[1] Ср.: в шумеро–вавилонской мантике известен мотив, имевший противоположное толкование: «Если человек (во сне) несет [на себе] повозку, достигнет он желаний своего сердца» (Boissier Α., p. 2. 1). Похожий мотив с повозкой (колесницей) был распространен у греков, но у них он был разработан более подробно и касался использования ее как средства передвижения: «Женщинам и девицам, свободнорожденным и состоятельным, ехать на колеснице через город, по–моему, к добру — это сулит им хорошие жреческие саны; а женщинам бедным… означает блудный промысел, а рабам — свободу… Въезжать в город к добру для атлета и для больного — первый победит в священных играх, а второй избежит смерти. А выезжать из города для обоих не к добру: одного вынесут мертвым, а другой останется побежден. Наконец, ехать в колеснице по безлюдью для всякого сновидца предвещает смерть и притом в недолгом времени» (Артемидор I, 56).
[2] У греков имелся близкий сюжет, связанный с практикой ростовщичества, однако он был значительно расширен: «Деньги, взятые взаймы, означают не что иное, как жизнь: ведь своей жизнью мы обязаны природе, творцу всего сущего, так же как деньгами — заимодавцу. Поэтому заимодавец, явившийся во сне больному и требующий отдать долг, означает опасность, а если он хоть часть долга получил, это грозит смертью. Кончина заимодавца предвещает избавление от забот и печалей. Кроме того, заимодавец означает дочь, потому что дочь всегда требует расходов, а когда, наконец, ее с великим трудом вырастят, покидает родителей, унося с собой приданое. Для раба, отпущенного на заработки, заимодавец означает господина, требующего оброк. То же, что и заимодавец, означает и сборщик платы за жилье» (Артемидор III, 41).
[3] У греков изначально, возможно, существовал сходный мотив, но затем он был изменен. Хотя связь сохранилась, но она не получила дальнейшего развития. Вместо мотива удара по щеке налицо мотив битья, который уводит в сторону от первоначального сюжета: «Щеки иметь полные всем к добру, а особенно женщине» (Артемидор I, 28); см. также примечание 101 на с. 66.
[4] В ассиро–вавилонской мантике видение во сне плотничьих работ не предвещало сновидцу ничего хорошего: если человек изготовлял дверь, делал стул, кровать, стол или лодку — им мог овладеть «злой демон»; если во сне он видел себя плотником, его ожидали смущенье сердца и убыль имущества (Oppenheim A. L., р. 263). В античную эпоху, напротив, строительные и плотничьи инструменты (особенно угломер, уровень и отвес) стали считаться символами праведной жизни (Psevdoacron. Carm. III, 15, 2) и как таковые нередко изображались в Галлии и Италии на алтарях и надгробиях. В связи с этим сон о плотничьем ремесле считался благоприятным для тех, кто старался жить праведно (Артемидор I, 51). Возможно, эта традиция оказала влияние на представление о том, что Иосиф, земной отец Христа, был плотником.
[5] Цветы в сновидениях — часто встречающийся мотив. Ср. у Ибн Сирина: «Тот, кто увидит, будто берет розу и нюхает ее — то это благо и добрая хвала. То же самое о базилике» (VI, 7). Греческие толкователи разделяли мотив цветов и мотив носа, относя их к разным рубрикам, хотя внимание толкователя, разбиравшего сны, связанные с этой частью лица, и было обращено на процесс дыхания: «Нос иметь красивый и правильный всем к добру. Ведь это означает тонкое чутье, предусмотрительность в делах, знакомство с достойными людьми. Ведь вдыхая носом воздух, люди чувствуют себя лучше» (Артемидор I, 27).
[6] О символике лука в древности см. прим. 10 на с. 47. Ихневмон, по египетским религиозным представлениям, был связан с культом слепого бога Хора Летопольского, «владыки воплощений в Дуате». На монетах летопольского нома эпохи римских императоров был изображен ихневмон с солнечным диском на голове. Это животное считалось также воплощением Ра–Атума в Гелиополе. В одном из магических текстов говорится, что Ра превратился в ихневмона длиной в 46 локтей, чтобы поразить своего извечного врага змея Апофиса. Свойство истреблять змей объясняет популярность ихневмона в магии, а также его роль домашнего охранительного божества. Одно из названий ихневмона — ˁȝḏ — переводится как «спаситель» (Kees Η., s. 32, 34-35). По данным античных источников, ихневмоны уничтожают не только змей, но также крокодильи яйца и даже самих крокодилов (Diod. I, 23; Strab. XVII, 812).
[7] См. прим. 57 на с. 57.
[8] У греков аналогичный мотив толкуется по–разному: «Соединяться со своей женой, когда она к тому охотна, податлива и не противится, одинаково к добру для всех: ибо жена есть для сновидца его ремесло или занятие, доставляющее ему удовольствие, или же то, над чем он начальствует и властвует, как над женой. Сон означает, что от всякого такого будет ему выгода, потому что и от выгоды людям приятно, и от любовных соединений приятно. Если, однако, жена неподатлива и противится, то значение сна противоположное. Тот же смысл имеет и соединение с любовницею» (Артемидор I, 78).
[9] Ср. папирус Честер–Бити III 9, 28. Мышь у египтян была священным животным одного из главных богов пантеона — Хора. У семитских народов мышь считалась символом чумы, в этой связи интересна легенда, которую приводит Геродот. Повествуя о войнах Египта с ассирийцами (671-653 гг. до н. э.), он рассказывает, как один фараон, доведенный до отчаяния, отправился в храм и стал горько жаловаться божеству на постигшее страну несчастье. «Когда царь так рыдал, напал на него сон и во сне предстал ему бог и, ободряя его, сказал: "Пусть царь, ничего не боясь, идет на арабское (т. е. ассирийское. — A. C.) войско; он, бог, сам пришлет ему помощь". Ободренный этим сновидением, царь взял с собой египтян, готовых следовать за ним, и разбил стан в Пелусии… Когда они прибыли в Пелусий, то ночью на вражеский стан напали стаи полевых мышей и изгрызли их колчаны, луки и рукоятки щитов, так что на следующий день врагам пришлось безоружными бежать и множество врагов пало. И поныне еще в храме… стоит каменная статуя этого царя. Он держит в руках мышь, и надпись на статуе гласит: "Взирай на меня и имей страх божий!"» (Herod. II, 141). Относительно мыши у греков: «Мышь означает домашнего раба, потому что живет в одном доме с хозяином, с ним вместе питается и очень боязлива» (Артемидор III, 28).
[10] На Ближнем Востоке письменные источники и памятники искусства отмечают появление лошадей в первой половине II тысячелетия до н. э., что подавляющим большинством ученых ставится во вполне определенную связь с проникновением туда индоевропейцев (Ковалевская В. Б. Конь и всадник. Пути и судьбы. М., 1977. С. 18). В Египте появление лошади связывают в первую очередь с нашествием гиксосов и потерей независимости страны после окончания периода Среднего царства. Отсюда, видимо, и толкование мотива: «конь — насилие».
[11] Осел у египтян, так же как свинья, считался воплощением Сета и пассивным врагом бога солнца Ра, «который побежден» (Kees Η., s. 70, 72; Newberry P. The Pig and the Cult–animal of Set. — JEA 14. P. 211). В папирусе Честер–Бити III сновидения, где присутствовали домашние животные, в том числе осел, считались благоприятными. Шумерская традиция воспринимала осла не как осно- вую рабочую скотину, а как средство передвижения и связывала его с легендарным героем Шульги, вторым царем III династии Ура, который был обожествлен еще при жизни:
Гордый осел, который спешит по караванной дороге,
Быстрая лошадь с развевающимся хвостом,
Ослиный жеребец Шакана, который хорошо умеет бегать,
Это я!
(Kammenhuber A. Hippologia Hethitica. Wiesbaden, 1961. S. 11; Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. M. — JL, 1959. С. 266). В греческих сонниках видение во сне осла считалось благоприятным знаком; там мотив толковался на основе звукового созвучия: «Ослы, навьюченные, послушные погонщику, сильные и быстро передвигающиеся, к добру для женитьбы и товарищества, причем жена и товарищ не будут вводить сновидца в расходы, но охотно будут ему подчиняться и хорошо к нему относиться. И для других дел этот сон хорош из–за самого слова "осел", ибо оно означает "пользу"» (Артемидор II, 12).
[12] Египтяне в религиозных текстах величали козла наряду с бараном «Великой душой небес». Центром почитания культа козла был город Мендес: с глубокой древности священным животным здесь считался так называемый мендесский овен; после его исчезновения этот вымерший вид баранов (на основании сходства названия) был заменен козлом (Kees Η., s. 73, 79. Anm. 2, 80, 438). Это имело неожиданные последствия: в поздний период в Мендесе объявили запрет на принесение в жертву коз, которые в Египте считались основными жертвенными животными (Herod. II, 42, 46). Зловещее истолкование мотива в данном случае, видимо, связано с тем, как сами египтяне объясняли выбор этих животных в качестве жертвы богам: «Воистину, сторонники Сета превратились в коз. Поэтому забивают их [в жертву] перед каждым богом и струится из них их кровь» (Urk. V, 128; Tb XVIII). В ассирийском соннике: «Если человек (во сне) облачен в козлиную шкуру: знатный человек будет удален [от двора] и умрет» (Oppenheim A. L., р. 258). У Артемидора мотив коз трактуется отрицательно: «Браки, дружбу и товарищество такой сон не создает и не поддерживает, ибо козы пасутся не стадом, но отдельно друг от друга на кручах и скалах, доставляя неудобства и себе и пастуху» (Артемидор II, 12).
[13] У греков мотив толковался на основе парономазии, но, как ни странно, трактовка его близка египетской: «Баран должен означать хозяина, правителя и царя: баран предводительствует стадом. Хорошо, когда снится, что спокойно едешь верхом на баране по равнинной местности, особенно для ученых и стремящихся разбогатеть; ведь баран — животное быстрое и считается средством передвижения Гермеса» (Артемидор И, 12).
[14] В ассирийском соннике имеется похожий сюжет с противоположным толкованием: «Если человек (во сне) "идет" к дикому животному: [дом его] будет процветать» (Oppenheim A. L., р. 258).
[15] В греческой традиции волку было отведено значительное место: «Волк благодаря своему имени означает год, и поэты называют годы из–за одной особенности этого зверя: волки пересекают реку, всегда следуя друг за другом (и даже, будто бы, держа друг друга за хвосты, чтобы не снесло течением [см. Элиан. О природе животных. III, 6]), так же как времена года, следуя друг за другом, составляют год. Кроме того, волк означает врага злобного, хищного, наглого и нападающего открыто» (Артемидор II, 12).
[16] В ассиро–вавилонской мантике есть схожие мотивы: «Если человек (во сне) превратится в льва: иоте[ри и…]. Если человек (во сне) превратится в льва и… против… унижен будет [этот] человек» (Oppenheim A. L., р. 257). Греки толковали мотив более подробно: «Льва видеть ручного, ласкающегося и дружелюбно подходящего — к добру и приносит пользу воину от царя, атлету от крепости его тела, гражданину от должностного лица, а рабу от хозяина, ибо лев силой и могуществом подобен этим людям» (Артемидор II, 12). См. также прим. 33 на с. 52.
[17] О крокодиле в египетских представлениях см. прим. 15 на с. 49. Греческая трактовка мотива очень интересна: «Крокодил означает морского грабителя, грабителя, убийцу или другого столь же лихого человека, и как сновидец пострадал от крокодила, так же он пострадает от человека, которого этот крокодил означает» (Артемидор III, 11).
[18] Змеи занимали значительное место в религиозных верованиях и обрядах Древнего Египта, их роль трактовалась очень неоднозначно, что нашло отражение и в толковании снов (см. папирус Честер–Бити III 2, 15; 4, 1; 7, 19; прим. 87). Мотив змеи–врага известен в египетских источниках: Achmes. Achmetis oneirocriticon. 228.28; 229.5.28.
[19] Греческая трактовка мотива, возможно, имеет египетские корни: «Обезьяна означает человека коварного и обманщика. Псоглавая обезьяна имеет то же значение, а вдобавок приносит болезнь, по большей части так называемую "священную" (эпилепсию), ибо это животное посвящено Селене так же, как, по словам древних, и эта болезнь» (Артемидор II, 12).
[20] У Артемидора этот мотив разобран подробно: «Если женщине снится, будто она обладает женщиной, это значит, что она выдаст ей свои тайны; если же соединяется с незнакомой женщиной, то это предвещает тщетные труды. Если женщине снится, будто ею обладает женщина, то она разведется или овдовеет, а кроме того, будет знать тайны той женщины» (Артемидор I, 80).
[21] Эдиповы сны в античности не были редкостью (Софокл. Царь Эдип. 981-982; Платон. О государстве. IX, 571); особенно часто связывались они с образами тех, кто боролся за власть (тиран Гиппий — Herod. VI, 107; Юлий Цезарь — Plut. Div. Jul. 32, etc.). Случаи, когда сновидица–мать видит в этой роли свою дочь, у Артемидора отсутствуют. Ему были известны только примеры сновидца–отца: в этом случае, если дочери на момент сновидения не было еще пяти лет, то такой сон сулил ей гибель; если ей было от пяти до десяти лет — то болезнь; если дочь достигла брачного возраста, то сон ее отца предвещал ей брак, а если она уже была замужем — то развод (Артемидор I, 78).
[22] Морские животные очень редко встречаются в сонниках. Ср.: «Если человек (во сне) несет в своем подоле спрута и целует (?) его: этому человеку прибудет ячменя и серебра. Но если он растет у него в подоле: он потеряет все, что имеет» (Oppenheim A. L., р. 258).
