Опубликовано в: Археология, этнография и антропология Евразии. – 2009. – № 3. – С.
111–118.
Этнографию издавна привлекали «чудеса и диковинки»; внимание к необычному в
культуре другого народа до сих пор подогревает интерес исследователей. Изучая
святилища манси и хантов, описывая в них традиционные атрибуты, выполненные
носителями культуры (жертвенные покрывала, маски медвежьего праздника, деревянные
изваяния божеств, шаманские бубны и др.), неожиданно наталкиваешься на русскую
детскую игрушку – солдатика, лошадку, лягушку и даже обычный стеклянный шарик для
новогодней елки.
Что делают эти «вещи праздника» среди суровых, безмолвных и подчас мрачноватых
атрибутов древней языческой религии?
В данной статье мы поговорим об использовании в XVII–XXI вв. в обрядах обских угров
иноэтничной (преимущественно русской) объемной скульптуры: привозных игрушек,
статуэток, фигурной фарфоровой и стеклянной посуды[1]. Главным образом эта
скульптура применялась у манси и хантов для изображения фигур божеств и духов-
покровителей, в меньшей степени она входила в обрядовую сферу с магическими целями
или в качестве временного замещения жертвы.
К концу XVII в. относится характерное сообщение о происшествии, случившемся на Оби
на судне экспедиции посланника И. Идеса: по его словам, пришедшие остяки увидели
нюрнбергскую игрушку – медведя с заводным механизмом. «Когда накручивали пружину,
медведь бил в барабан, качал головой из стороны в сторону и закатывал глаза… Как
только остяки увидели это, они сейчас же совершили все обычные для верующих обряды,
стали из всех сил танцевать в его честь, мотать головами, свистеть и шипеть. Они приняли
эту игрушку за настоящего… шайтана и говорили: «… Будь у нас такой шайтан, мы бы
его всего обвесили соболями и черными лисицами». Они спросили также, не продадим ли
мы им эту вещь…» [Идес, Бранд, 1967, с. 99]. Другой участник экспедиции, А. Бранд,
вспоминал этот случай несколько по-иному: остякам показали несколько игрушек с
заводным механизмом, в их числе оказался барабанщик, который бил палочками по
барабану, поворачивал голову и закатывал глаза. Когда «барабанщик доиграл, остяки…
начали чмокать губами, бить себя по голове, бросаться на землю и почитали его как…
своего шайтана… Затем им был показан такой же медведь, который стоял на задних лапах
и бил в барабан… И этому медведю остяки оказали божеские почести, но … дали понять,
что им больше по душе … барабанщик. Они… попросили отдать им барабанщика… за …
большие деньги» [Там же, с. 115].
В XIX в. «инородцы стали приобретать у зырян и русских простые детские игрушки и
признавать их за изображения богов»; подобные вещи делали на заказ или покупали на
Ирбитской ярмарке [Гондатти, 1888, с. 7, 16]. К концу XIX в. относится сообщение о том,
что один из представителей мансийской семьи Бахтиаровых в верховьях р. Лозьва просил
этнографа И.Н. Глушкова привезти оловянную или вообще металлическую фигурку
лошади, необходимую вогулам для молений [Глушков, 1900, с. 72].
Для обозначения собственных богов ханты и манси чаще всего использовали
приобретенные у купцов фигурки антропоморфов, всадников, коней, медведей, лягушек и
птиц.
Антропоморфы. В фондах Тобольского музея хранится детская медная игрушка
«арлекин» (ТМ КП 16169, поступила в 1898 г .), она изображает человека в китайской
цилиндрической шляпе, к рукам и туловищу приделаны бубенчики круглой формы.
Согласно музейной описи, «арлекин» употреблялся остяками в качестве идола [Дунин-
Горкавич, 1911, с. 47]. «Старинная деревянная русская кукла», использовавшаяся для
избражения семейного духа-покровителя обских угров, находится в фондах МАЭ (колл.
№ 1864-18) [Прыткова, 1971, с. 101].).
В Ясунте дух-покровитель манси Хозумовых был выполнен в виде большой
антропоморфной фигуры: туловище представлено синим халатом, голова – свернутым
красным платком с надетым поверх шлемом. Внутри халата в сиреневом платке была
завернута серебряная с позолотой статуэтка, изготовленная в Тобольске в начале XIX в.:
мужчина в колоколовидной шапке, сюртуке с высоким воротником, широким поясом и
штанах, руки согнуты в локтевых суставах, левая поднята вверх, правая опущена к бедру.
Данная поза и расположение рук напоминают движения мужчин, исполнявших на
медвежьем празднике пляску богатырей. Шапка могла быть понята как шлем, серебряный
же (по сути священный) облик фигурки, видимо, не оставлял сомнений у манси, что перед
ними предок-богатырь. Таким образом, внешняя схожесть и материал, из которого была
изготовлена статуэтка, позволили ей органично войти в состав культовой атрибутики
манси. Еще одна серебряная тобольская статуэтка начала XIX в. в виде мужчины,
стоящем на восьмиугольном основании, выполняла роль семейного духа покровителя
хантов р. Полуй; фигурка была одета в миниатюрный серебряный парчовый халат и
поверх него в несколько суконных халатов [Бауло, 2004, с. 74]. В пос. Суеват пауль
Свердловской области в чемодане[2] на чердаке старого дома была обнаружена
фарфоровая статуэтка танцующей девушки в одежде из семи платков; по косвенным
данным фигурка могла ассоциироваться с обликом Калтась-эквы, главного женского
божества манси [Окно, 2003, с. 81] [3]. В Хурумпауле в сундук была положена стеклянная
новогодняя игрушка в виде девушки в сарафане, назначение ее неизвестно (ПМА, 1985).
Практика использования игрушек в ритуальных целях описана и у северных селькупов:
шаман Н.А. Агичев, проживавший в 1954 г . на оз. Вынга-Пур в Пуровском районе,
устроил недалеко от своего жилища святилище, где под лиственницей стояли несколько
деревянных изваяний мучивших его духов. Позже к ним прибавились купленные в
магазине детские куклы, ставшие для него также вместилищем духов. Выезжая в
районный центр пос. Тарко-Сале или в пос. Харампур, он возил их с собой в лодке
[Прокофьева, 1981, с. 45–46].
Всадники. Ряд сыновей Верховного бога Нуми-Торума в мифологии обских угров –
всадники, «мужчины на лошади»: «Верховьев Иртыша мужчина», «Священного города
мужчина», «Середины Сосьвы мужчина» [Молданова 1999, с. 148], но прежде всего, это
Мир-сусне-хум (он же Ас-тый-ики, Вэрт, Урт-ики, Мир-вантты-хэ, Али-хум, и др.), «Мир
озирающий человек», культурный герой, «младший сынок». Мир-сусне-хум осуществлял
покровительство человеку с момента появления его на свет; естественно, что почитание
этого божества было распространено у обских угров повсеместно. Считалось, что он
живет «на юге», в Троицких юртах – неподалеку от места слияния Оби и Иртыша. Для
обычного человека (рыбака, охотника, оленевода) было важно постоянное, каждодневное
благорасположение к себе со стороны Небесного всадника. Именно с этим связано
обязательное наличие в каждом доме жертвенного покрывала, украшенного фигурами
скачущего всадника, или конных статуэток. Нередко последними оказывались русские
игрушки из папье-маше и дерева.
Так в июле 1934 г. в окружной газете шла речь о казымском ханте П.К. Молданове. В его
доме «хранился маленький конь, а на спине его верхом сидел маленький мужичок
(кукла)» [Ерныхова, 2003, с. 84]. В Ломбовоже в доме потомка мансийских князцов П.Е.
Шешкина среди многочисленной и весьма богатой культовой атрибутики главным
фетишем являлось изображение Мир-сусне-хума в виде всадника из папье-маше и дерева
– кавалериста на белом коне в красном мундире с эполетами и черном кивере. Хозяева
повязали ему вокруг шеи «шарф» из полоски красного шерстяного сукна [Гемуев, 1990, с.
74–76]. Сразу три наездника выполняли роль фигуры божества Вэрта в домашних
святилищах в Тутлейме. В 1997 г . здесь была описана следующая фигурка: конь на
деревянной подставке с четырьмя колесиками, всадник в зеленом мундире, синих брюках
с красными лампасами, на голове – красно-синяя шапка [Бауло, 2002, с. 18]. Второй
всадник был передан жителями поселка в Березовский краеведческий музей: он
изображен в белых мундире и брюках: лампасы, эполеты и воротник мундира – красные,
на голове – высокая шапка. Хозяева «принарядили» своего божественного покровителя в
накидку из куска пестрой ткани, к шее коня прикреплена низка крупного бисера с медным
бубенчиком на конце. Третья фигура божества представляла мужчину в черной повозке,
запряженной лошадью (ПМА, 2006). В Пашторах на чердаке дома в большом сундуке
находилось изображение Вэрта в виде фигурки всадника из папье-маше и дерева, детской
пищалки [Там же, с. 60]. Еще два всадника из папье-маше и дерева в синем и красном
мундирах, обозначавшие божество Мир-вантты-хэ, были описаны в составе поселковой
культовой атрибутики в священном амбарчике Нимвожгорта (ПМА, 2003, 2006).
Бога-всадника почитали и в виде металлических конных статуэток. В.Н. Чернецовым
опубликована фотография всадника европейский работы, которая служила у манси
изображением Мир-сусне-хума [1939, с. 35]. Образ Отыр-пыга «Сына богатыря» в
домашнем святилище Т.И. Номина на р. Северная Сосьва был передан медной или
оловянной фигуркой всадника в кивере, с саблей на боку, попирающего двухголового
змея; к всаднику была привязана белая лента [Гемуев, Бауло, 1999, с. 72]. В Юхан-курте
основой одного изображения семейного духа-покровителя была фигурка лошади, другого
– мужчины; внешнее облачение фигур было представлено надетыми один на другой
халатами. Лошадка на подставке была отлита из олова, мужская фигурка – из свинца, при
этом ноги – из серебра. Фигурка всадника ранее была припаяна к спине лошади.
Некачественный припой стал причиной разъединения двух частей, в результате их по
отдельности использовали как сердцевину фигуры духов [Бауло, 2002, с. 32].
Металлический всадник как основа фигуры божества (возможно, Мир-сусне-хума) в
одежде из трех платков был обнаружен на чердаке старого дома в пос. Суеват пауль
Свердловской области [Окно, 2003, с. 81].
«Лошадки». Культа коня в XVII–XXI вв. у обских угров, видимо, не существовало,
достоверных сведений об этом автор не имеет. Конь почитался или выделялся среди
других животных только как составная часть образа Небесного Всадника, как его ездовое
животное. Было принято не только приносить коня в жертву, но и подносить фигурки
лошадок в дар младшему сыну Верховного бога.
На мансийском святилище Хонт-Торума в бассейне р. Кемпаж в комплексе предметов,
связанных с почитанием Мир-сусне-хума, хранился его «конь» – русская фигурка
животного из папье-маше. Белый конь был покрыт кусочком зеленой ткани, концы
которой завязаны у него на груди [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 72]. Лошадки из папье-маше
XIX в. на подставке с колесиками обозначали верховое животное Али-хума в доме О.Н.
Шесталовой в Новинских юртах [Гемуев, 1990, с. 159], в домашнем святилище И.В.
Албина в Ломбовоже (ПМА, 2006), в одном из домов Тутлейма (ПМА, 2007), в священном
амбарчике в Машпане (ПМА, 2008). Фигурки лошадок на подставках второй половины
XX в. хранились в чемоданах Н.С. Навьюхова в Тутлейме, Е.Д. Молдановой в Ванзевате,
на крышке сундука на чердаке дома Ю.А. Молданова в том же поселке, в сундуке Д.И.
Лельхова в Пашторах [Бауло, 2002, с. 16, 38, 40, 60]. В священном амбарчике недалеко от
Хорьера среди культовых атрибутов описана резиновая лошадка, обмотанная красным
шерстяным шнуром с нанизанными медными кольцами и перстнями; с ней соседствовала
плохо сохранившаяся фигурка из папье-маше, напоминавшая ослика (ПМА, 2006).
Большая лошадка на подставке с колесиками стояла перед ящиками и чемоданом на
чердаке дома П.Н. Худи в Зеленом Яре (ПМА, 2002).
Медведь. Ем-вож-ики / Ялпус-ойка «Старик священного города» считался мифическим
предком фратрии Пор, основу которой составило доугорское (уральское) население
Приобья; его почитали в облике медведя. Манси и ханты относятся к медведю как к
потомку небесного божества, духу-покровителю, мифическому, историческому и
культурному герою, предку фратрии, духу-помощнику шамана, блюстителю клятвы,
охранителю границы среднего и нижнего мира и др. [Шмидт, 1989]. Изображения Ялпус-
ойки хранились в ряде мансийских селений на Северной Сосьве (Нирус-пауль, Верхнее
Нильдино, Анеево) [Kannisto, 1958, S. 212; Гемуев, 1990, с. 125]. В ряде случаев для
обозначения божества использовали винные бутылки (см напр. [Шухов, 1916, с. 32]
емкостью 0,7 и 0,5 л , на одном из встреченных экземпляров был обозначен год выпуска –
1888. Бутылки выполнены в виде сидящей фигуры медведя, которую ее владельцы
обматывали в платки, куски ткани, вешали на горлышко низки медных колец и т.п.
«Медвежьи» бутылки встречены в составе культовой атрибутики в Мувгорте (здесь
медведь относился к семейным духам-покровителям хантов Лонгортовых), Вытвожгорте,
Вершине Войкара, Юхан-курте, Карвоже (ПМА, 2001–2003, 2007). Интересно, что во
время обряда бутылку использовали и по прямому назначению: из нее в серебряную
стопку наливали водку, которую в первую очередь подносили изображению божества.
В Вершине Войкара среди семейных культовых атрибутов находилась детская картонная
плоская фигурка медведя в связке из лент и куска медвежьей шерсти. Столь необычный
дар был также связан с почитанием божества в облике медведя (ПМА, 2006).
Лягушка. Ипостась женского божества. Одной из дочерей Верховного бога Нуми-Торума
(старшей сестрой Среднесосьвинского богатыря) считалась Хангласам-най-эква. У нее
было семь дочерей, три из которых жили в юртах на Оби. Иногда ее называли Наращ-най,
Порыхпан-эква (лягушка), Хал-эква «между кочек женщина»; в частности, она выступала
тотемом рода Пуксиковых из селения Хангласам [Гондатти 1888, с. 27; Чернецов, 1939, с.
26; Источники, 1987, с. 36, 239–240]. Владения Хангласам-най-эквы простирались на весь
бассейн верхнего течения Северной Сосьвы; она считалась хозяйкой ценных пушных
зверей – соболя, горностая, бобра и выдры [Ромбандеева, 1993, с. 57]. Богиню-
покровительницу на р. Тап также звали Нярс-най-эква, она была похожа на лягушку
[Kannisto, 1958, S. 167]. Записана информация о хранении в XX в. изображения лягушки в
рост человека в специальном амбаре и принесении ей жертвы [Соколова, 1971, с. 216].
В домашних святилищах для обозначения этого божества использовали детские игрушки.
В чемодане Н.С. Новьюхова в Тутлейме среди домашних фетишей хранилась резиновая
фигурка лягушки, завернутая в платок; считалось, что она приносила удачу в охоте и
рыбалке. Игрушка олицетворяла покровительницу Тутлейма Пажит нэ [Бауло, 2002, с. 16].
Большая пластмассовая и маленькая резиновая лягушки, одетые в платки, выполняли роль
семейных покровительниц в доме Г.Н. Худи в Зеленом Яре (ПМА, 2002).
Птицы. Многие божества у обских угров имели не только антропоморфный, но и
орнитоморфный облик. Особо почитались в качестве предков-покровителей локальных
групп филин, орел, трясогузка, чайка, гагара. Гусиная ипостась была присуща Калтащ-
экве и Мир-сусне-хуму [Гемуев, Сагалаев, 1986; Мифология манси, 2001; и др.]. По
материалам В.Н. Чернецова, фарфоровая фигурка совы фабрики М.С. Кузнецова,
завязанная в белый платок вместе с монетами, являлась на святилище Йипыг-ойки
«Филина-старика» недалеко от Халпауля его божественным обликом [Источники, 1987, с.
206]. Фарфоровая солонка-утка производства той же фабрики хранилась в сундуке на
чердаке дома Анямовых в Хурумпауле; в данном случае в фигурке видели опять же
«филина» – поселкового духа-покровителя (ПМА, 1999). В другом доме этого поселка
серебряная фигурка утки находилась в числе вложений, составлявших сердцевину
изображения Калтащ-эквы [Гемуев, 1990, с. 48]. В Турвате в чемодане лежали три
небольшие антропоморфные фигуры, выполненные из хлопчатобумажной ткани светлых
тонов; их длина не превышала 30 см . Голова одного из фетишей представляла узел из
нескольких платков, в котором находилась серебряная фигурка гуся работы тобольского
мастера середины XIX в. [Гемуев, Бауло, 1999, с. 17]. В культовом амбарчике около
Хорьера глиняная птичка-свистулька (работа русского ремесленника второй половины
XIX в.) служила основой фигуры семейного духа-покровителя; одежды для нее были
сшиты хантыйской мастерицей (ПМА, 2006). В Кимкъясуях в 1999 г . в сундуке
Гындыбиных одним из главных атрибутов была детская игрушка-пищалка рубежа XIXXX
вв. – пять раскрашенных гусей из папье-маше на деревянной подставке; хозяева
обвязали игрушку лентой с медными кольцами [Там же, с. 149]; в момент нашего
посещения домашнего святилища в 2006 г . фигурки двух гусей были утеряны.
Временное замещение жертвы
Еще один вариант использования русской «игрушки» в обрядах обских угров связан с т.н.
временным замещением жертвы. Дело в том, что наилучшей жертвой божествам
считалось животное, при этом Мир-сусне-хуму полагалось приносить в жертву коня, а
другим фигурам угорского пантеона – оленя (бычка, овцу, петуха и пр.). Подобная жертва
часто была обременительна для семейного бюджета, да и далеко не все манси и ханты
имели лошадей; оленей также держали не все, а в летний период животные были на
горных пастбищах Урала. Вместо жертвы можно было положить в «святой» сундук ее
имитацию – вырезанную из бересты (картона) фигурку лошади или оленя; человек,
обращаясь к богу с просьбой, давал клятву зарезать лошадь или оленя при первой
возможности; берестяные фигурки после жертвоприношения полагалось выбрасывать, но
на практике чаще всего они продолжали храниться среди культовых атрибутов [Kannisto,
1958, S. 314; и др.]. В исключительных случаях в качестве временного замещения жертвы
использовали металлические статуэтки, приобретенные у купцов. Возможно, к такому
виду жертвы относятся медные лошадка-замочек и олень, составлявшие вместе с
серебряной уткой (см. выше) основу фигуры Калтащ-эквы в Хурумпауле [Гемуев, 1990, с.
48]. Именно так, предположительно, можно объяснить нахождение в одном месте сразу
трех статуэток: изначально Калтащ-экве в облике гусыни были преподнесены как
временное замещение жертвы лошадка и олень; через какое-то время (по-видимому, в
следующем поколении хозяев святилища, когда первоначальный смысл жертвы забылся)
группа из трех предметов стала основой для формирования фигуры богини. К категории
«временной жертвы» следует отнести большую медную статуэтку оленя
(предположительно вторая половина XIX в.), обвязанную шерстяным шнуром с медными
кольцами, которая хранилась у хантов в Шурышкарах [Бауло, 2004 с. 146], а также
массивное литое медное изображение лошади из Хошлога. Лошадка с колокольчиком на
шее, вместе с серебряным блюдцем московской работы 1830 г ., медными и серебряными
монетами 1840-1890-х гг. была завернута в шелковый платок (ПМА, 2008). Таким
образом, временная жертва семейному духу-покровителю была увеличена за счет
дополнительных подношений. При этом соседство фигурки животного и серебряного
блюдца могло быть отголоском древнего обычая подносить и вкушать мясо жертвенного
животного только с металлической посуды, о чем писал В.Н. Чернецов [1947, с. 120].
Магические обряды
Последний из рассматриваемых в статье вариантов использования игрушек и бытовой
скульптуры связан с преподнесением их божествам с магическими целями, в основном –
для обеспечения благоприятного промысла и успешного ведения хозяйства. В Ломбовоже
в сундуке манси описана игрушка из жести (предположительно рубеж XIX–XX вв.): на
подставке припаяны две фигуры – человек идет за мулом (?). Фигура животного была
обмотана шерстяным шнуром и поднесена семейному духу-покровителю с просьбой о
сохранности стада, под этим понимались все домашние животные: корова, овцы и лошадь
(ПМА, 2006). В Юхан-курте домашнему божку на рубеже XIX–XX вв. были
пожертвованы металлические рыбки (по-видимому, футляры для хранения иголок, с
надписью «Знакъ любви») – благополучие местного населения всецело зависело от
рыбного промысла (ПМА, 2008).
Таким образом, мы рассмотрели практически все известные случаи использования в
обрядах манси и хантов игрушек, металлических статуэток и фигурной посуды для
обозначения божеств и духов-покровителей, в качестве временного замещения жертвы
или жертвенного дара с магической целью. Два подобных случая зафиксировано у ненцев:
в пос. Зеленый Яр на р. Полуй они проживают среди северных хантов, заключают с ними
браки и заимствовали многие особенности религиозной практики.
Можно выделить несколько причин бытования в подобных «диковинок» в традиционной
культуре обских угров.
Во-первых, основой вхождения игрушек, статуэток и фигурной посуды в обрядовую
сферу чаще всего было их совпадение с обликом одного из божеств: всадника, медведя,
птицы, лягушки. Именно совпадение: точное видовое определение изображенного в
игрушке персонажа не играло ключевой роли. Важна, к примеру, была птичья ипостась (в
сказаниях вогулов рубежа XIX–XX вв. фигурируют «крыльями летающие» и «ногами
бегающие» (крылатые и ногастые) духи-покровители [Kannisto, 1958, S. 130]), а филин это
или утка – не было главным для включения статуэтки в разряд культовых атрибутов даже
при почитании в качестве тотемного предка определенного вида птицы (орла, чайки,
филина и пр.) [4].
Необходимо напомнить, что в обрядовой практике обских угров еще в эпоху
средневековья использовались металлические статуэтки – местные (уральские) полые
бронзовые фигурки животных и птиц, а также поступившие с Востока серебряные
фигурные изображения (слона, головы чудовища, девушки с головой антилопы в руках и
др.) [Анучин, 1893; Сокровища Приобья, 1996; Бауло, 2004]. Русская «игрушка»
продолжила эту традицию.
Во-вторых, согласно канону, большинство манси и хантов не имели права изготавливать
культовые атрибуты, только «посвященные» лица могли заниматься поделкой бубнов,
жертвенных покрывал, деревянных изваяний и пр. Но нужда в фетишах – личных или
семейных – была постоянной. В итоге можно было заказать «божка» другому человеку и
затем (обязательно!) символически его выкупить [Гемуев, 1990, с. 168], или же купить
«божка»-игрушку у проезжего купца.
В-третьих, у ряда локальных групп обских угров существовал запрет на изготовление
фигур высших божеств. По информации А. Каннисто, вогулы верховьев Лозьвы могли
изготавливать (фактически вырезать из дерева) только изображения лесных духов
менквов, но не духов-покровителей (пупыг) или Мир-сусне-хума [Kannisto, 1958, S. 208].
В этом случае хорошим подспорьем выступала русская «игрушка».
Превращая покупные изделия в изображения собственных божеств, манси и ханты
дополняли их необходимыми деталями: шарфами и накидками, лентами, медными
кольцами, одевали в платки и платья, т.е. адаптировали бытовые вещи в религиозную
сферу.
Вхождение русской «игрушки» в традиционную культуру обских угров является
достаточно ярким фактом этнокультурного взаимодействия на севере Западной Сибири в
новое и новейшее время.
Список литературы: