Sorita d'Este & David Rankine (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
В античной литературе Геката — частая гостья. Она фигурирует и в теологических трактатах, и в пересказах легенд, и в художественных произведениях. Ее функции и родословную описывали философы, чьи воззрения оказали огромное влияние на развитие магии, — от Гесиода до Порфирия; ее силы и свойства упоминаются в преданиях о таких мифических героинях, как Медея и Цирцея, образы которых снова и снова возвращаются на подмостки театров и на страницы книг. Дошедшие до нас античные тексты позволяют предположить, что Геката нередко ассоциировалась с фессалийскими колдуньями, прославившимся настолько, что мы помним о них и по сей день. Связи между Гекатой и трудами, к примеру, такого философа, как Эмпедокл, не столь очевидны, однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что Эмпедокл был сведущ в магических свойствах кореньев, а Геката, теснейшим образом связывалась с rhizothomoi (собственно, магией кореньев) и pharmakeia (магией трав и растительных ядов). Иллюстрацией этому служит, в частности, призывание Гекаты из сохранившегося фрагмента утраченной пьесы Софокла «Зельекопы» (V в. до н.э.).
Гесиод
Влияние Гесиода на формирование религиозных и духовных воззрений древних греков трудно переоценить. Особенно важную роль сыграли две его поэмы — «Труды и дни» и «Теогония» (обе относятся к VIII веку до н.э.). Первая оказала влияние на развитие орфической и пифагорейской философских школ; цитаты из нее приводились как аргумент в пользу вегетарианской диеты, предписанной последователям этих учений. Вторая же, «Теогония», имела огромное значение как первый в истории упорядоченный свод древнегреческих мифов о сотворении мира и происхождении богов. Для нас она представляет особый интерес, поскольку содержит самое раннее из дошедших до нас литературных описаний Гекаты. В пантеоне «Теогонии» центральное положение занимает Зевс, но и Гекате наряду с ним отводится чрезвычайно важное место. Тысячу лет спустя такую же расстановку сил мы обнаружим в «Халдейских оракулах»; и примечательно, что последние, так же как и «Теогония», почитались плодом божественного откровения.
Высказывались предположения, что Гесиод был служителем Гекаты и что именно этим объясняется необыкновенно пространное и благожелательное описание, которое он дает ей в «Теогонии». Согласно другой гипотезе, это описание «Гекаты» представляет собой позднейшую вставку, добавленную каким-то другим автором по аналогичной причине.
Нам известно, что брата Гесиода звали Перс; то же самое имя носит в «Теогонии» отец Гекаты. Едва ли Гесиод самовольно назвал последнего именем брата, тем более что в «Трудах и днях» он осыпает этого самого брата упреками, обвиняя в безрассудстве. Но можно предположить, что родители Гесиода поклонялись Гекате как своей богине-защитнице и назвали в честь ее отца одного из своих сыновей.
Эмпедокл
Древнегреческий философ и знаток магических свойств растений, Эмпедокл из Акраганта (ок. 495 — ок. 435 до н.э.), заложил основы учения о четырех элементах (воздухе, огне, воде и земле), которое используется в теории магии и по сей день. Некоторые факты его биографии позволяют предположить, что он мог быть служителем Гекаты. Эмпедокл претендовал на обладание именно теми сверхъестественными способностями, которые в легендах ассоциируются с Гекатой и ее приверженцами. Так, он утверждал, что владеет снадобьями, возвращающими молодость (вспомним, что в известном мифе Медея омолаживает старца Эсона, отца Ясона), может управлять погодой (подобно фессалийским волшебницам, о которых говорили, что они способны низвести луну с небес на землю) и даже воскрешать мертвых (эта способность приписывалась самой Гекате как хранительнице ключей подземного мира).
По преданию, Эмпедокл объявил себя бессмертным и, чтобы доказать это, прыгнул в кратер вулкана Этна и бесследно исчез. Останки его так и не были найдены — уцелела лишь одна бронзовая сандалия. А бронзовая сандалия была культовым символом Гекаты.
Один из двух сохранившихся фрагментов трудов Эмпедокла носит название «Очищения» (Katharmoi), что также весьма интересно, поскольку очищение тесно ассоциировалось с Гекатой. Диодор Эфесский приводит легенду, согласно которой Эмпедокл благополучно остановил мор, вызванный загрязнением реки в городе Селине (где стоял храм, посвященный Гекате, Деметре и Персефоне). Чтобы спасти город, он распорядился повернуть две соседние речки таким образом, чтобы воды их очистили загрязненную реку, и сам оплатил все связанные с этим работы. Столь щедрое благодеяние может свидетельствовать о том, что Эмпедокл был посвящен в местные мистерии упомянутых трех богинь.
Порфирий
Философ-неоплатоник Порфирий (234 — ок. 305 н.э.), уроженец финикийского города Тира, был учеником Плотина. В своих работах он затрагивал широкий спектр вопросов и тем; среди его трудов — трактаты по философии, логике, вегетарианству, оракулам, человеческим добродетелям и так далее, а также полемические сочинения против христианства. Его «Введение к “Категориям” Аристотеля» на протяжении многих веков оставалось классическим учебником по логике, признанным как в Европе, так и в странах арабского мира.
Большое влияние на философию Порфирия оказали «Халдейские оракулы», которые и легли в основу его представлений о Гекате. Это помогает понять, почему она так часто упоминается в его сочинениях. В своих схолиях к «Кратилу» Платона Порфирий не только утверждает превосходство Гекаты над другими богами, но и демонстрирует знакомство с «Халдейскими оракулами» и представленной в них божественной иерархией, согласно которой именно Геката есть источник душ и их добродетелей:
…той [чистой] сути, что превосходит прочие силы этого тройственного чина животворения, сообразна власть Гекаты; средней силе, порождающей монады, — власть души, а круговращению умных сил — власть Добродетели[1].
Порфирий был убежденным вегетарианцем и написал на эту тему два трактата: «О воздержании от мясной пищи» и «О недопустимости убийства животных ради пропитания». В своих сочинениях он часто упоминает Гекату; так, например, в трактате «О философии из оракулов» приводится оракул Гекаты о пришествии Иисуса. Христианский теолог Евсевий Кесарийский в своем «Приготовлении к Евангелию» приводит обширные цитаты из Порфирия, среди которых — наставления о символах этой богини, о том, как возвести ее святилище и как ей поклоняться.
Интересно также упоминание Гекаты в трактате «О воздержании», где говорится о некоем святом, который не приносил в жертву животных, но жертвовал Гекате и Гермесу благовония и хлебы. Рассуждая в этой же работе о различных богах, Порфирий особо подчеркивает достоинства Гекаты:
Но Геката будет благосклоннее прочих, если призвать ее именами быка, пса и львицы[2].
Взгляды Порфирия сформировались под влиянием его учителя, Плотина, диалог с которым продолжился в общении Порфирия с его собственным учеником, Ямвлихом. Последний стал автором классического трактата по теургии — «О египетских мистериях».
Кирка (Цирцея)
У Перса была дочь Геката <…> Геката вышла замуж за Ээта и родила от него двух дочерей — Кирку и Медею, а также сына Эгиалея[3].
Кирка, первая из великих вымышленных волшебниц или колдуний в древнегреческой литературе, наделялась целым рядом магических способностей, приличествующих ее полубожественному статусу и родству с Гекатой. Она умела управлять погодой, незримо переноситься с места на место и превращать людей в животных; она владела любовной магией и некромантией, повелевала животными и была сведуща в магии растений.
Одиссей смог устоять против Кирки, пытавшейся превратить его в свинью, только благодаря волшебному растению, которое дал ему бог Гермес. Но против ее любовных чар даже он оказался бессилен и задержался на ее острове на целый год. Комментатор поэмы Ликофрона «Александра» утверждает, что после смерти Одиссея Кирка призвала его тень из царства мертвых; таким образом, от внимания могущественных чародеев обычный человек не мог укрыться даже в загробном мире.
Кирка традиционно изображается как жрица Гекаты, а в некоторых источниках — и как ее дочь. В «Аргонавтике» Кирка по велению Зевса совершает очистительные обряды над своей племянницей Медеей и Ясоном, коварно умертвившими брата Медеи, Апсирта. Этот эпизод, предваряемый видениями, из которых она узнает о свершившемся убийстве и о необходимости очищения, свидетельствует, что Кирка обладала также магическими способностями жрицы:
И Кирка постигла,
Что пред ней изгнания скорбь и нечестье убийства.
Вот почему по закону молящих защитника Зевса,
Гнев чей силен, но сильна и помощь повинным в убийстве,
Жертву она совершать начала, очищается коей
Всякий, кто, зло сотворив, к очагу припадает с мольбою.
Прежде всего, дабы смыть убийства грех неизбывный,
Взяв порожденье свиньи, у которой сосцы еще были
Полны после родов, она ему горло рассекла,
Кровью руки убийц окропила, затем омовеньем
Грех отмаливать стала, к Зевесу Крониду взывая,
Что обеляет от скверн и моленья убийцы приемлет.
И очищения воду потом служанки наяды
Из дому прочь унесли, наяды, пособницы в деле.
Кирка меж тем примирения дар Эриниям грозным —
Жгла лепешки, творя возлиянье трезвою влагой,
Пред очагом умоляя. Зевеса, чтоб гаев их смирил он
И чтобы сам благосклонен и милостив стал для обоих…[4]
Медея
Медея — пожалуй величайшая из всех трагических героинь (или злодеек, в зависимости от позиции повествователя) античной литературы. В некоторых изложениях она описывается как дочь Гекаты; в других называет эту богиню «владычицей, которую я чту особенно, пособницей моею»[5]. И во всех версиях мифа без исключения она предстает как жрица Гекаты:
…бывала нечасто
Дома Медея дотоль, но бессменно в храме Гекаты
Службу несла, ибо жрицей она состояла богини[6].
Медея стала основоположницей нового мотива в литературе — как прекрасная и могущественная женщина, способная не только воскрешать мертвых, но и возвращать молодость старцам. Она омолаживает самого Ясона и его отца Эсона, кормилиц Диониса[7] и старого барана, а затем нарочно сообщает дочерям Пелия неправильное заклинание, чтобы те погубили своего отца. Эта чудесная способность приписывалась Медее уже в самых ранних версиях мифа — например, упоминание о ней встречается во фрагменте утраченной эпической поэмы «Носты» («Возвращения»), где Медея варит волшебные травы в золотом котле. Сама она постоянно подчеркивает, что в магических деяниях ей помогает сама Геката: «…троеликая лишь бы богиня // Мне помогла и к моим чрезвычайным склонилась деяньям!»[8]
В связи с Медеей заслуживают упоминания еще два обстоятельства. Во-первых, когда она бежала из Афин, некий народ принял ее как правительницу и стал называться в ее честь — мидянами. Во-вторых, она была пророчицей; ей приписывается оракул о колонизации греками города Фера, впоследствии подтвержденный дельфийской пифией. В связи с этим пророчеством Пиндар возводит Медею в божественный сан, утверждая, что она изрекла его «несмертными устами»[9].
О том, насколько значимой фигурой была Медея, говорит не только частота ее упоминаний в литературе, но и само количество ее деяний, описания которых представляют важный источник контекстуальных сведений о магических практиках. К счастью для нас, античные поэты стремились вписать сюжетный материал в контекст, знакомый и понятный их слушателям, благодаря чему мы можем проследить, как этот контекст менялся на протяжении веков: от «Аргонавтики» Аполлония Родосского и «Медеи» Еврипида до «Медеи» Сенеки и «Метаморфоз» Овидия.
Фессалийские волшебницы
Фессалийские волшебницы не были жрицами Гекаты, но зачастую ассоциировались с ней как опытные мастерицы в областях магии, особенно тесно связанных с этой богиней, — таких, как nekyia (вопрошание духов умерших, т.е. некромантия), goeteia (колдовство) и pharmakeia (магией трав и растительных ядов). В поэме Лукана «Фарсалия» (I век н.э.) фессалийская колдунья Эрихто взывает к Персефоне, упоминая при этом Гекату как свою богиню-покровительницу:
…Ты, отвергшая небо и матерь,
Ты, Персефона, для нас воплощение третье Гекаты,
Через которую я сношусь молчаливо с тенями![10]
Эта цитата интересна не только тем, что Геката в ней отождествляется с Персефоной, но и содержащимся в ней намеком на то, что Персефона добровольно покинула небо и свою мать Деметру ради подземного мира и общества Аида. Ассоциации между Фессалией (северной областью Греции) и магическими практиками прослеживаются и в греческих магических папирусах, приписывающих авторство нескольких некромантических заклинаний фессалийскому царю Питию[11]. Подчеркивая волшебный характер самой фессалийской земли, Лукан пишет в «Фарсалии»:
На фессалийской земле растут смертоносные травы,
Ведомы скалам ее замогильные таинства магов
И заклинания их. Там всюду рождаются зелья
Для заклинанья богов: колхидская гостья [т.е. Медея] сбирала
Здесь, в гемонийской земле, с собою не взятые травы[12].
Итак, из знаменитых волшебниц в литературе, связанных с Гекатой, фессалийской колдуньей была Эрихто, а Медея собирала в Фессалии колдовские травы. Ко временам Горация слова «фессалийский» и «магический» стали синонимами: так, в сцене из «Эподов», где Канидия и ее подруги-ведьмы собираются принести в жертву ребенка, фигурирует италийская ведьма Фолия, которая «фессалийским сводит заклинанием <...> луну со звездами»[13].
Лампады
Алкман, спартанский лирический поэт VIIвека до н.э., упоминает группу нимф-факелоносиц — спутниц Гекаты[14]. Других сведений об этих нимфах, именуемых Лампадами, в источниках не встречается, но ранняя дата этого единственного упоминания наводит на предположение, что перед нами — последнее свидетельство некой традиции, существовавшей в глубокой древности. Может быть, эти нимфы олицетворяли жриц Гекаты, подобных тем факелоносцам, которые участвовали в Элевсинских мистериях.
Вегетарианцы
Примечательно, что все вышеназванные философы, упоминавшие Гекату в своих произведениях, были строгими вегетарианцами. Эмпедокл, веривший в переселение душ, утверждал, что поедание мяса другого живого существа — тяжкий грех, ибо при этом поглощается чья-то душа, идущая своим путем к божественности. Он был убежден, что в золотом веке люди не приносили животных в жертву и не ели мяса. Для подношения богам использовали благоуханные смолы (ладан и мирру) и мед.
Эти взгляды Эмпедокл страстно отстаивает в своей поэме «Очищения», из которой до наших дней дошли только фрагменты:
Где же убийствам ужасным предел? Неужели беспечный
Ум ваш не видит того, что снедью вы стали друг другу?
<…>
Горе мне! если бы день роковой ниспослал мне кончину
Прежде, чем губы мои нечестивой коснулися пищи![15]
Представление о том, что в золотом веке никто не вкушал мясной пищи, восходит еще к «Трудам и дням» Гесиода (VIII век до н.э.), где упоминается лишь о растительном характере питания в ту благословенную пору:
…Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли[16].
Философы-пифагорейцы IV века до н.э. — картограф Дикеарх из Мессены и его друг, естествоиспытатель Теофраст, — тоже были вегетарианцами и писали о вегетарианстве людей золотого века. В своем трактате «О благочестии» Теофраст развивал воззрения Гесиода.
Неистовым поборником вегетарианства был Порфирий, написавший на эту тему два трактата: «О воздержании от мясной пищи» и «О недопустимости убийства животных ради пропитания». Интересно, что вегетарианцами были также учителя Порфирия — знаменитые философы Плотин и Плутарх.
В трактате «О воздержании…» Порфирий приводит рассказ о переходе от жертвоприношения животных к практике подношения благовоний и первых плодов урожая в дар богам. Возможно, за этим стоит попытка возвращения к обычаям блаженного золотого века:
…увенчав и украсив статуи Гермеса и Гекаты и другие священные образы, завещанные нам предками; а также почтил богов дарами, поднеся им ладан и священные лепешки[17].
Вегетарианцами были также римские философы Сенека и Овидий — авторы сочинений, в которых излагается история Медеи («Медея» и «Метаморфозы» соответственно) и содержатся упоминания о ее служении Гекате.
Перевод с англ. Анны Блейз
[1] Рус. пер. выполнен с английского перевода Томаса Тейлора.
[2] Рус. пер. выполнен с английского перевода Томаса Тейлора.
[3] Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», V.XLV.1.
[4] IV:698—715.
[5] Еврипид, «Медея», рус. пер. И.Ф. Анненского.
[6] Аполлоний, «Аргонавтика», III:250—252, рус. пер. Г.Ф. Церетели.
[7] Точнее, она упоминается в единственном сохранившейся фрагменте эсхиловской драмы «Кормилицы Диониса» — как «та, что вкрошить умеет жизнь сверхсрочную» (рус. пер. М. Гаспарова).
[8] Овидий, «Метаморфозы», VII:177—178, рус. пер. С. Шервинского.
[9] Пиндар, 4-я Пифийская песнь, рус. пер. М. Гаспарова.
[10] VI:699—701, здесь и далее цитируется в рус. пер. Л. Остроумова.
[11] PGMIV.1928—2005, PGMIV.2006—2125, PGMIV.2140—2144, — Примеч. авт.
[12] VI:438—442.
[13] 5-й эпод, рус. пер. Ф. Александрова.
[14] Alkman, fragment 63, ок. VII в. до н.э. — Примеч. авт.
[15] 124, 126, рус. пер. Г. Якубаниса в переработке М. Гаспарова.
[16] 118—119, рус. пер. В. Вересаева.
[17] Рус. пер. выполнен с английского перевода Томаса Тейлора.
Служители богини
- Алексей Минский
- Сообщения: 13008
- Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
- Откуда: Калиниград
- Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
- Род занятий: практик, диагност
- Контактная информация:
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 3 гостя