рода, связь мифологическая. Судя по источникам, эта связь начинает прослеживаться с 1-го века нашей эры, хотя, возможно, имеет гораздо более глубокие корни. Несмотря на то, что у древних германцев жреческий институт еще присутствовал в полном объеме, уже тогда жертвоприношения Водану отличались от других жертвоприношений:
О происхождении германцев и местоположении Германии
Из богов они больше всего чтят Меркурия и считают должным
приносить ему по известным дням в жертву также людей. Геркулеса и
Марса они умилостивляют закланиями обрекаемых им в жертву
животных. Часть свебов совершает жертвоприношения и Изиде.
(с) Корнелий Тацит, Перевод А.С.Бобовича
Примечание: Меркурием называли Водана, Геркулесом - Донара, Марсом - Тюра, Изидой - Фригг или Фрейю.
Связь между жертвоприношением и войной, как вы, наверное, уже догадались, прослеживается через культ Водана и обряды, связанные с ним. У этих жертвоприношений есть две основные формы.
Первое: смерть врага, которого перед битвой посвятили Одину, в битве - это прибавление в войске асов. Таким образом, убивая людей на войне (принося жертву) и погибая на ней (принося в жертву себя) воины усиливают богов.
Второе: человеческое жертвоприношение в мирное время - это, по сути, продление власти конунга и восполнение потраченной удачи. Именно Один дарует победу или поражение в битве, а этот фактор во много зависит от удачи конунга, которая распространяется на всех его воинов. Если же конунг удачу свою терял и не мог восполнить ее, даже совершая человеческие жертвоприношения, это могло кончиться для него очень плачевно. Если в военное время конунг, потерявший удачу расставался с жизнью от руки врага, то в мирное время это происходило примерно следующим образом:
Сага об Инглингах (Ynglinga saga)
В его дни в Швеции были неурожаи и голод. Шведы совершали большие жертвоприношения в Уппсале. В первую осень они приносили в жертву быков. Но голод не уменьшился. На вторую осень они стали приносить человеческие жертвы. Но голод был все такой же, если не хуже. На третью осень много шведов собралось в Уппсалу, где должно было происходить жертвоприношение. Вожди их стали совещаться и порешили, что в неурожае виноват Домальди и что надо принести его в жертву — напасть на него, убить и обагрить алтарь его кровью. Это и было сделано.
Þá eflduSvíarblótstórað Uppsölum. Hið fyrstahaustblótuðu þeiryxnumogbatnaðiekki árferð að heldur. En annað haust hófu þeir mannblót en árferð var söm eða verri. En hið þriðja haust komu Svíar fjölmennt til Uppsala þá er blót skyldu vera. Þá áttu höfðingjar ráðagerð sína og kom það ásamt með þeim að hallærið mundi standa af Dómalda konungi þeirra og það með að þeir skyldu honum blóta til árs sér og veita honum atgöngu og drepa hann og rjóða stalla með blóði hans, og svo gerðu þeir.
(с) Norse Ulver. Перевод М. И. Стеблин-Каменского.
В обоих случаях мы видим ключевое значение жертвоприношения - смерть рождает жизнь. Воин погибает на поле битвы или во время жертвоприношения Одину, и оживает в Вальгалле, где в свое время встанет плечом к плечу с тем, кто его убил. Конунг, совершая человеческое жертвоприношение обновляет свою власть и пополняет свою удачу. Смерть жертвы приносит урожай и победы живым.
О механизме человеческих жертвоприношений нам также известно достаточно много. В нашем распоряжении множественные упоминания этих действий в сагах и даже изображение на камне, предположительно являющимся жертвенным.

Изображение

Стура-Хаммарский камень (фрагмент)

Разбор изображения со всего камня и отдельных элементов на приведенном фрагменте – тема для совсем другой статьи. В данный момент нас интересует только копье в руках у человека, совершающего казнь-жертвоприношение, а также фигура повешенного воина. Именно копье являлось орудием жертвоприношения. Образ копья в контексте жертвоприношений встречается в двух случаях.
Первый, образец которого приведен выше – в способе непосредственного умерщвления жертвы. Жертва подвешивалась на дереве и протыкалась копьем. Описание примера такого жертвоприношения можно прочитать ниже:
Сага о Гаутреке (Gautreks saga)
Тогда сказал Грани Конский Волос Старкаду: «Хорошо бы теперь отплатить мне, воспитанник, за ту помощь, что я даровал тебе».
«Хорошо», — ответил Старкад.
Грани Конский Волос сказал: «Тогда отправь ко мне нынче конунга Викара, я же дам совет, как этого достичь».
Старкад согласился на это. Грани Конский Волос дал ему в руки копьё и сказал, что оно будет казаться стеблем тростника. Тем временем вернулись они с моря к войску, и было тогда начало дня.
Наутро вслед за тем явились советники конунга на намеченное совещание. Установилось меж ними согласие, что должны они совершить нечто, напоминающее жертвоприношение, и рассказал Старкад свой план. Стояла неподалёку от них сосна, и высокая колода подле неё. Одна тонкая сосновая тонкая ветвь была опущена, а её веточки-отростки тянулись вверх. Слуги в это время готовили еду людям, и был зарезан и выпотрошен телёнок. Старкад велел взять его кишки. Затем поднялся Старкад на колоду, согнул книзу ту тонкую ветвь и привязал к ней телячьи кишки.
Тогда обратился Старкад к конунгу: «Вот тут готова виселица, конунг, и выглядит она не слишком грозной. Теперь иди сюда, и я надену петлю тебе на шею».
Конунг сказал: «Как кажется, это устройство мне не опасно, так что надеюсь, что оно мне не повредит. Но если это не так, пусть судьба решит, чему свершиться».
Он поднялся на колоду. Старкад надел ему на шею петлю, и сошёл с бревна.
Затем Старкад уколол конунга стеблем и сказал: «Теперь я отдаю тебя Одину».
Старкад освободил сосновую ветвь. Камышовый стебель стал копьём и пронзил конунга насквозь. Колода упала у него из под ног, а телячьи кишки в петле сделались крепкими, ветвь же поднялась и подняла конунга вместе с порослью веточек, и там он и умер. С тех пор это место зовётся Викарсхольм
Þá mælti Hrosshárs-Grani til Starkaðs: «Vel muntu nú launa mér, fóstri, liðsemd þá, er ek veitta þér.»
«Vel,» sagði Starkaðr.
Þá mælti Hrosshárs-Grani: «Þá skaltu nú senda mér Víkar konung, en ek mun ráðin til leggja.»
Starkaðr játar þessu. Þá fekk Hrosshárs-Grani geir í hönd honum ok sagði, at þat mundi sýnast reyrsproti. Þá fóru þeir út til liðsins, ok var þá komit at degi.
Um morguninn eptir gengu ráðgjafar konungs á stefnu til umráða. Kom þat ásamt með þeim, at þeir skyldu gera nokkura minningblótsins, ok sagði Starkaðr upp ráðagerðina. Þar stóð fura ein hjá þeim ok stofn einn hár nær furunni. Neðarliga af furunni stóð einn kvistr mjór ok tók í limit upp. Þá bjuggu þjónustusveinar mat manna, ok var kálfr einn skorinn ok krufðr. Starkaðr lét taka kálfsþarmana. Síðan steig Starkaðr upp á stofninn ok sveigði ofan þann inn mjóva kvistinn ok knýtti þar um kálfsþörmunum.
Þá mælti Starkaðr til konungs: «Nú er hér búinn þér gálgi, konungr, ok mun sýnast eigi allmannhættligr. Nú gakktu hingat, ok mun ek leggja snöru á háls þér.»
Konungr mælti: «Sé þessi umbúð ekki mér hættuligri en mér sýnist, þá vænti ek, at mik skaði þetta ekki, en ef öðruvís er, þá mun auðna ráða, hvat at gerist.»
Síðan steig hann upp á stofninn, ok lagði Starkaðr virgulinn um háls honum ok steig síðan ofan af stofninum.
Þá stakk Starkaðr sprotanum á konungi ok mælti: «Nú gef ek þik Óðni.»
Þá lét Starkaðr lausan furukvistinn. Reyrsprotinn varð at geir, ok stóð í gegnum konunginn. Stofninn fell undan fótum honum, en kálfsþarmarnir urðu at viðju sterkri, en kvistrinn reis upp ok hóf upp konunginn við limar, ok dó hann þar. Nú heita þar síðan Víkarshólmar.
(с) Norse Ulver, перевод Надежда Топчий
Стоит отметить, что принесённые в жертву люди были для Одина не только источником пополнения войска эйнхериев, у особым образом умерших можно было обрести мудрость и знание будущего. Скорее всего, это его качество является побочным, однако ему уделено достаточно внимания в эпосе:
Речи Высокого (Hávamál)
Двенадцатым я,
увидев на дереве
в петле повисшего,
так руны вырежу,
так их окрашу,
что он оживет
и беседовать будет.
Þat kann ek it tolfta:
ef ek sé á tré uppi
váfa virgilná,
svá ek ríst
ok í rúnum fák,
at sá gengr gumi
ok mælir við mik.
(с) Norse Ulver, перевод А. И. Корсуна
Возвращаясь к теме жертвоприношения врага в битве, позволю себе привести еще одну цитату из замечательной статьи Василькова:
БИТВА КАК ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (По данным древнеиндийской традиции)
Помимо серии отождествлений, отметим здесь и употребление слова ātmayajña — «жертва собой», «принесение себя в жертву», кото- рое, оказывается, означает не гибель в бою, поскольку герои намерены вернуться с победой, а нечто иное, о чем скажем позже. ... Сначала Ашваттхаман не может войти в спящий лагерь, поскольку ему преграждает путь неодолимый чудовищный страж. Тогда Ашваттхаман взывает о помощи к Шиве в его грозной ипостаси древнего Рудры. Погрузившись в медитацию, он молитвенно перечисляет различные имена бога (большинство из них — это имена Рудры, зловещего бога архаических воинских братств) и затем выражает наме- рение принести ему в жертву самого себя. … Ашваттхаман «подносит богу сам себя как жертвенное приношение», это, по-видимому, то, что в других описаниях называлось àtmayaj¤a — «жертва собой / собственной жизнью» … Вслед за этим Шива вручает Ашваттха- ману свой меч и сам вселяется в его тело.
(с) Я.В. Васильков
Я не собираюсь утверждать, что древние германцы «погружались в медитацию» чтобы воззвать к Одину, однако в северной традиции есть другая, совершенно отличная внешне, но схожая по своей сути тема – тема берсерков.
Известно, что имя Одина происходит от слова «óðr», которое имеет множество значений – вдохновение, безумие, ярость, экстаз. Некоторые соотносят это состояние с шаманским экстазом. Есть ли связь между Одином и шаманизмом - вопрос отдельный, однако то, что связь между Одином и состоянием боевого безумия, присущего берсеркам существует, сомневаться не приходиться.
Берсерков описывают как людей нередко уродливых, сильных, заносчивых. Из-за бесстрашия берсерков их держали возле себя конунги, однако бывало, что берсерки, недовольные конунгом, разбойничали на его землях и даже собирали собственные дружины. Но, помимо этого, берсерки были поэтами и нередко умели резать руны.
По сути, берсерки обладали всеми наборами качеств присущих самому Одину, из чего можно сделать вывод, что берсерки - это воины, чья жизнь полностью посвящена ему. Возможно, во время битвы и состояния боевого безумия, берсерки становились самим Одином, неся смерть на поле битвы.
Надо отметить, что тема берсерков крайне занимательна и стоит отдельного обсуждения.
Теперь коснемся известного сюжета Первой Войны между асами и ванами. В данном случае мифологический сюжет, явно имеющий древнюю историю, отражает непосредственно сам механизм принесения в жертву. И вновь нам встречается копье, как основное орудие жертвоприношения:
Прорицание Вёльвы (Völuspá;)
Один метнул —
воины пали
(так было в мире
войны начало),
но рухнули стены
крепости асов —
ваны-провидцы
верх одерживали.
Fleygði Óðinn
ok í folk of skaut,
þat var enn folkvíg
fyrst í heimi;
brotinn var borðveggr
borgar ása,
knáttu vanir vígspá
völlu sporna.
(с) Norse Ulver, перевод Тихомирова
Также поступают и предводители дружин на море и на земле во время инициации битвы. Интересный факт, думаю известный многим, традиция метания копья сохранилась даже у потомков Рюриковичей на Руси:
Повесть временных лет
В год 6454 (946). Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: "Князь уже начал; последуем, дружина, за князем". И победили древлян.
(с) нормализация Д.С.Лихачева
2. Blót
Теперь вернемся к тому, что в северной традиции называется «блот». Слово это известно большинству последователей традиции современной, однако мало кто знает его истинное значение. Блот - это не просто жертвоприношение или обряд славления богов. Блотом в традиции архаичной и после нее называли все, что связанно с язычеством, даже саму языческую веру как таковую. Вот небольшой список терминов, связанных со словом «блот»:
О религии
blótdómr, blótnaðr, blótskapr - язычество
blótkona - язычница
blótmaðr - язычник
blótgoði - жрец
blótgyðja - жрица
blótguð - языческий бог
blótvilla - языческая «ересь»

О ритуалистике
blótbolli - жертвенная чаша
blótspánn - гадание во время жертвоприношения
blótmatr - пища, поедаемая во время жертвоприношения
goðablót - жертвоприношение богам
blótveizla - жертвенный пир

О месте для жертвоприношений и богослужений
blóthaugr - курган для жертвоприношений
blóthof - языческий храм
blóthús - языческий дом для жертвоприношений
blóthǫrgr - языческий алтарь
blótlundr - языческая роща
blótstaðr - место жертвоприношения
blótviðr - языческий священный лес
blótskógr - языческий священный лес
blótstallr - жертвенный камень
blótvǫllr - языческое священное поле

О том, что приносили в жертвы
blótklæði - жертвенные одежды
blótnaut - жертвенный бык
blótauðigr - богатые жертвы
blótdrykkja - жертвенные напитки

Если вы не поняли того, кто придумал все эти значения, думаю последний термин должен был расставить все точки над i. Естественно, традиции, существующей в изолированном пространстве, нет нужды самоназываться. Вера есть вера, а боги есть боги. Такая необходимость возникает только тогда, когда появляются люди другой, отличной от традиционной веры. Нет сомнений, что большинство этих терминов возникло во времена прихода христианства, короткого периода двоеверия и какое-то время после. Были ли эти термины самоназваниями для идентификации в обществе или же все они придуманы христианами, большого значения не имеет. Для нас огромную ценность представляют, во-первых, сам термин, выбранный для обозначения всего языческого, а во-вторых, список терминов, говорящих о том кто, что, где и как приносил в жертву.
К слову не только многообразие терминологии связанной со словом blót говорит нам о его значении. Вот пример источника, из которого следует, что даже если люди крестились, они могли продолжать совершать блоты. И только прекращение этой практики говорило о полном переходе в другую веру:
Сага о Хаконе добром (Saga Hákonar góða)
Хакон конунг был хорошим христианином, когда он приехал в Норвегию. Но так как вся страна была тогда языческой, и жертвоприношения — в обычае, а в стране было много влиятельных людей, в поддержке которых, как и в любви всего народа, он очень нуждался, он решил скрывать свое христианство.Из дружбы к нему многие тогда крестились, а некоторые оставили и жертвоприношение.
Hákon konungr var vel kristinn, er hann kom í Noreg. En fyrir því at þar var land alt heiðit ok blótskapr mikill, en stórmenni mart, en hann þóttist liðs þurfa mjök ok alþýðu vinsæld, þá tók hann þat ráð, at fara leyniliga með kristni, hélt sunnudaga ok frjádagaföstu ok minning hinna stœrstu hátíða. Hann gerði svá fyrst, at hann lokkaði þá menn, er honum váru kærstir, til kristni; kom svá með vinsæld hans, at margir létu skírast, en sumir létu af blótum.
(с) Norse Ulver преевод М. И. Стеблин-Каменского.
В совокупности с сагами, эддическими песнями, изображениями и археологией получается практически полная картина ритуала жертвоприношения, восстановить которую не составляет особого труда.
Жертвоприношение животных
Рассматривая вопрос жертвоприношения животных, мы должны вновь вернуться к вопросу мифа о первом жертвоприношении ради создания Мира. Именно этот мифологический сюжет лег в основу всех кровавых жертвоприношений как таковых. Изначальные человеческие жертвоприношения заменялись жертвоприношениями животных, но менялась лишь внешняя сторона, суть оставалась прежней.
Ключевым фактором в жертвоприношении является смерть живого существа и проливаемая им кровь. При этом факт смерти не имеет какого-то специального термина, нет указаний на то, что богам уходит «жизнь» или «душа» или еще что-то наподобие этого. Однако значение смерти жертвы незримо присутствует в самом ритуальном значении жертвоприношения как такового.
Ключом к понимаю значения жертвоприношения, является кровь. Считается, что само слово blót имеет одно происхождение со словом blóð (ON – кровь). Что же делали с помощью жертвенной крови, как ее использовали?
Тут нам на помощь приходит целый пласт источников связанных именно с жертвенной кровью. Во-первых, этимология современного английского слова bless (англ. благословлять), а также современного исландского слова blessa, восходит к староанглийскому bletsian (ст. англ. освящать кровью), которое, в свою очередь, возводят к протогерманскому blōþisōną (протогерм. отметить кровью). Все эти слова имеют в основе своей значения – собственно кровь, и отмечать, брызгать, ставить пятно. Таким образом, само слово blót, в широком смысле означающее жертвоприношение, в узком смысле означает «делать священным с помощью нанесения крови».
Свидетельством тому являются многочисленные упоминания ритуала кровавого жертвоприношения в сагах:

Сага о Хаконе добром (Saga Hákonar góða)
На этот пир все должны были принести также пива. Для пира закалывали всякого рода скот, а также лошадей. Вся кровь от жертв называлась жертвенной кровью, а чаши, в которых она стояла, — жертвенными чашами, а жертвенные веники были наподобие кропил. Ими окропляли все жертвенники, а также стены капища снаружи и внутри. Жертвенной кровью окропляли также людей. А мясо варили и вкушали на пиру.
At veizlu þeirri skyldu allir menn öl eiga; þar var ok drepinn allskonar smali ok svá hross; en blóð þat alt, er þar kom af, þá var kallat hlaut, ok hlautbollar þat, er blóð þat stóð í, ok hlautteinar, þat var svá gert sem stöklar; með því skyldi rjóðastallana öllu saman, ok svá veggi hofsins utan ok innan, ok svá stökkva á mennina; en slátr skyldi sjóða til mannfagnaðar.
(с) Norse Ulver перевод М. И. Стеблин-Каменского.
В данном тексте присутствует специальный термин для жертвенной крови и атрибутики, с помощью которой совершалось главное ритуальное действие блота – нанесение крови (в данном случае окропление). Слово hlaut(ст. исл. жертвенная кровь) происходит от hljóta - слова, не имеющего аналогов в русском языке. Можно описать его как «быть обязанным что-то делать из-за случайного события». Вот пример из словаря Зоега: «hón hlaut at sitja hjá Björgólfi», что можно перевести как «так вышло, что она должна была сидеть около Бьоргольфа». Еще один пример, в более позитивном аспекте – «margir hlutu gott af hans ráðum», «многие выиграли (то есть получили блага, в том числе благодаря случайности) из-за его советов». Лучше всего этот термин, на мой взгляд, описывает фраза «hlauzt svá til» - «так получилось». Слово это возводят к hleutaną (протогерм. выбирать по жребию, получать).
Таким образом, hlaut - это кровь, полученная от жертвы выбранной случайным образом, по жребию. То есть в данном случае не имеет значение кто именно принесен в жертву, важен сам факт получения крови. К слову, в сагах присутствуют мотивы, когда человеческая жертва выбиралась именно способом жеребьевки.
Существует предположение, что данное описание, записанное Снорри Стурлусоном, может быть христианским заимствованием (по аналогии со святой водой). Но даже если это правда, под сомнение можно поставить только методы «нанесения жертвенной крови» с помощью венчиков и чаш. Сам факт наличия такого ритуального действия в северном язычестве подтверждается другими источниками:

Песнь о Хюндле (Hyndluljóð;)
Алтарь для меня
из камня сложил он,
и камень в стекло
переплавлен теперь;
обагрял он алтарь
жертвенной кровью:
в асиний верил
Оттар всегда.

Hörg hann mér gerði
hlaðinn steinum,
— nú er grjót þat
at gleri orðit; —
rauð hann í nýju
nauta blóði;
æ trúði Óttarr
á ásynjur.
(с) Norse Ulver перевод Корсуна
В данном случае используется глагол rjóða(ст. исл. окрашивать в красный цвет), происходящий от rauðr (ст. исл. красный цвет, поэт. кровь). И опять мы видим отсылку темы жертвоприношений к войне - Rjóður (ст. исл. поэт. тот, кто окрашивает кровью), rjóður brand (ст. исл. поэт. «окрашивающий кровью мечи» - кённинг воина), fólkroði (ст. исл. поэт. «то, что окрашивает людей кровью» - кённинг битвы).
Тот же термин используется и для окрашивания рун кровью в магических целях:

Сага об Эгиле (Egils saga Skallagrímssonar)
Потом он принял рог, вырезал на нем руны и окрасил их своей кровью. Он сказал:
Hann tók við horninu ok reist á rúnar ok reið á blóðinu. Hann kvað:
Руны на роге режу,
Кровь их моя окрасит.
Рунами каждое слово
Врезано будет крепко.
Брагу девы веселой
Выпью, коль захочу я,
Только на пользу ль будет
Брага, что Бард мне налил?
Rístum rún á horni.
Rjóðum spjöll í dreyra.
Þau velk orð til eyrna
óðs dýrs viðar róta.
Drekkum veig, sem viljum,
vel glýjaðra þýja.
Vitum, hvé oss of eiri
öl, þats Báröðr signdi.
(с) Norse Ulver перевод А. И. Корсуна
Если говорить о том, что прообразом жертвы является убийство человека в битве, тогда хлещущая кровь является основным и неотъемлемым атрибутом этого действия. Как уже говорилось ранее, именно кровь является основной ценностью и священным итогом жертвоприношения, а не жизнь или «душа» как таковая. Что же делает кровь жертвы – hlaut священной?
Во-первых, кровь, в представлении древних скандинавов, явно являлась источником или переносчиком некой информации и, в некоторых случаях, силы ее владельца. Вот известный всем пример, подтверждающий вышесказанное:
Язык поэзии (Skáldskaparmál)
Браги отвечает: «Все началось с того, что боги враждовали с народом, что зовется ванами. Но потом они назначили встречу для заключения мира, и в знак мира те и другие подошли к чаше и плюнули в нее. А при расставании боги, чтобы не пропал втуне тот знак мира, сотворили из него человека. Он зовется Квасир. Он так мудр, что нет вопроса, на который он не мог бы ответить. Он много странствовал по свету и учил людей мудрости. И однажды, когда он пришел в гости к неким карлам, Фьялару и Галару они позвали его как будто затем, чтобы поговорить с глазу на глаз, и убили. А кровь его слили в две чаши и котел, что зовется Одрёрир, — чаши же зовутся Сон и Бодн, — смешали с той кровью мед, и получилось медовое питье, да такое, что всякий, кто ни выпьет, станет скальдом либо ученым.
Bragi svarar: «Þat váru upphöf til þess, at goðin höfðu ósætt við þat fólk, er Vanir heita. En þeir lögðu með sér friðstefnu ok settu grið á þá lund, at þeir gengu hvárirtveggju til eins kers ok spýttu í hráka sínum. En at skilnaði þá tóku goðin ok vildu eigi láta týnast þat griðamark ok sköpuðu þar ór mann. Sá heitir Kvasir. Hann er svá vitr, at engi spyrr hann þeira hluta, er eigi kann hann órlausn. Hann fór víða um heim at kenna mönnum fræði, ok þá er hann kom at heimboði til dverga nökkurra, Fjalars ok Galars, þá kölluðu þeir hann með sér á einmæli ok drápu hann, létu renna blóð hans í tvau ker ok einn ketil, ok heitir sá Óðrerir, en kerin heita Són ok Boðn. Þeir blendu hunangi við blóðit, ok varð þar af mjöðr sá, er hverr, er af drekkr, verðr skáld eða fræðamaðr.
(с) Norse Ulver перевод О. А. Смирницкая
Еще одна особенность крови в качестве переносчика силы – достаточно всего одной капли, чтобы передать эту силу. Причем, судя по всему, любая жидкость (как минимум алкогольные напитки) способна перенимать всю силу, содержащуюся в крови, о чем мы еще поговорим позднее.
Вот еще один пример передачи силы вместе с кровью, на этот раз капля тут указывается не фигурально, а вполне реально:
Язык поэзии (Skáldskaparmál)
И когда Фафнир полз к воде и оказался над той ямой, Сигурд пронзил его мечом, и Фафниру пришла смерть. Тогда подошел Регин и сказал, что Сигурд убил его брата и стал требовать за это, чтобы он вынул сердце Фафнира и изжарил его на огне. И Регин нагнулся и, напившись крови Фафнира, лег спать. А Сигурд стал жарить сердце и, подумав, что, верно, оно изжарилось, дотронулся пальцем: не жестко ли. И когда пена из сердца попала ему на палец, он обжегся и сунул палец в рот. И только лишь попала ему на язык кровь из сердца, он уразумел птичью речь и понял, о чем говорили синицы, сидевшие на дереве.
En er Fáfnir skreið til vatns ok hann kom yfir gröfina, þá lagði Sigurðr sverðinu í gegnum hann, ok var þat hans bani. Kom þá Reginn at ok sagði, at hann hefði drepit bróður hans, ok bauð honum þat at sætt, at hann skyldi taka hjarta Fáfnis ok steikja við eld, en Reginn lagðist niðr ok drakk blóð Fáfnis ok lagðist at sofa.
En er Sigurðr steikði hjartat ok hann hugði, at fullsteikt myndi, ok tók á fingrinum, hvé hart var. En er frauðit rann ór hjartanu á fingrinn, þá brann hann ok drap fingrinum í munn sér. En er hjartablóðit kom á tunguna, þá kunni hann fuglsrödd ok skilði, hvat igðurnar sögðu, er sátu í viðnum.
(с) Norse Ulver перевод О. А. Смирницкая
Во-вторых, о жертвенной крови стоит сказать следующее: в восприятии священности крови, которую наносят на алтари, которой освящают предметы землю и прочее, присутствует простейшая архаичная логика. То, что посвящено богам – становится священным. кровь – концентрация и зримое воплощение жизненной силы любого живого существа. Таким образом, эта сила, посвященная богам, становится священной силой. Прикосновением к этой силе или передачей этой священной силы является акт нанесения крови на предметы людей и пр. Люди, жертвуя кровь богам, берут часть этой крови (которая уже принадлежит им, а значит, священна), чтобы придать чему-либо такие же свойства.
Обращение к богам
Помимо самого блота, в процессе которого происходило ритуальное окропление жертвенной кровью людей, предметов, алтарей и прочего, в источниках встречается еще одной действие, часто идущее вместе со словом blót.
Biðja (ст. исл. спрашивать, желать, молиться). Также как и hlaut, слово biðja нельзя перевести однозначно. Это одновременно и мольба и обращение и желание (то есть проявление воли).
Этот термин интересен нам своей неоднозначностью. С одной стороны, это слово ближе к значению «умолять». Если посмотреть на современный английский, есть два основных термина это bag – умолять, выпрашивать, попрошайничать (то есть обращаться в состоянии крайней нужды к более сильному) и ask– просить, спрашивать и даже требовать. Так вот, bag имеет одно происхождение с biðja, а ask произошло от протогерманского aiskō(что, к слову, имеет один корень с «искать»). Так вот, я могу ошибаться, но в old norse нет этого второго термина. И просьба, и мольба, и молитва (просьба, обращение к высшим силам) обозначаются одним термином – biðja. И даже больше, вот интересный отрывок:
Речи Сигрдривы (Sigrdrífumál)
Омой мертвецу
голову, руки,
пригладь ему волосы;
в гроб положив,
мирного сна
пожелай умершему.
Laug skal gera,
þeim er liðnir eru,
þváa hendr ok höfuð,
kemba ok þerra,
áðr í kistu fari,
ok biðja sælan sofa.
(с) Norse Ulver перевод А. И. Корсуна
Пожалуй, слово «пожелай» лучше всего описывает значение слова biðja в данном контексте, что добавляет к просьбам, мольбам и требованиям еще и выражение воли – пожелание.
Есть как минимум два примера, когда слова blótа и biðja встречаются вместе один за другим:
Песнь о Хюндле (Hyndluljóð;)
Жертвы для Тора
я приготовлю,
чтоб милость свою
он тебе даровал,
хоть он не жалует
ётунов жен.
Þórr mun hon blóta,
þess mun hon biðja,
at hann æ við þik
einart láti;
þó er hánum ótítt
við jötuns brúðir.
(с) Norse Ulver перевод А. И. Корсуна
Кстати, слово látа по словарю Зоега имеет 13 (!) значений. Интересно узнать, что же на самом деле просит Фрейя для йотунши Хюндли, перевод таков:
«Тору она пожертвует, то она попросит, что бы он всегда тебе отвечал (или к тебе прислушивался...), хоть он нечасто [так поступает] с невестами ётунов.»
(с) Надежда Топчий
А вот второе, гораздо более известное упоминание:

Речи Высокого (Hávamál)
Умеешь ли резать?
Умеешь разгадывать?
Умеешь окрасить?
Умеешь ли спрашивать?
Умеешь молиться
и жертвы готовить?
Умеешь раздать?
Умеешь заклать?
Veistu, hvé rísta skal?
Veistu, hvé ráða skal?
Veistu, hvé fáa skal?
Veistu, hvé freista skal?
Veistu, hvé biðja skal?
Veistu, hvé blóta skal?
Veistu, hvé senda skal?
Veistu, hvé sóa skal?
(с) Norse Ulver, перевод А. И. Корсуна
Судя по этим отрывкам, блот и biðja происходили в одно и то же время, вопрос только в том, зачем разделять эти термины? (Учитывая то, что в позднее время, судя по всему, оба эти действия объединились в термин - блот). Можно предположить, что в данном случае biðja и блот использовали для построения поэтического размера и, по сути, дублировали, то есть усиливали значение самого процесса принесения жертвы и обращения к богам.

Ответить

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 1 гость