Образ ведьмы в Средневековой Германии в XV-XVI веках
Добавлено: Пт июл 25, 2025 6:36 pm
Образ ведьмы в Средневековой Германии в XV-XVI веках
Прежде чем описывать образ ведьмы, необходимо выявить понятие колдовства в Средние века.
Вера в колдовство универсальна, однако не существует универсального определения колдовства, поскольку это слово имеет различные значения в различных культурах и в разные периоды истории. Термин имел и положительный и отрицательный смысл. В общем - это волшебство, то есть магическая манипуляция сверхъестественными силами, которая осуществляется путем заклинаний и вызывания духов. Заклинания могут служить целям, как добра, так и зла. Магия и волшебство использовались с доисторических времен для обретения контроля над силами природы и улучшения повседневной жизни. Однако в большинстве сообществ колдовство расценивалось как вредоносная разновидность волшебства. Антропологи определяют колдовство как врожденный дар - использование злой силы, способность воздействовать психически, без необходимости обращаться к ритуалам или заклинаниям. Это определение применимо к некоторым племенным сообществам, но в западном колдовстве мы, как правило, имеем дело с чарами. Колдовство также подразумевает использование сверхъестественных возможностей, таких как невидимость, изменение облика, способность к полетам, способность убивать на расстоянии, ясновидение и астральная защита. В период Ренессанса колдовство определяли как черную магию, ересь и поклонение дьяволу. Ассоциации со злом и дьяволом существуют и в современной культуре Запада. Борцы за возрождение колдовства на Западе дали ему новое определение как неоязыческой религии, поклоняющейся рогатому богу, не имеющей связи с христианством или дьяволом. Кроме того, неоязыческое ведьмовство дозволяет использование магии лишь во благо и никогда во зло. По большей части суть колдовства заключается в чтении заклинаний, что обычно воспринимается общественностью со страхом и недоверием, хотя и представляет собой важную социальную функцию, позволяя людям исправлять зло и избегать горестей, стрессов и проблем. Начиная с XIII века, Христианская церковь повела кампанию по искоренению еретиков, а заодно, в середине XV века, обрушилась и на ведьм. На протяжении двух с половиной веков ведьм преследовали и казнили как еретиков, обвиняя их в пособничестве дьяволу. Большинство кампаний охоты на ведьм проводилось церковью, как католической, так и протестантской.
Большинство современных историков называют цифру от 150 000 до 200 000 казненных по обвинению в колдовстве, причем около 100 000 человек на территории Германии (История Европы. Т. 3., 1993, с. 207).
Теперь рассмотрим понимание слова ведьма. При слове "ведьма" обычно представляют безобразную старуху (которая, впрочем, способна представляться прекрасной женщиной) с нечесаными волосами, редкими зубами и пронзительным взглядом, окруженную кошками и другими животными. С помощью нечистой силы она вредит своим соседям, насылает болезни и смерть на людей, отбирает молоко у коров, вызывает непогоду, засуху и моровые поветрия, варит зелья, оборачивается разными животными и предметами, по ночам летает на метле или козле на ведовской шабаш - сатанинские оргии. Этот образ восходит отчасти к европейскому фольклору, отчасти - к творчеству демонологов начала нового времени. На многих картинах и гравюрах XVI-XVIII веков (от Питера Брейгеля-старшего и Альбрехта Дюрера до Франсиско Гойи) изображен один и тот же сюжет: обнаженные женщины, молодые и старые, в окружении магических книг, черепов, змей и жаб варят в котлах свое отвратительное зелье либо на козлах, собаках и ухватах летят на ночное сборище.
Первое упоминание о шабашах относится к IX веку. Оно входило будто бы в постановление собора, состоявшегося в Анквире; но дело в том, что об этом соборе ничего неизвестно, не осталось никаких сведений, и потому автор упомянутого постановления так и остался анонимом. Но само оно очень характеристично. В нем говорится, что некоторые женщины, предавшиеся сатане, обманутые фантасмагориями, которые перед ними совершал демон, верили, что они по ночам летают с Дианой, сидя на разных зверях, и пролетают так громадные расстояния, следуя по пути, по какому ведет их Диана. И если б они одни верили в такие ночные путешествия, то это бы еще не беда, они лишь одни и погубили бы свои души, но они всем рассказывают об этом, и народ тоже верит в эти поездки. А поэтому, говорится в увещании, надо, чтобы все духовенство обратило на это внимание и проповедовало бы людям, что все это вздор, что нечистый дух нарочно напускает такие видения на нечестивых женщин, что никто и никогда на самом деле таких поездок не совершал, а лишь видел их как бы во сне.
Таким образом, это постановление показывает, что в народе верование в ведьм и их шабаши существовало много раньше XV века, и только, быть может, не было так распространено как потом. Не распространялось же это верование, вероятно, потому, что духовенство и правящие классы, как видно из приведенного выше постановления, не верили этим бредням, не преследовали их, как нечто реальное, а потому и не придавали им в глазах народа привлекательности запрещенного плода. Такое благоразумное отношение к ведьмовству встречается даже и у писателей XV века, но тут уж это было не правилом, а исключением, потому что, благодаря многочисленным процессам ведьм, их ночные поездки и шабаши с дьяволом стали известны с такими подробностями, что самые упорные скептики перестали сомневаться. Теория "иллюзии", т.е. дьявольского наваждения, по которой выходило, что реальных поездок на помелах не существует, хотя еще и имела немногочисленных сторонников, но она все же резко видоизменилась. Теперь уже стали толковать так: тело ведьмы, точно, на шабаш не летает, но дьявол, после того, как ведьма натрется особой волшебной мазью, выхватывает из нее душу и препровождает ее на шабаш. Значит, ведьма хоть и не вся, а все же участвует на шабаше самолично и непосредственно; тело же ее в это время лежит в бесчувственном состоянии, и дьявол устраивает так, что никто его не видит. По окончании же шабаша дьявол приносит душу назад, соединяет ее с телом, и ведьма остается в уверенности, что она была на шабаше, и запоминает все подробности своего путешествия.
Но так думало ученое и относительно более скептическое меньшинство, которое не хотело верить в то, что живое тело могло вылететь в трубу и мчаться на помеле, хотя бы и могучею силой дьявола. Большинство же верило в настоящее телесное путешествие на шабаш и принимало все россказни ведьм из-под пытки за чистую монету. Были также попытки примирить обе точки зрения. В прежнее время, якобы, дьявол точно устраивал ведьме только иллюзии путешествия, нагонял на нее такой сон, а теперь другое дело, теперь он на самом деле мог возить ведьму всю целиком - душу и тело. Эти споры между учеными тянулись очень долго, и вылились в литературу определённого рода.
Картина шабаша уже была описана по отрывкам из авторов XVI и XVII столетий. Но в книге Лие "История инквизиции в Средние века" она вся восстановлена по процессам ведьм, и воспроизведена в данной работе полностью. Шабаш, по показаниям ведьм всей Европы, справлялся повсюду довольно однообразно. Так и должно было быть. Откуда взялись подробности? Ответ на этот вопрос прост. Отцы-инквизиторы, поймав ведьму, пытали ее и задавали одни и те же вопросы и, конечно, под пыткой получали одинаковые ответы. Ведь ответы могли быть только утвердительные; пытаемая ведьма отвечала так, как желательно было инквизитору. Он диктовал ей ответы. Он знал, по прежнему опыту, что делают ведьмы на шабашах, и спрашивал новую ведьму, делала ли она то-же самое; она, конечно, отвечала, что делала. Путем таких вопросов и ответов из-под пытки и строилась картина шабаша.
Вот наиболее распространенная картина шабаша. Ведьма, прежде всего, должна была запастись освященной гостией, под предлогом причастия. Принеся ее, домой, она скармливала ее жабе; потом, когда жаба съедала гостию, ведьма убивала и сжигала саму жабу. Золу от нее она месила с кровью новорожденного младенца, по возможности некрещеного, далее прибавляла в эту смесь порошок из костей повешенного и разные травы. Получалась волшебная мазь. Рецепты ее были, впрочем, различны. Этой мазью ведьма натирала себе ладони (по другим вариантам - раздевалась и натиралась вся), ею же натирала своего "коня", т.е. палку, помело, метлу или просто какой-нибудь стул, скамью, сидя верхом на которых пускалась в путь. "Конь" немедленно, как только она на него садилась, взвивался на воздух и в мгновение ока доставлял ведьму на шабаш. Случалось (это опять вариант), что ведьма садилась и ехала на самом дьяволе, который тогда принимал вид козла, пса, а иногда даже и коня. Шабаш мог происходить где угодно - в лесу, на болоте, на любом пустыре, но все же, были для этого предназначены и особые излюбленные народным сказанием места: в Германии - знаменитая гора Брокен, в Италии - дуб около Беневента. Было еще какое-то особое таинственное место шабашных сборищ, где-то у реки Иордана. И на каждое собрание ведьмы-гости являлись сотнями, несметными толпами. Любимым временем шабаша была ночь с четверга на пятницу. Ведьмы усаживались за столом, уставленным кушаньями и винами, которые появлялись внезапно из-под земли, по знаку демона, командовавшего пиршеством. Потом они воздавали поклонение демону, который присутствовал на шабаше в виде козла, пса или обезьяны. Они отдавались ему и телом, и душой, держа в руке зажженную свечу. Для разнообразия развлечений они делали надругательства над священными эмблемами или поворачивались спиной к небу. Дьявол иногда служил нечто вроде пародии на мессу, а потом произносил проповедь. Он обычно внушал своим слушательницам, что души никакой у человека нет, что россказни духовных о будущей жизни - один обман, что не надо ходить ни в церковь, ни на исповедь, ни употреблять святую воду; если же для видимости приходится справлять эти обрядности, то при этом надо про себя говорить: "С позволения нашего владыки". Обязанность же ведьм, по словам чертовой проповеди, состояла в том, чтобы приводить к нему как можно больше других женщин, обращая их в ведьм, и, главное, делать людям как можно больше зла, пакостить кому попало и при всяком случае.
После проповеди предавались нечестивым и непристойным танцам. Инквизиторы в Италии, именно в Комо и Бреши, когда случалось им ловить малолетних ведьм, обыкновенно, великодушно прощали им их прегрешения, и отдавали их под надежный духовный надзор, но, однако, притом лишь условии, если дети каялись искренно и рассказывали все, что делается на шабашах. Вот эти-то малолетние ведьмы, между прочим, воспроизводили перед инквизиторами шабашные танцы и плясали с большим мастерством. Танцевали обычно, держась друг к другу спиной. Каждая пара, проносясь мимо дьявола-председателя, отдавала ему поклон, запрокидываясь назад и поднимая ногу кверху, как бы в поругание небу. Пир заканчивался оргией, в которой черти служили: и инкубами, и суккубами (демоны, принявшие мужское либо женское обличие).
Существует сказание о том, как однажды двое или трое инквизиторов, желая проверить рассказы ведьм, уговорили одну из них, чтобы она их сводила на шабаш, чтобы все там происходящее видеть самим. Лие утверждает, что эта история считалась в Средние века совершенно достоверной. Называют даже имена этих инквизиторов. Один из них был Бартоломео из Комо, другой - подеста Лоренцо из Конкореццо, а третий - нотариус Джованни Фоссато.
Все эти рассказы, конечно, наполняли души правоверных ужасом, а у инквизиторов распаляли религиозную ревность. Но дело в том, что шабаш для ведьмы служил лишь временным развлечением, которым баловал ее владыка-демон. Ее настоящее дело было вне шабашей, на миру, на людях, среди которых она жила. Она должна была сеять зло вокруг себя. Она принадлежала дьяволу душой и телом, а так как главное занятие и задача дьявола - творение зла людям, то ведьмы, конечно, были должны разделять с ним эту главную его заботу. Примечательно, что многие демонологи считали черта и ведьму парой неразъемлемой, необходимой, т.е. черт не мог обойтись без ведьмы столь же, как и она без него; они дополняли друг друга. Затем, те же ученые знатоки чертовщины резко отличали колдуна и ведьму от мага, волшебника. Маг жил своим ремеслом, зарабатывал им деньги; ведьма же своим искусством не торговала. Маг мог служить столь же благим целям, как и преступным, ведьма же никаких благих целей знать не знала, а только творила зло.
Могущества ведьм было вполне достаточно для того, чтобы внушать к ним ужас и трепет в народе. Но, опять же, ведьма ведьме была рознь. Ученый демонолог Шпренгер насчитывает три группы ведьм: во-первых, были среди них такие, которые могли наносить зло, но не могли уже его исправить; во-вторых, такие, которые могли только устранить зло, но не могли сами его причинить, и, в-третьих, такие, которые могли и причинить зло, и устранить его. И, само собой разумеется, что всех опаснее были ведьмы третьей группы, потому (говорит Шпренгер), что чем больше они гневят Бога, тем больше силы и могущества дает им дьявол. Они убывают и едят детей, если они уже окрещены, а если попадется еще некрещеный новорожденный, то приносят его в жертву дьяволу. Кровь таких детей, как уже было написано выше, служит цементом для мази, с помощью которой ведьмы совершают поездки на шабаш. Такой ведьме достаточно только прикоснуться, например, к беременной женщине, чтобы произвести у неё выкидыш или лишить молока грудь кормящей матери. Ведьма может вызывать бури. Для этого существуют разные средства. Ведьма, например, берет палочку (эти палочки им иногда дает дьявол на шабаше), мочит ее в воде, машет ею, и начинается ураган; или берет горсть камешков и бросает их через плечо назад; или варит в котле щепоть свиной щетины; или болтает пальцем воду в какой-нибудь луже. Всеми этими приемами вызываются бури, грозы, опустошительный град, от которого гибнут посевы, сады, огороды в целой области. Напуск червей, жуков и других вредных тварей на посевы и сады тоже всегда считался делом ведьм. Они же разрушали в мужчинах и женщинах воспроизводительную силу и делали браки бесплодными. Затем, в круг обычной деятельности ведьм входили: напуск и погашение любви, напуски смертельных болезней, поражение людей молнией, а иногда и просто взглядом, превращение людей в животных, предсказание будущего. Обладая секретом изготовления разных волшебных порошков, они употребляют эти порошки для посыпки пастбищ, на которых от этого, впоследствии, гибнет скот. По ночам они, невидимые и неподозреваемые, входят в дома и сыпят тот же порошок на подушки спящих людей, которые от этого впадают в непробудный сон; потом они прикасаются пальцем к телу спящих детей, которые от этого погибают в несколько дней, потому что палец намазывается особым ядом. При случае они ловко и незаметно делают иглой укол под ногтем новорожденного ребенка, потом высасывают из укола кровь, часть этой крови они глотают, а другая служит им для колдовства; они примешивают ее в свои адские зелья. Для тех же целей им нужен жир невинных младенцев, и чтобы добыть его, они кладут детей на горячие угли и собирают вытопившийся из их тела жир. Вдобавок, ведьмы обладают талантом превращения во всевозможных животных и вообще во что угодно. Все это было тщательно записано и перечислено в многочисленных руководствах для производства следствий по делам о ведьмовстве. Инквизитор, заполучив в свое распоряжение ведьму, угощал ее "пыточкой", как любил выражаться российский "сыскных дел мастер" XVIII века С. И. Шешковский, а затем задавал ей вопросы: "не проникала ли ночью в дома?", "Не сыпала ли порошок на подушку спящим?", "Что это был за порошок?", "Входила ли в него кровь младенца?", "Что еще в него было примешано?", и т.д. Ведьма, после пытки (на козлах или дыбах), с полной готовностью отвечала в тон спрашивающему: "сыпала, примешивала кровь, душила младенцев, топила из них жир" и т.д. Вот таким путем и накоплялись факты, характеризовавшие деятельность ведьм во всем ее разнообразии. Любая из этих подробностей ведьмовских злодейств вызывает теперь улыбку, но нельзя забывать, что из-за подобных судебных процессов погибло на кострах не поддающееся точному исчислению число жертв (Орлов М., 2004, с. 65).
К числу особенных талантов ведьм опытные демонологи причисляли их способность питаться плотью и кровью животных, которых они после того обновляли и восстанавливали в целом и нерушимом виде. Этот пункт был особенно подробно разобран и выяснен немецким ученым демонологом Бурхартом. Некоторые демонологи утверждали, что на шабашах иногда убивали людей или животных, не нанося им никакой раны; потом их мертвое тело разрезалось, варилось, жарилось, поедалось шабашными гостями, а после пиршества эти изувеченные трупы восстанавливались и оживлялись, причем, израсходованные части тела заменялись иногда, чем попало, т.е., например, вместо сердца вставляли в грудь деревянный чурбан или пук соломы. Бурхарт этому не верил, а тех из своих прихожан, которые этому верили, подвергал даже покаянию, именно за то, что верят в такой нечестивый вздор. Иоанн Салисберийский, английский богослов XII века, тоже отрицает народное верование о том, что какие-то мрачные адские духи, ламии, как их называли, грызут младенцев, а потом их снова оживляют. Но инквизиторы, взявшиеся за ведьм, помнили, что такое народное верование существует, и, конечно, предусмотрительно осведомлялись у своих жертв - не ела ли она младенцев или вообще мертвецов, которых потом оживляла? И ведьмы, конечно, давали утвердительный ответ. Так, мало-помалу в числе других "качеств" за ведьмами утвердилось и это изощренное злодейство. Особенно много таких историй присутствовало в многочисленных процессах ведьм в Тироле в начале XV века. В то время там вспыхнула настоящая эпидемия ведьмовства, и местные инквизиторы в своем благочестивом рвении, едва успевали снаряжать одну за другой бесчисленных жертв костровых огнищ. Тут выяснилось, что действительно ведьмы на шабашах угощаются плотью живых существ, которые потом остаются целы и невредимы, хотя, конечно, не надолго, потому что все же такая переделка не может не иметь своих законных физиологических последствий (Карпов С. П., 2003, с. 321). Ведьмы из местечка Канавезе в северной Италии признались, что они часто выбирали в стаде у богатых соседей лучших быков, которых убивали и ели, а потом собирали в кучу кости и прочие остатки в произносили только слова: "Sogre, Ranzola!" (встань бычок), и мертвое животное тотчас же оживало. Однажды фермер той местности, Пасквале, убил больного быка, ободрал его, но тотчас вслед за тем сам захворал и умер через неделю; издохла также и собака, которая лизала кровь зарезанного быка. Все это, как водится, народом было истолковано, как злая штука ведьмы. Виновницу нашли (их тогда удивительно как скоро и безошибочно находили), и она объяснила, что бык этот как раз был из числа убитых, съеденных, а потом воскресших по слову ведьмы; оживляя же быка, ведьма наложила на него заклятье, по которому тот, кто его убьет, и будет есть его мясо, должен погибнуть: так и произошло с хозяином и его собакой (Почепко Г. П., Фролова И.И., 1967, с. 174).
Этот пункт возбуждал опять-таки массу пререканий среди ученых богословов. Выходило так, что если это сказание справедливо, то из него явствует, что дьявол может воскрешать мертвых; между тем такая сила считалась исключительно Божьей. И вот опять пустились в утонченные толкования и старались разъяснить, что дьявол, разумеется, не может произвести реального воскресения, а только его подобие, нечто вроде отвода глаз. Но возможность такого полного отвода глаз, так или иначе, свидетельствовала о могуществе дьявола над чувствами и умами смертных.
Что же касается истребления некрещеных детей, то это было уже обязательное дело ведьм; дьявол ставил им это злодейство в существенные условия союза с ним. Из этих убийств он извлекал прямую выгоду, потому что душа некрещеного младенца, следовательно, не омытого крещением от первородного греха, становилась его законной добычей. В то время у католиков существовало нечто вроде догмата, гласившего, что второе пришествие и общее воскресение мертвых наступит лишь тогда, когда число избранных дойдет до известной, из вечности определенной цифры. Значит, и с этой стороны дьяволу было выгодно губить души, чтобы они не попали в число избранных.
Среди ведьм были повитухи, и они-то, конечно, главным образом и старались по этой части. Одна из таких ведьм-акушерок, изловленная в Базеле и, впоследствии, сожженная, призвалась, что она погубила сорок новорожденных, втыкая им иглу в родничок головки. Другая ведьма была сожжена в Страсбурге, эта и счет потеряла сгубленным жертвам. Выдал же эту злодейку один непредвиденный случай: шла она как-то по улице и что-то уронила, не заметив, а оброненный предмет, к ужасу тех, кто его поднял, оказался ручкой новорожденного младенца. Если же повитухи-ведьмы и не умерщвляли детей, то все же были по договору с дьяволом обязаны посвящать этих детей ему. Инквизиторы прилагали все усилия для того чтобы узнать, как совершался обряд посвящения такого ребёнка демону, но так ничего определенного и не добились. Но зато было выяснено, что влекло за собой это посвящение. Ребенок, посвященный дьяволу, всегда обладал какой-нибудь чудесной способностью, и, выросши, редкий из таких посвященных не делался колдуном или ведьмой. Матери-ведьмы уже, конечно, обязательно посвящали своих детей демону, особенно девочек. Эти девочки, к всеобщему удивлению, могли вызывать и прекращать бури и дожди, околдовывать людей и вообще проделывали много из того, что обычно приписывали ведьмам. Рассказы о таких малолетних кудесницах присутствуют во многих хрониках средневековых процессов по делам ведьм, в том числе и в Германии. Ведьмы-повитухи в XV-XVI веках были так многочисленны, что редкая деревенька не обладала такой опасной женщиной.
Благодаря этому полчищу верных слуг и союзниц, дьявол мог почти без удержи и границ предаваться своему излюбленному занятию - нанесению зла смертным. Шпренгер рассказывает, что один из его друзей-инквизиторов однажды заехал в один город, оказавшийся почти опустошенным чумой. Ему рассказали оставшиеся в небольшом числе уцелевшие жители, что эпидемия производится мертвой ведьмой. Это было очень страшное и могучее существо, нечто вроде сочетания ведьмы с вампиром, потому что продолжало свои злодейства даже за гробом. Утверждали, что ведьма все грызет свой саван и все не может его сгрызть, а пока не сгрызет всего, эпидемия не прекратится. Инквизитор приказал разрыть могилу, и тут оказалось, что саван уже наполовину съеден ведьмой. Городской голова, при этом присутствовавший, вынул свой меч, отсек у трупа голову и выбросил ее из могилы, и чума тот час же прекратилась. Следствие выяснило, что эта покойница, несомненно, была ведьмой. Шпренгер горько оплакивал ту небрежность, то невнимание, с какими власти его времени относились к подобного рода злодействам.
Образ ведьмы в трудах теологов XV-XVII веков формировался на основе древнего наследия - в образе злой распутницы угадываются черты ветхозаветной Лилит, античной богини Дианы, Цирцеи, превратившей в свиней спутников Одиссея, Медеи и женских персонажей поэм Вергилия и Горация. Добавлением к этому образу стало новое истолкование необычных способностей ведьмы. Идея о том, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, универсальна для всех народов Земли. Но в Европе позднего Средневековья эти способности стали ассоциироваться с дьяволом - считалось, что ведьма приобретала свои умения в обмен на бессмертную душу. В результате на теле ведьмы якобы появлялась "дьявольская отметина" - неприметное пятнышко, нечувствительное к боли. Поиск этого пятнышка стал одним из стандартных следственных действий во время ведовского процесса. Другим "тестом" было испытание водой - предполагалось, что ведьма даже со связанными руками не тонет, потому что ей помогают ее домашние демоны и сам дьявол. Стойкость на допросах, нежелание признаваться в злодеяниях тоже считались показателями ее нечеловеческой природы (Гуревич А. Я., 1990, с. 49-50).
В глазах же европейских крестьян образ ведьмы был несколько иным - это не обязательно была женщина, главным был не пол, а внешность и поведение человека. Люди с физическими недостатками, одинокие, нелюдимые, злые и сварливые, пренебрегающие нравственными нормами или внезапно разбогатевшие, - вот кто рисковал приобрести репутацию ведьмы или колдуна. С ними уживались и даже старались обходиться как можно более вежливо, чтобы не навлечь на себя их гнев. Но как только что-нибудь случалось - ведьме угрожали, заставляли забрать назад порчу, даже били и царапали до крови (считалось, что это может снять заклятие). Не связь с дьяволом, не ночные полеты, а именно вредоносные действия ведьмы, колдовская порча - так называемая maleficia - пугали крестьян (Монтегю Саммерс, 2002, с. 111).
Вопреки распространенному стереотипу образ ведьмы как тайного врага, опасного для всего общества, более характерен не для католических, а для протестантских общин с их борьбой за идеологическую чистоту и категорическим отвержением всего, что хоть отдаленно напоминает магию. Католическая церковь более спокойно относилась к деревенским знахарям, она мирилась с существованием дьявола и его слуг, адаптируя, таким образом, дохристианские представления. В самом католичестве было много магии, клир и монастыри предлагали прихожанам и паломникам разные средства для чудесных исцелений и защиты от ведьм. Реформация отменила и эти средства, и мир в отношении всех инакомыслящих, будь то паписты или ведьмы. Инквизиция приговаривала ведьм к сожжению не за магию, а за ересь - договор с дьяволом и службу ему, протестанты же были гораздо более радикальны.
Следует сказать, что ведовская истерия практически не затронула Россию. Американская исследовательница Валери Кивельсон полагает, что это произошло во многом из-за особого отношения к человеческому телу в восточном христианстве в отличие от католичества и тем более протестантизма. Хотя православие унаследовало иудео-христианское представление о женщине, как сосуде греха, оно не приняло идеи падения Адама и первородного греха как основы христианского учения. Последствия были огромны: если для католицизма грехи плоти - основной порок и причина падения мужчины, а протестантизм относится к плоти как к косному "носителю" души, то в православии плоть воспринимается не как неизбежное зло, а скорее как благо, освященное воплощением Спасителя. Восточные теологи были меньше поглощены идеей греховности плоти, чем их западные коллеги, и, соответственно, женщина как телесное существо беспокоила и пугала православных христиан меньше. В России не было теологической теории колдовства, и оно не было окрашено в сексуальные тона. В ходе русских колдовских процессов речь о дьяволе заходила очень редко ((Христофорова О. Б., 2004, с 76).
Важно и то, что в России, уголовное законодательство в отношении колдовства в допетровскую эпоху не было развито, а Петр I своим указом 1715 года против кликуш, обычных обвинителей колдунов, раз и навсегда перекрыл канал доносов. Православные священники были осторожны в своих проповедях на тему колдовства и порчи, в которые, безусловно, верили русские крестьяне и горожане, и стремились препятствовать народным самосудам над колдунами. К тому же православие не испытало того глубокого кризиса, который вылился на Западе в Реформацию и привел к затяжной эпохе религиозных войн.
Франция была одной из первых стран, где охота на ведьм началась уже в первой половине XIV века, при папе Иоанне XXII. В 1390 году состоялся первый светский процесс по обвинению в колдовстве. С начала XVI века суды становятся массовыми, а на период 1580-1620 годов приходится настоящая "эпидемия колдовства". В середине XVII века парламент Парижа начинает отклонять дела о колдовстве, но последний ведовской костер во французской столице горел и совсем незадолго до гильотин буржуазной революции конца XVIII века.
Испанская инквизиция активно боролась с еретиками, но от охоты на ведьм Испания пострадала меньше других стран Европы. Наказания суда инквизиции были даже легче, чем у светских судов. Первая казнь ведьмы в этой стране датируется 1498 годом, а последние наказания за колдовство (две сотни ударов розгой и 6-летнее изгнание) - 1820 годом. В Англии закон против колдовства был принят в 1542 году, причем пытки были запрещены, а ведьм казнили через повешение. После 1682 года ведьм уже не казнили, 1712 годом датируется последнее официальное обвинение в колдовстве, а в 1736 , впервые в Европе, соответствующая статья закона была отменена. Жертвами охоты на ведьм стали около тысячи жителей Англии. В Германии, эпицентре ведовской паники, эта охота унесла жизни десятков тысяч человек (Гопаченко А. Н., 2002, с. 125).
Законы против колдовства, входившие в Каролинский кодекс 1532 года, предусматривали пытки и смертную казнь, а самым распространенным способом казни было сожжение заживо. Массовые процессы начались здесь во второй половине XVI века, под влиянием Реформации и Тридцатилетней войны, а последний приговор за колдовство был вынесен в 1775 году. Шотландия занимала второе место после Германии по жестокости процессов над ведьмами. Начавшись довольно поздно, в конце XVI века, особенно интенсивной охота на них стала со времени правления короля Якова VI Стюарта (в 1603 году он стал королем Англии под именем Якова I). Наибольшие волны преследований пришлись на 1640-1644-е и 1660-1663-е годы. Последняя ведьма в Европе была казнена в 1782 году в Швейцарии.
Большую роль в превращении единичных процессов в массовые сыграли изменения в законодательстве - под влиянием папских булл XIV-XV веков в светские уголовно-судебные уложения попадают описания следственных методов инквизиции и статьи о наказании за колдовство. Колдовство признавалось исключительным преступлением - crimen exeptum. Это означало неограниченное применение пыток, а также то, что для вынесения приговора было достаточно доносов и показаний свидетелей. Пытки порождали эффект "снежного кома" - обвиняемые выдавали все новых и новых сообщников, с которыми якобы встречались на шабашах, и число осужденных росло в геометрической прогрессии. Так, например, в Салеме, небольшом городке, в котором насчитывалась всего сотня домовладений, за два года процессов было осуждено 185 человек.
Особенно интенсивными ведовские процессы были на территориях, затронутых Реформацией. Восприняв как догму демонологические построения своих политических противников, протестантские наставники стали своими силами бороться с "посланниками ада". "Колдуны и ведьмы, - писал Мартин Лютер, - суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели... понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола". И вскоре в лютеранских и кальвинистских государствах появились собственные, более суровые законы о колдовстве (например, был отменен пересмотр судебных дел). Пытаясь расколдовать мир, протестантские теологи породили массовую паранойю.
Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 "ведьмы". В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.
Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627- 1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.
Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: "Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены... Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием... Трех четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9-14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать" (Рассел Роббинс Хоуп, 2001, с. 123).
Преследование ведьм в Германии достигло высшей точки во время Тридцатилетней войны 1618-1648 годов, когда воюющие стороны обвиняли друг друга в колдовской ереси. Но и в мирные времена политическая борьба и придворные интриги часто принимали форму взаимных обвинений в колдовстве. В Англии за это преступление были осуждены многие высокопоставленные лица, подозревавшиеся в политическом инакомыслии и тайном заговоре против короля. В 1478 году герцогиня Бедфордская была обвинена в чародействе. Ричард III в 1483 году обвинил бывшую королеву Елизавету Вудвилл в том, что она иссушила его руку. Супруга Генриха VIII Анна Болейн была казнена в 1536 году по обвинению в колдовстве (Boльфгaнг Taрновский, 1994, с. 77).
Была еще одна причина того, что процессы стали массовыми - передача дел о колдовстве из церковных судов в светские ставила охоту в прямую зависимость от настроений и амбиций местных правителей. И если некоторые из них не допускали разгула процессов, то другие всячески их поощряли и даже сами выступали в числе рьяных охотников за ведьмами. Эпицентр массовых ведовских процессов был либо в отдаленных провинциях крупных государств, либо там, где центральная власть была слабой. В централизованных государствах с развитой административной структурой, например во Франции, охота на ведьм велась менее интенсивно, чем в государствах слабых и раздробленных. Иногда центральная власть сама начинала процессы, как в Испании, но они никогда не смогли бы достичь такого размаха без поддержки местной элиты.
Однако политические факторы сами по себе вряд ли сыграли бы решающую роль, если бы не сопутствующие обстоятельства.
Психологи утверждают, что в ситуации стресса, экономической нестабильности, социального и идеологического кризиса может возникать так называемый архаический синдром - интеллектуальный регресс, когда человек или общество оказываются в странном мире оживших призраков и материализованных фобий. Страх усыпляет разум, а сон разума, по выражению Гойи, рождает чудовищ. В такой ситуации естественный способ устранения страха и паники - порождение образа "внутреннего врага", чтобы, изгнав его, символически изгнать причину страха (Boльфгaнг Taрновский, 1994, с. 78).
В представлении крестьян ведьмы не были связаны между собой, поэтому, например, вред, нанесенный одной, могла исправить другая. Демонологи же, а вслед за ними и охотники-практики сделали следующий логический шаг: раз ведьмы - враги общества, значит, они составляют нечто вроде антиобщества, тайной организации, плетущей хитроумный дьявольский заговор. Поэтому каждая из них опасна вдвойне, и ни уживаться с ними, ни миловать их нельзя. По всей видимости, именно наложение простонародной и ученой традиций привело к тому, что ведьму стали воспринимать не как человека, а, подобно инопланетному существу из фантастических фильмов, как Нечто, которое поместили в человеческую оболочку. И чем более знаком и близок был этот человек, тем больше ужаса и отвращения вызывал он после того, как его "подменили". В мире, где человек - скорее душа, чем тело, пакт с дьяволом приводит к появлению людей враждебной сущности в человеческом облике. Полеты на шабаш, оборотничество и прочие необычные способности ведьм подчеркивают эту их нечеловеческую природу. Все тайные страхи и подавленные желания, несовместимые идеи, ведущие к раздвоению образа близкого человека, отразились в этой кошмарной фантазии. Признания под пытками, ответы на изощренные вопросы инквизиторов только подтверждали это видение. Казнь ведьмы не была для палачей и большинства ротозеев человеческой смертью, она была освобождением мира от еще одного врага.
Это представление постепенно проникло и в замкнутый прежде мир сельской общины. Когда церковные и светские власти заинтересовались ведьмами, они своим авторитетом только упрочили веру простолюдинов в колдовство и к тому же предоставили им возможность избавляться от опасных или надоевших соседей, не марая собственных рук. Конфликты начали приобретать иную форму - не контрмагия и самосуды, а доносы властям. Историки ныне испытывают шок, разбирая эти нацарапанные корявым почерком анонимные записки. В 1692 году в Салеме 4-летнюю Доркас Гуд, дочь одной из осужденных за колдовство, на девять месяцев посадили в Бостонскую тюрьму. Решились бы жители Салема, добропорядочные пуритане, сами, не опираясь на авторитет судей, причинить зло ребенку?
Стараниями элиты народная культура была открыта для внешних воздействий и оказалась плодородной почвой для материализации книжных демонов. Это и порождало, и оправдывало процессы. Своего рода "фокусом", в котором сошлись крестьянские суеверия и ученые теории, стали некоторые местные дворяне, "генералы" охоты на ведьм (Данэм Б., 1967, с. 354).
Далее следует рассмотреть процедуру опознания ведьм, существовавшую в народе. Известно, что боязнь сглаза и порчи, присущая человечеству с глубокой древности, жива и поныне. Что же говорить о времени раннего Средневековья? Разъяренная толпа нередко устраивала самосуд над человеком, в котором видела колдуна. Но чтобы наказать ведьму или колдуна, сначала их необходимо выявить.
Ведьму узнавали по полету ножа с изображением креста, брошенного через нее. А чтобы выявить всех ведьм в своем приходе, следовало взять в церковь пасхальное яйцо. Правда, любопытный при этом рисковал: если ведьма успеет вырвать и раздавить яйцо, у него должно было разорваться сердце. Принесенные в церковь намазанные салом детские башмачки грозили обездвижить ведьму. Но, пожалуй, самым распространенным оставалось испытание водой. Привязав правую руку ведьмы к левой ноге, а левую руку к правой ноге, колдунью бросали в ближайший водоем. Если она начинала тонуть, значит, невиновна, если же вода не принимала грешницу, то сомнений не оставалось: точно служила Сатане. Было распространено убеждение, что ведьма отличается от остальных людей меньшим весом: недаром же она летает по воздуху. Поэтому нередко обвиненных в колдовстве испытывали взвешиванием (Леман Льфред, 2007, с. 198).
https://studbooks.net/679488/istoriya/v ... _xv-xvi_vv
Прежде чем описывать образ ведьмы, необходимо выявить понятие колдовства в Средние века.
Вера в колдовство универсальна, однако не существует универсального определения колдовства, поскольку это слово имеет различные значения в различных культурах и в разные периоды истории. Термин имел и положительный и отрицательный смысл. В общем - это волшебство, то есть магическая манипуляция сверхъестественными силами, которая осуществляется путем заклинаний и вызывания духов. Заклинания могут служить целям, как добра, так и зла. Магия и волшебство использовались с доисторических времен для обретения контроля над силами природы и улучшения повседневной жизни. Однако в большинстве сообществ колдовство расценивалось как вредоносная разновидность волшебства. Антропологи определяют колдовство как врожденный дар - использование злой силы, способность воздействовать психически, без необходимости обращаться к ритуалам или заклинаниям. Это определение применимо к некоторым племенным сообществам, но в западном колдовстве мы, как правило, имеем дело с чарами. Колдовство также подразумевает использование сверхъестественных возможностей, таких как невидимость, изменение облика, способность к полетам, способность убивать на расстоянии, ясновидение и астральная защита. В период Ренессанса колдовство определяли как черную магию, ересь и поклонение дьяволу. Ассоциации со злом и дьяволом существуют и в современной культуре Запада. Борцы за возрождение колдовства на Западе дали ему новое определение как неоязыческой религии, поклоняющейся рогатому богу, не имеющей связи с христианством или дьяволом. Кроме того, неоязыческое ведьмовство дозволяет использование магии лишь во благо и никогда во зло. По большей части суть колдовства заключается в чтении заклинаний, что обычно воспринимается общественностью со страхом и недоверием, хотя и представляет собой важную социальную функцию, позволяя людям исправлять зло и избегать горестей, стрессов и проблем. Начиная с XIII века, Христианская церковь повела кампанию по искоренению еретиков, а заодно, в середине XV века, обрушилась и на ведьм. На протяжении двух с половиной веков ведьм преследовали и казнили как еретиков, обвиняя их в пособничестве дьяволу. Большинство кампаний охоты на ведьм проводилось церковью, как католической, так и протестантской.
Большинство современных историков называют цифру от 150 000 до 200 000 казненных по обвинению в колдовстве, причем около 100 000 человек на территории Германии (История Европы. Т. 3., 1993, с. 207).
Теперь рассмотрим понимание слова ведьма. При слове "ведьма" обычно представляют безобразную старуху (которая, впрочем, способна представляться прекрасной женщиной) с нечесаными волосами, редкими зубами и пронзительным взглядом, окруженную кошками и другими животными. С помощью нечистой силы она вредит своим соседям, насылает болезни и смерть на людей, отбирает молоко у коров, вызывает непогоду, засуху и моровые поветрия, варит зелья, оборачивается разными животными и предметами, по ночам летает на метле или козле на ведовской шабаш - сатанинские оргии. Этот образ восходит отчасти к европейскому фольклору, отчасти - к творчеству демонологов начала нового времени. На многих картинах и гравюрах XVI-XVIII веков (от Питера Брейгеля-старшего и Альбрехта Дюрера до Франсиско Гойи) изображен один и тот же сюжет: обнаженные женщины, молодые и старые, в окружении магических книг, черепов, змей и жаб варят в котлах свое отвратительное зелье либо на козлах, собаках и ухватах летят на ночное сборище.
Первое упоминание о шабашах относится к IX веку. Оно входило будто бы в постановление собора, состоявшегося в Анквире; но дело в том, что об этом соборе ничего неизвестно, не осталось никаких сведений, и потому автор упомянутого постановления так и остался анонимом. Но само оно очень характеристично. В нем говорится, что некоторые женщины, предавшиеся сатане, обманутые фантасмагориями, которые перед ними совершал демон, верили, что они по ночам летают с Дианой, сидя на разных зверях, и пролетают так громадные расстояния, следуя по пути, по какому ведет их Диана. И если б они одни верили в такие ночные путешествия, то это бы еще не беда, они лишь одни и погубили бы свои души, но они всем рассказывают об этом, и народ тоже верит в эти поездки. А поэтому, говорится в увещании, надо, чтобы все духовенство обратило на это внимание и проповедовало бы людям, что все это вздор, что нечистый дух нарочно напускает такие видения на нечестивых женщин, что никто и никогда на самом деле таких поездок не совершал, а лишь видел их как бы во сне.
Таким образом, это постановление показывает, что в народе верование в ведьм и их шабаши существовало много раньше XV века, и только, быть может, не было так распространено как потом. Не распространялось же это верование, вероятно, потому, что духовенство и правящие классы, как видно из приведенного выше постановления, не верили этим бредням, не преследовали их, как нечто реальное, а потому и не придавали им в глазах народа привлекательности запрещенного плода. Такое благоразумное отношение к ведьмовству встречается даже и у писателей XV века, но тут уж это было не правилом, а исключением, потому что, благодаря многочисленным процессам ведьм, их ночные поездки и шабаши с дьяволом стали известны с такими подробностями, что самые упорные скептики перестали сомневаться. Теория "иллюзии", т.е. дьявольского наваждения, по которой выходило, что реальных поездок на помелах не существует, хотя еще и имела немногочисленных сторонников, но она все же резко видоизменилась. Теперь уже стали толковать так: тело ведьмы, точно, на шабаш не летает, но дьявол, после того, как ведьма натрется особой волшебной мазью, выхватывает из нее душу и препровождает ее на шабаш. Значит, ведьма хоть и не вся, а все же участвует на шабаше самолично и непосредственно; тело же ее в это время лежит в бесчувственном состоянии, и дьявол устраивает так, что никто его не видит. По окончании же шабаша дьявол приносит душу назад, соединяет ее с телом, и ведьма остается в уверенности, что она была на шабаше, и запоминает все подробности своего путешествия.
Но так думало ученое и относительно более скептическое меньшинство, которое не хотело верить в то, что живое тело могло вылететь в трубу и мчаться на помеле, хотя бы и могучею силой дьявола. Большинство же верило в настоящее телесное путешествие на шабаш и принимало все россказни ведьм из-под пытки за чистую монету. Были также попытки примирить обе точки зрения. В прежнее время, якобы, дьявол точно устраивал ведьме только иллюзии путешествия, нагонял на нее такой сон, а теперь другое дело, теперь он на самом деле мог возить ведьму всю целиком - душу и тело. Эти споры между учеными тянулись очень долго, и вылились в литературу определённого рода.
Картина шабаша уже была описана по отрывкам из авторов XVI и XVII столетий. Но в книге Лие "История инквизиции в Средние века" она вся восстановлена по процессам ведьм, и воспроизведена в данной работе полностью. Шабаш, по показаниям ведьм всей Европы, справлялся повсюду довольно однообразно. Так и должно было быть. Откуда взялись подробности? Ответ на этот вопрос прост. Отцы-инквизиторы, поймав ведьму, пытали ее и задавали одни и те же вопросы и, конечно, под пыткой получали одинаковые ответы. Ведь ответы могли быть только утвердительные; пытаемая ведьма отвечала так, как желательно было инквизитору. Он диктовал ей ответы. Он знал, по прежнему опыту, что делают ведьмы на шабашах, и спрашивал новую ведьму, делала ли она то-же самое; она, конечно, отвечала, что делала. Путем таких вопросов и ответов из-под пытки и строилась картина шабаша.
Вот наиболее распространенная картина шабаша. Ведьма, прежде всего, должна была запастись освященной гостией, под предлогом причастия. Принеся ее, домой, она скармливала ее жабе; потом, когда жаба съедала гостию, ведьма убивала и сжигала саму жабу. Золу от нее она месила с кровью новорожденного младенца, по возможности некрещеного, далее прибавляла в эту смесь порошок из костей повешенного и разные травы. Получалась волшебная мазь. Рецепты ее были, впрочем, различны. Этой мазью ведьма натирала себе ладони (по другим вариантам - раздевалась и натиралась вся), ею же натирала своего "коня", т.е. палку, помело, метлу или просто какой-нибудь стул, скамью, сидя верхом на которых пускалась в путь. "Конь" немедленно, как только она на него садилась, взвивался на воздух и в мгновение ока доставлял ведьму на шабаш. Случалось (это опять вариант), что ведьма садилась и ехала на самом дьяволе, который тогда принимал вид козла, пса, а иногда даже и коня. Шабаш мог происходить где угодно - в лесу, на болоте, на любом пустыре, но все же, были для этого предназначены и особые излюбленные народным сказанием места: в Германии - знаменитая гора Брокен, в Италии - дуб около Беневента. Было еще какое-то особое таинственное место шабашных сборищ, где-то у реки Иордана. И на каждое собрание ведьмы-гости являлись сотнями, несметными толпами. Любимым временем шабаша была ночь с четверга на пятницу. Ведьмы усаживались за столом, уставленным кушаньями и винами, которые появлялись внезапно из-под земли, по знаку демона, командовавшего пиршеством. Потом они воздавали поклонение демону, который присутствовал на шабаше в виде козла, пса или обезьяны. Они отдавались ему и телом, и душой, держа в руке зажженную свечу. Для разнообразия развлечений они делали надругательства над священными эмблемами или поворачивались спиной к небу. Дьявол иногда служил нечто вроде пародии на мессу, а потом произносил проповедь. Он обычно внушал своим слушательницам, что души никакой у человека нет, что россказни духовных о будущей жизни - один обман, что не надо ходить ни в церковь, ни на исповедь, ни употреблять святую воду; если же для видимости приходится справлять эти обрядности, то при этом надо про себя говорить: "С позволения нашего владыки". Обязанность же ведьм, по словам чертовой проповеди, состояла в том, чтобы приводить к нему как можно больше других женщин, обращая их в ведьм, и, главное, делать людям как можно больше зла, пакостить кому попало и при всяком случае.
После проповеди предавались нечестивым и непристойным танцам. Инквизиторы в Италии, именно в Комо и Бреши, когда случалось им ловить малолетних ведьм, обыкновенно, великодушно прощали им их прегрешения, и отдавали их под надежный духовный надзор, но, однако, притом лишь условии, если дети каялись искренно и рассказывали все, что делается на шабашах. Вот эти-то малолетние ведьмы, между прочим, воспроизводили перед инквизиторами шабашные танцы и плясали с большим мастерством. Танцевали обычно, держась друг к другу спиной. Каждая пара, проносясь мимо дьявола-председателя, отдавала ему поклон, запрокидываясь назад и поднимая ногу кверху, как бы в поругание небу. Пир заканчивался оргией, в которой черти служили: и инкубами, и суккубами (демоны, принявшие мужское либо женское обличие).
Существует сказание о том, как однажды двое или трое инквизиторов, желая проверить рассказы ведьм, уговорили одну из них, чтобы она их сводила на шабаш, чтобы все там происходящее видеть самим. Лие утверждает, что эта история считалась в Средние века совершенно достоверной. Называют даже имена этих инквизиторов. Один из них был Бартоломео из Комо, другой - подеста Лоренцо из Конкореццо, а третий - нотариус Джованни Фоссато.
Все эти рассказы, конечно, наполняли души правоверных ужасом, а у инквизиторов распаляли религиозную ревность. Но дело в том, что шабаш для ведьмы служил лишь временным развлечением, которым баловал ее владыка-демон. Ее настоящее дело было вне шабашей, на миру, на людях, среди которых она жила. Она должна была сеять зло вокруг себя. Она принадлежала дьяволу душой и телом, а так как главное занятие и задача дьявола - творение зла людям, то ведьмы, конечно, были должны разделять с ним эту главную его заботу. Примечательно, что многие демонологи считали черта и ведьму парой неразъемлемой, необходимой, т.е. черт не мог обойтись без ведьмы столь же, как и она без него; они дополняли друг друга. Затем, те же ученые знатоки чертовщины резко отличали колдуна и ведьму от мага, волшебника. Маг жил своим ремеслом, зарабатывал им деньги; ведьма же своим искусством не торговала. Маг мог служить столь же благим целям, как и преступным, ведьма же никаких благих целей знать не знала, а только творила зло.
Могущества ведьм было вполне достаточно для того, чтобы внушать к ним ужас и трепет в народе. Но, опять же, ведьма ведьме была рознь. Ученый демонолог Шпренгер насчитывает три группы ведьм: во-первых, были среди них такие, которые могли наносить зло, но не могли уже его исправить; во-вторых, такие, которые могли только устранить зло, но не могли сами его причинить, и, в-третьих, такие, которые могли и причинить зло, и устранить его. И, само собой разумеется, что всех опаснее были ведьмы третьей группы, потому (говорит Шпренгер), что чем больше они гневят Бога, тем больше силы и могущества дает им дьявол. Они убывают и едят детей, если они уже окрещены, а если попадется еще некрещеный новорожденный, то приносят его в жертву дьяволу. Кровь таких детей, как уже было написано выше, служит цементом для мази, с помощью которой ведьмы совершают поездки на шабаш. Такой ведьме достаточно только прикоснуться, например, к беременной женщине, чтобы произвести у неё выкидыш или лишить молока грудь кормящей матери. Ведьма может вызывать бури. Для этого существуют разные средства. Ведьма, например, берет палочку (эти палочки им иногда дает дьявол на шабаше), мочит ее в воде, машет ею, и начинается ураган; или берет горсть камешков и бросает их через плечо назад; или варит в котле щепоть свиной щетины; или болтает пальцем воду в какой-нибудь луже. Всеми этими приемами вызываются бури, грозы, опустошительный град, от которого гибнут посевы, сады, огороды в целой области. Напуск червей, жуков и других вредных тварей на посевы и сады тоже всегда считался делом ведьм. Они же разрушали в мужчинах и женщинах воспроизводительную силу и делали браки бесплодными. Затем, в круг обычной деятельности ведьм входили: напуск и погашение любви, напуски смертельных болезней, поражение людей молнией, а иногда и просто взглядом, превращение людей в животных, предсказание будущего. Обладая секретом изготовления разных волшебных порошков, они употребляют эти порошки для посыпки пастбищ, на которых от этого, впоследствии, гибнет скот. По ночам они, невидимые и неподозреваемые, входят в дома и сыпят тот же порошок на подушки спящих людей, которые от этого впадают в непробудный сон; потом они прикасаются пальцем к телу спящих детей, которые от этого погибают в несколько дней, потому что палец намазывается особым ядом. При случае они ловко и незаметно делают иглой укол под ногтем новорожденного ребенка, потом высасывают из укола кровь, часть этой крови они глотают, а другая служит им для колдовства; они примешивают ее в свои адские зелья. Для тех же целей им нужен жир невинных младенцев, и чтобы добыть его, они кладут детей на горячие угли и собирают вытопившийся из их тела жир. Вдобавок, ведьмы обладают талантом превращения во всевозможных животных и вообще во что угодно. Все это было тщательно записано и перечислено в многочисленных руководствах для производства следствий по делам о ведьмовстве. Инквизитор, заполучив в свое распоряжение ведьму, угощал ее "пыточкой", как любил выражаться российский "сыскных дел мастер" XVIII века С. И. Шешковский, а затем задавал ей вопросы: "не проникала ли ночью в дома?", "Не сыпала ли порошок на подушку спящим?", "Что это был за порошок?", "Входила ли в него кровь младенца?", "Что еще в него было примешано?", и т.д. Ведьма, после пытки (на козлах или дыбах), с полной готовностью отвечала в тон спрашивающему: "сыпала, примешивала кровь, душила младенцев, топила из них жир" и т.д. Вот таким путем и накоплялись факты, характеризовавшие деятельность ведьм во всем ее разнообразии. Любая из этих подробностей ведьмовских злодейств вызывает теперь улыбку, но нельзя забывать, что из-за подобных судебных процессов погибло на кострах не поддающееся точному исчислению число жертв (Орлов М., 2004, с. 65).
К числу особенных талантов ведьм опытные демонологи причисляли их способность питаться плотью и кровью животных, которых они после того обновляли и восстанавливали в целом и нерушимом виде. Этот пункт был особенно подробно разобран и выяснен немецким ученым демонологом Бурхартом. Некоторые демонологи утверждали, что на шабашах иногда убивали людей или животных, не нанося им никакой раны; потом их мертвое тело разрезалось, варилось, жарилось, поедалось шабашными гостями, а после пиршества эти изувеченные трупы восстанавливались и оживлялись, причем, израсходованные части тела заменялись иногда, чем попало, т.е., например, вместо сердца вставляли в грудь деревянный чурбан или пук соломы. Бурхарт этому не верил, а тех из своих прихожан, которые этому верили, подвергал даже покаянию, именно за то, что верят в такой нечестивый вздор. Иоанн Салисберийский, английский богослов XII века, тоже отрицает народное верование о том, что какие-то мрачные адские духи, ламии, как их называли, грызут младенцев, а потом их снова оживляют. Но инквизиторы, взявшиеся за ведьм, помнили, что такое народное верование существует, и, конечно, предусмотрительно осведомлялись у своих жертв - не ела ли она младенцев или вообще мертвецов, которых потом оживляла? И ведьмы, конечно, давали утвердительный ответ. Так, мало-помалу в числе других "качеств" за ведьмами утвердилось и это изощренное злодейство. Особенно много таких историй присутствовало в многочисленных процессах ведьм в Тироле в начале XV века. В то время там вспыхнула настоящая эпидемия ведьмовства, и местные инквизиторы в своем благочестивом рвении, едва успевали снаряжать одну за другой бесчисленных жертв костровых огнищ. Тут выяснилось, что действительно ведьмы на шабашах угощаются плотью живых существ, которые потом остаются целы и невредимы, хотя, конечно, не надолго, потому что все же такая переделка не может не иметь своих законных физиологических последствий (Карпов С. П., 2003, с. 321). Ведьмы из местечка Канавезе в северной Италии признались, что они часто выбирали в стаде у богатых соседей лучших быков, которых убивали и ели, а потом собирали в кучу кости и прочие остатки в произносили только слова: "Sogre, Ranzola!" (встань бычок), и мертвое животное тотчас же оживало. Однажды фермер той местности, Пасквале, убил больного быка, ободрал его, но тотчас вслед за тем сам захворал и умер через неделю; издохла также и собака, которая лизала кровь зарезанного быка. Все это, как водится, народом было истолковано, как злая штука ведьмы. Виновницу нашли (их тогда удивительно как скоро и безошибочно находили), и она объяснила, что бык этот как раз был из числа убитых, съеденных, а потом воскресших по слову ведьмы; оживляя же быка, ведьма наложила на него заклятье, по которому тот, кто его убьет, и будет есть его мясо, должен погибнуть: так и произошло с хозяином и его собакой (Почепко Г. П., Фролова И.И., 1967, с. 174).
Этот пункт возбуждал опять-таки массу пререканий среди ученых богословов. Выходило так, что если это сказание справедливо, то из него явствует, что дьявол может воскрешать мертвых; между тем такая сила считалась исключительно Божьей. И вот опять пустились в утонченные толкования и старались разъяснить, что дьявол, разумеется, не может произвести реального воскресения, а только его подобие, нечто вроде отвода глаз. Но возможность такого полного отвода глаз, так или иначе, свидетельствовала о могуществе дьявола над чувствами и умами смертных.
Что же касается истребления некрещеных детей, то это было уже обязательное дело ведьм; дьявол ставил им это злодейство в существенные условия союза с ним. Из этих убийств он извлекал прямую выгоду, потому что душа некрещеного младенца, следовательно, не омытого крещением от первородного греха, становилась его законной добычей. В то время у католиков существовало нечто вроде догмата, гласившего, что второе пришествие и общее воскресение мертвых наступит лишь тогда, когда число избранных дойдет до известной, из вечности определенной цифры. Значит, и с этой стороны дьяволу было выгодно губить души, чтобы они не попали в число избранных.
Среди ведьм были повитухи, и они-то, конечно, главным образом и старались по этой части. Одна из таких ведьм-акушерок, изловленная в Базеле и, впоследствии, сожженная, призвалась, что она погубила сорок новорожденных, втыкая им иглу в родничок головки. Другая ведьма была сожжена в Страсбурге, эта и счет потеряла сгубленным жертвам. Выдал же эту злодейку один непредвиденный случай: шла она как-то по улице и что-то уронила, не заметив, а оброненный предмет, к ужасу тех, кто его поднял, оказался ручкой новорожденного младенца. Если же повитухи-ведьмы и не умерщвляли детей, то все же были по договору с дьяволом обязаны посвящать этих детей ему. Инквизиторы прилагали все усилия для того чтобы узнать, как совершался обряд посвящения такого ребёнка демону, но так ничего определенного и не добились. Но зато было выяснено, что влекло за собой это посвящение. Ребенок, посвященный дьяволу, всегда обладал какой-нибудь чудесной способностью, и, выросши, редкий из таких посвященных не делался колдуном или ведьмой. Матери-ведьмы уже, конечно, обязательно посвящали своих детей демону, особенно девочек. Эти девочки, к всеобщему удивлению, могли вызывать и прекращать бури и дожди, околдовывать людей и вообще проделывали много из того, что обычно приписывали ведьмам. Рассказы о таких малолетних кудесницах присутствуют во многих хрониках средневековых процессов по делам ведьм, в том числе и в Германии. Ведьмы-повитухи в XV-XVI веках были так многочисленны, что редкая деревенька не обладала такой опасной женщиной.
Благодаря этому полчищу верных слуг и союзниц, дьявол мог почти без удержи и границ предаваться своему излюбленному занятию - нанесению зла смертным. Шпренгер рассказывает, что один из его друзей-инквизиторов однажды заехал в один город, оказавшийся почти опустошенным чумой. Ему рассказали оставшиеся в небольшом числе уцелевшие жители, что эпидемия производится мертвой ведьмой. Это было очень страшное и могучее существо, нечто вроде сочетания ведьмы с вампиром, потому что продолжало свои злодейства даже за гробом. Утверждали, что ведьма все грызет свой саван и все не может его сгрызть, а пока не сгрызет всего, эпидемия не прекратится. Инквизитор приказал разрыть могилу, и тут оказалось, что саван уже наполовину съеден ведьмой. Городской голова, при этом присутствовавший, вынул свой меч, отсек у трупа голову и выбросил ее из могилы, и чума тот час же прекратилась. Следствие выяснило, что эта покойница, несомненно, была ведьмой. Шпренгер горько оплакивал ту небрежность, то невнимание, с какими власти его времени относились к подобного рода злодействам.
Образ ведьмы в трудах теологов XV-XVII веков формировался на основе древнего наследия - в образе злой распутницы угадываются черты ветхозаветной Лилит, античной богини Дианы, Цирцеи, превратившей в свиней спутников Одиссея, Медеи и женских персонажей поэм Вергилия и Горация. Добавлением к этому образу стало новое истолкование необычных способностей ведьмы. Идея о том, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, универсальна для всех народов Земли. Но в Европе позднего Средневековья эти способности стали ассоциироваться с дьяволом - считалось, что ведьма приобретала свои умения в обмен на бессмертную душу. В результате на теле ведьмы якобы появлялась "дьявольская отметина" - неприметное пятнышко, нечувствительное к боли. Поиск этого пятнышка стал одним из стандартных следственных действий во время ведовского процесса. Другим "тестом" было испытание водой - предполагалось, что ведьма даже со связанными руками не тонет, потому что ей помогают ее домашние демоны и сам дьявол. Стойкость на допросах, нежелание признаваться в злодеяниях тоже считались показателями ее нечеловеческой природы (Гуревич А. Я., 1990, с. 49-50).
В глазах же европейских крестьян образ ведьмы был несколько иным - это не обязательно была женщина, главным был не пол, а внешность и поведение человека. Люди с физическими недостатками, одинокие, нелюдимые, злые и сварливые, пренебрегающие нравственными нормами или внезапно разбогатевшие, - вот кто рисковал приобрести репутацию ведьмы или колдуна. С ними уживались и даже старались обходиться как можно более вежливо, чтобы не навлечь на себя их гнев. Но как только что-нибудь случалось - ведьме угрожали, заставляли забрать назад порчу, даже били и царапали до крови (считалось, что это может снять заклятие). Не связь с дьяволом, не ночные полеты, а именно вредоносные действия ведьмы, колдовская порча - так называемая maleficia - пугали крестьян (Монтегю Саммерс, 2002, с. 111).
Вопреки распространенному стереотипу образ ведьмы как тайного врага, опасного для всего общества, более характерен не для католических, а для протестантских общин с их борьбой за идеологическую чистоту и категорическим отвержением всего, что хоть отдаленно напоминает магию. Католическая церковь более спокойно относилась к деревенским знахарям, она мирилась с существованием дьявола и его слуг, адаптируя, таким образом, дохристианские представления. В самом католичестве было много магии, клир и монастыри предлагали прихожанам и паломникам разные средства для чудесных исцелений и защиты от ведьм. Реформация отменила и эти средства, и мир в отношении всех инакомыслящих, будь то паписты или ведьмы. Инквизиция приговаривала ведьм к сожжению не за магию, а за ересь - договор с дьяволом и службу ему, протестанты же были гораздо более радикальны.
Следует сказать, что ведовская истерия практически не затронула Россию. Американская исследовательница Валери Кивельсон полагает, что это произошло во многом из-за особого отношения к человеческому телу в восточном христианстве в отличие от католичества и тем более протестантизма. Хотя православие унаследовало иудео-христианское представление о женщине, как сосуде греха, оно не приняло идеи падения Адама и первородного греха как основы христианского учения. Последствия были огромны: если для католицизма грехи плоти - основной порок и причина падения мужчины, а протестантизм относится к плоти как к косному "носителю" души, то в православии плоть воспринимается не как неизбежное зло, а скорее как благо, освященное воплощением Спасителя. Восточные теологи были меньше поглощены идеей греховности плоти, чем их западные коллеги, и, соответственно, женщина как телесное существо беспокоила и пугала православных христиан меньше. В России не было теологической теории колдовства, и оно не было окрашено в сексуальные тона. В ходе русских колдовских процессов речь о дьяволе заходила очень редко ((Христофорова О. Б., 2004, с 76).
Важно и то, что в России, уголовное законодательство в отношении колдовства в допетровскую эпоху не было развито, а Петр I своим указом 1715 года против кликуш, обычных обвинителей колдунов, раз и навсегда перекрыл канал доносов. Православные священники были осторожны в своих проповедях на тему колдовства и порчи, в которые, безусловно, верили русские крестьяне и горожане, и стремились препятствовать народным самосудам над колдунами. К тому же православие не испытало того глубокого кризиса, который вылился на Западе в Реформацию и привел к затяжной эпохе религиозных войн.
Франция была одной из первых стран, где охота на ведьм началась уже в первой половине XIV века, при папе Иоанне XXII. В 1390 году состоялся первый светский процесс по обвинению в колдовстве. С начала XVI века суды становятся массовыми, а на период 1580-1620 годов приходится настоящая "эпидемия колдовства". В середине XVII века парламент Парижа начинает отклонять дела о колдовстве, но последний ведовской костер во французской столице горел и совсем незадолго до гильотин буржуазной революции конца XVIII века.
Испанская инквизиция активно боролась с еретиками, но от охоты на ведьм Испания пострадала меньше других стран Европы. Наказания суда инквизиции были даже легче, чем у светских судов. Первая казнь ведьмы в этой стране датируется 1498 годом, а последние наказания за колдовство (две сотни ударов розгой и 6-летнее изгнание) - 1820 годом. В Англии закон против колдовства был принят в 1542 году, причем пытки были запрещены, а ведьм казнили через повешение. После 1682 года ведьм уже не казнили, 1712 годом датируется последнее официальное обвинение в колдовстве, а в 1736 , впервые в Европе, соответствующая статья закона была отменена. Жертвами охоты на ведьм стали около тысячи жителей Англии. В Германии, эпицентре ведовской паники, эта охота унесла жизни десятков тысяч человек (Гопаченко А. Н., 2002, с. 125).
Законы против колдовства, входившие в Каролинский кодекс 1532 года, предусматривали пытки и смертную казнь, а самым распространенным способом казни было сожжение заживо. Массовые процессы начались здесь во второй половине XVI века, под влиянием Реформации и Тридцатилетней войны, а последний приговор за колдовство был вынесен в 1775 году. Шотландия занимала второе место после Германии по жестокости процессов над ведьмами. Начавшись довольно поздно, в конце XVI века, особенно интенсивной охота на них стала со времени правления короля Якова VI Стюарта (в 1603 году он стал королем Англии под именем Якова I). Наибольшие волны преследований пришлись на 1640-1644-е и 1660-1663-е годы. Последняя ведьма в Европе была казнена в 1782 году в Швейцарии.
Большую роль в превращении единичных процессов в массовые сыграли изменения в законодательстве - под влиянием папских булл XIV-XV веков в светские уголовно-судебные уложения попадают описания следственных методов инквизиции и статьи о наказании за колдовство. Колдовство признавалось исключительным преступлением - crimen exeptum. Это означало неограниченное применение пыток, а также то, что для вынесения приговора было достаточно доносов и показаний свидетелей. Пытки порождали эффект "снежного кома" - обвиняемые выдавали все новых и новых сообщников, с которыми якобы встречались на шабашах, и число осужденных росло в геометрической прогрессии. Так, например, в Салеме, небольшом городке, в котором насчитывалась всего сотня домовладений, за два года процессов было осуждено 185 человек.
Особенно интенсивными ведовские процессы были на территориях, затронутых Реформацией. Восприняв как догму демонологические построения своих политических противников, протестантские наставники стали своими силами бороться с "посланниками ада". "Колдуны и ведьмы, - писал Мартин Лютер, - суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели... понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола". И вскоре в лютеранских и кальвинистских государствах появились собственные, более суровые законы о колдовстве (например, был отменен пересмотр судебных дел). Пытаясь расколдовать мир, протестантские теологи породили массовую паранойю.
Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 "ведьмы". В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.
Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627- 1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.
Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: "Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены... Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием... Трех четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9-14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать" (Рассел Роббинс Хоуп, 2001, с. 123).
Преследование ведьм в Германии достигло высшей точки во время Тридцатилетней войны 1618-1648 годов, когда воюющие стороны обвиняли друг друга в колдовской ереси. Но и в мирные времена политическая борьба и придворные интриги часто принимали форму взаимных обвинений в колдовстве. В Англии за это преступление были осуждены многие высокопоставленные лица, подозревавшиеся в политическом инакомыслии и тайном заговоре против короля. В 1478 году герцогиня Бедфордская была обвинена в чародействе. Ричард III в 1483 году обвинил бывшую королеву Елизавету Вудвилл в том, что она иссушила его руку. Супруга Генриха VIII Анна Болейн была казнена в 1536 году по обвинению в колдовстве (Boльфгaнг Taрновский, 1994, с. 77).
Была еще одна причина того, что процессы стали массовыми - передача дел о колдовстве из церковных судов в светские ставила охоту в прямую зависимость от настроений и амбиций местных правителей. И если некоторые из них не допускали разгула процессов, то другие всячески их поощряли и даже сами выступали в числе рьяных охотников за ведьмами. Эпицентр массовых ведовских процессов был либо в отдаленных провинциях крупных государств, либо там, где центральная власть была слабой. В централизованных государствах с развитой административной структурой, например во Франции, охота на ведьм велась менее интенсивно, чем в государствах слабых и раздробленных. Иногда центральная власть сама начинала процессы, как в Испании, но они никогда не смогли бы достичь такого размаха без поддержки местной элиты.
Однако политические факторы сами по себе вряд ли сыграли бы решающую роль, если бы не сопутствующие обстоятельства.
Психологи утверждают, что в ситуации стресса, экономической нестабильности, социального и идеологического кризиса может возникать так называемый архаический синдром - интеллектуальный регресс, когда человек или общество оказываются в странном мире оживших призраков и материализованных фобий. Страх усыпляет разум, а сон разума, по выражению Гойи, рождает чудовищ. В такой ситуации естественный способ устранения страха и паники - порождение образа "внутреннего врага", чтобы, изгнав его, символически изгнать причину страха (Boльфгaнг Taрновский, 1994, с. 78).
В представлении крестьян ведьмы не были связаны между собой, поэтому, например, вред, нанесенный одной, могла исправить другая. Демонологи же, а вслед за ними и охотники-практики сделали следующий логический шаг: раз ведьмы - враги общества, значит, они составляют нечто вроде антиобщества, тайной организации, плетущей хитроумный дьявольский заговор. Поэтому каждая из них опасна вдвойне, и ни уживаться с ними, ни миловать их нельзя. По всей видимости, именно наложение простонародной и ученой традиций привело к тому, что ведьму стали воспринимать не как человека, а, подобно инопланетному существу из фантастических фильмов, как Нечто, которое поместили в человеческую оболочку. И чем более знаком и близок был этот человек, тем больше ужаса и отвращения вызывал он после того, как его "подменили". В мире, где человек - скорее душа, чем тело, пакт с дьяволом приводит к появлению людей враждебной сущности в человеческом облике. Полеты на шабаш, оборотничество и прочие необычные способности ведьм подчеркивают эту их нечеловеческую природу. Все тайные страхи и подавленные желания, несовместимые идеи, ведущие к раздвоению образа близкого человека, отразились в этой кошмарной фантазии. Признания под пытками, ответы на изощренные вопросы инквизиторов только подтверждали это видение. Казнь ведьмы не была для палачей и большинства ротозеев человеческой смертью, она была освобождением мира от еще одного врага.
Это представление постепенно проникло и в замкнутый прежде мир сельской общины. Когда церковные и светские власти заинтересовались ведьмами, они своим авторитетом только упрочили веру простолюдинов в колдовство и к тому же предоставили им возможность избавляться от опасных или надоевших соседей, не марая собственных рук. Конфликты начали приобретать иную форму - не контрмагия и самосуды, а доносы властям. Историки ныне испытывают шок, разбирая эти нацарапанные корявым почерком анонимные записки. В 1692 году в Салеме 4-летнюю Доркас Гуд, дочь одной из осужденных за колдовство, на девять месяцев посадили в Бостонскую тюрьму. Решились бы жители Салема, добропорядочные пуритане, сами, не опираясь на авторитет судей, причинить зло ребенку?
Стараниями элиты народная культура была открыта для внешних воздействий и оказалась плодородной почвой для материализации книжных демонов. Это и порождало, и оправдывало процессы. Своего рода "фокусом", в котором сошлись крестьянские суеверия и ученые теории, стали некоторые местные дворяне, "генералы" охоты на ведьм (Данэм Б., 1967, с. 354).
Далее следует рассмотреть процедуру опознания ведьм, существовавшую в народе. Известно, что боязнь сглаза и порчи, присущая человечеству с глубокой древности, жива и поныне. Что же говорить о времени раннего Средневековья? Разъяренная толпа нередко устраивала самосуд над человеком, в котором видела колдуна. Но чтобы наказать ведьму или колдуна, сначала их необходимо выявить.
Ведьму узнавали по полету ножа с изображением креста, брошенного через нее. А чтобы выявить всех ведьм в своем приходе, следовало взять в церковь пасхальное яйцо. Правда, любопытный при этом рисковал: если ведьма успеет вырвать и раздавить яйцо, у него должно было разорваться сердце. Принесенные в церковь намазанные салом детские башмачки грозили обездвижить ведьму. Но, пожалуй, самым распространенным оставалось испытание водой. Привязав правую руку ведьмы к левой ноге, а левую руку к правой ноге, колдунью бросали в ближайший водоем. Если она начинала тонуть, значит, невиновна, если же вода не принимала грешницу, то сомнений не оставалось: точно служила Сатане. Было распространено убеждение, что ведьма отличается от остальных людей меньшим весом: недаром же она летает по воздуху. Поэтому нередко обвиненных в колдовстве испытывали взвешиванием (Леман Льфред, 2007, с. 198).
https://studbooks.net/679488/istoriya/v ... _xv-xvi_vv