Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:26 pm

Марианна Хем Эриксен
(Marianne Hem Eriksen),
Отделение археологии, сохранения памятников и истории, Университет в Осло, Норвегия1

Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов
(Doors to the dead. The power of doorways and thresholds in Viking Age Scandinavia)
Резюме:

Погребальные обычаи были в эпоху викингов почти бесконечно разнообразны. В пределах теоретических рамок ритуализации и философии архитектуры эта статья исследует как двери и пороги использовались в практиках, связанных с миром мёртвых и в ритуальных действиях. Дверь является глубокой метафорой для перехода, преобразования и лиминальности. Доказывается, что люди эпохи викингов создавали «двери к мёртвым» различных типов, такие как отдельностоящие врата, кольцевые рвы с дамбами-перемычками, пороги в могильных насыпях, или, при случае, даже погребали своих умерших в дверном проёме. Статья предполагает, что ритуализация дверей осуществлялась тремя путями: они создавали связь между мёртвыми и живущими, они представляли собой границы и пороги, которыми можно было управлять, они формировали пограничное пространство-между, выражая тем идею лиминальности, и, вероятно, девиации. В итоге статья подчёркивает воздействие архитектуры жилища на связанные со смертью практики и ритуальное поведение эпохи викингов.

Ключевые слова:

дверь; врата; ритуализация; погребение; лиминальность; девиация

Введение
Статья рассматривает, как власть дверей использовалась сообществами эпохи викингов, чтобы получить контакт с мёртвыми в Ином Мире, материально и метафорически. Двери и пороги — почти универсальные символы социального перехода, границ и лиминальности. Основная тема статьи — практика повторения домашней архитектуры, особенно дверей, в контексте смерти в Скандинавии эпохи викингов (750–1050 гг., краткий обзор мест, упоминаемых в тексте, представлен на рис. 1). Это подразумевает, что двери создают точку доступа между миром живых и миром мёртвых, где мёртвые могут быть доступны для контакта. Создание ритуализированных дверей в контексте смерти можно понимать как одну из многочисленных ритуальных стратегий в обществе с разнообразными культовыми традициями, укоренёнными скорее практически, чем догматически. Взаимодействие с умершими достигалось путём ритуальных практик, основанных на телесной ритуализации, в высоко ритуализированном окружении. Таким образом «двери к мёртвым» являются превосходным примером для изучения ритуализации (Bell, 1992).


Изображение

Рисунок 1. Карта Скандинавского полуострова, с указанием обсуждаемых в статье мест. Серая область представляет собой основную территорию с погребальными курганами со входом на юго-запад (SW portals).

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:27 pm

Социо-ритуальное значение дверей периодически рассматривалось в исследованиях эпохи викингов (Andrén 1989; 1993; Arrhenius 1970; Beck 2010). В данной статье автор ставит целью подробно рассмотреть предыдущие труды и подчеркнуть потенциал изучения роли дверей как влиятельного пространственного, социального и ритуального элемента общества эпохи викингов. Дверь и порог являются глубокой метафорой в почти всех оседлых культурах и языках мира — перефразируя Лакова и Джонсона (Lakoff and Johnson, 1980), они составляют метафоры, которыми мы живём. Почти универсальное метафорическое значение двери, которое пока невозможно датировать, вероятно, развивалось с ранней истории человечества, поскольку дверь играла жизненно важную роль как граница между внутренним и внешним в населённом пространстве. Двери контролируют доступ и отмечают границу между антагонистическими пространствами, что противостоят друг другу (Bourdieu 1977, 130). Таким образом, это также архитектурный элемент, разрешающий переход из одного пространства в другое. Пересечение порога означает оставление одного пространства и вхождение в следующее — телесное действие, опознаваемое и в ритуале и в языке как переход от одной социальной роли к другой. Двери и пороги, таким образом, тесно связаны с rites de passage (ритуалами перехода) — само слово liminality2 происходит от латинского наименования порога (напр. Blier 1987, 27–29, 150–51; Bourdieu 1977, 130–32; Davidson 1993; Lefebvre 1991, 209–10; Trumbull 1896; Turner 1977, 94). Это не означает, что любой и каждый, пересекая порог, совершает пограничный ритуал, но скорее что прохождение через дверной проём является воплощённым ежедневным опытом, вызывающим многочисленные социальные и метафорические значения (ср. Bell 1992, 92–93; Bourdieu 1977, 90–92; de Certeau 1984).

Власть порогов и дверных проёмов
Могущество дверного проёма могло быть и было сознательно используемо на протяжении всей истории. Согласно философу архитектуры Симону Анвину3 (Simon Unwin 2007) дверные проёмы являются одним из наиболее эффективных и аффективных инструментов, доступных архитектору; они способны влиять на восприятие, движение и связь частей. Определением всей архитектуры является, согласно Анвину (Unwin 2009, 25–34), идентификация места. Исключительным в пространстве дверного проёма является то, что это одновременно место и не-место. Дверь стоит между пространствами, но также соединяет их. Двери действовали разными способами, но эта статья сосредотачивается на трёх путях проявления власти над миром людей, что создают их и пользуются ими. Прежде всего, двери создают оси. Дверные проёмы основаны на форме тела человека, сделаны по его подобию (Unwin 2007, 38). Большие врата, часто используемые в сакральной архитектуре, могут вселить в нас чувство страха, поскольку тело становится крохотным по сравнению с ними. Человеческое движение и взгляд создают фронтально-ориентированные оси, при этом человеческие оси мобильны (Tuan 1977). Двери аналогичным образом создают оси, подобные осям тела, но они физически статичны. Таким образом двери создают непрерывную осевую связь между двумя пространствами (Unwin 2007, 38–39). Эта осевая связь способна задавать направление движения и направлять взгляд наблюдателя. Одновременно, во-вторых, поскольку дверь задаёт соотношение между двумя местами, она создаёт противопоставление. Дверь является физической и символической границей между пространством внутри дверей и пространством снаружи и является фундаментальным физическим проявлением оппозиции. Двери буквально создают тех, кто внутри и тех, кто вовне. В третьих, создавая оси (связи) и оппозиции (границы), дверь и порог также материализуют пространство-между. Стоящие в дверном проёме находятся ни здесь, ни там, но между пространствами или вне пространства. Короче говоря, власть дверного проёма заключается в его способности воздействовать, затрагивая наш воплощённый, чувственный опыт пространства и связей.

Эта статья применяет понятие ритуализации к исследованию дверных проёмов. Теоретическое исследование ритуализации Катерины Белл (Catherine Bell 1992) глубоко объединяет практику, ритуал и власть. Как практик-теоретик, Белл подчеркивает акты исполнения ритуалов вместо того, что ритуалы могут представлять, и приводит доводы, что ритуал является стратегией, направленной на то, чтобы выделить определённые общественные действия среди прочих. Отправной точкой здесь является то, что археологические свидетельства могут материально идентифицировать такие действия в прошлом (Bradley 2005, 119–20; Stutz 2006; 2008; 2010). Отталкиваясь от концепции Белл о ритуализированных действиях, статья использует выражение «ритуализированные двери4»: реальные или символические двери, которые созданы для того, чтобы быть качественно отличными от обычных (хотя и значимых) дверей. Понятие «дверь» здесь интерпретируется широко, чтобы включить все вариации археологических признаков, что ссылаются на это понятие. Таким образом, ритуализированные двери рассматриваются как часть специфической культурной стратегии для различения и наделения привилегиями пространства мёртвых, или домашних связей с царством мёртвых в контексте повседневности (ср. Bell, 1992, 74–75). Ритуализированная дверь является результатом перевода повседневного объекта и двери-архитектурного-признака в новые социо-культурные смыслы.

Ритуализация ведёт к обратной зависимости между ритуализирующим лицом, пространственно-временной средой и ритуализированными практиками (там же, 92–93). Создание и использование дверей для получения контакта с умершими является процессом ритуализации, в который персона (человек эпохи викингов) вовлекается вместе со своим материальным окружением (архитектура дома и двери) через практику (пересечение порога, проход через двери). Практика является вписанной в персону (ср. Mauss 1979), которая сооружает ритуализированную дверь, на которую в свою очередь оказывает влияние практика. Процесс приводит к ситуации, когда некоторые двери или двери в определённое время рассматриваются как качественно отличающиеся от других и используются в качестве ритуальных инструментов.

Власть длинного дома
Невозможно обсуждать идеи эпохи викингов без обсуждения пространства, в котором они главенствуют. «Длинные дома» Железного века были основной социальной площадкой в Скандинавии (Herschend 1997; 1998; 2009), и важной ареной для создания и уточнения социального статуса (ср. Blanton 1995). Дома в высокой степени и взаимно структурируют человеческие феномены, и тесно связаны с космологией, картиной мира и социальной организацией (Bourdieu 1977; Carsten and Hugh-Jones 1995; Parker Pearson and Richards 1994a; Wilson 1988). Согласно Леви-Строссу (Lévi-Strauss 1987, 156), материальная форма дома может представлять «истинный микрокосм, отражающий в своих мельчайших деталях образ мироздания и целую систему социальных связей». Длинный дом в течении Железного века неоднократно изменялся путём пространственных инноваций, соответствующих идеологическим, техническим и социально-экономическим изменениям (напр. Carlie 2008; Herschend 1993; Komber 1989; Løken 2001; Norr 1996; Schmidt 1999; Skov 1994; 2002; Skre 2001). Изменения длинного дома влияли и подчёркивали усиление асимметрии властных отношений в позднем Железном веке. Особенно ясно можно пронаблюдать инновации в устройстве пиршественных залов, представляющих пространство правителей как материальное выражение символической власти с ритуальными и политическими подтекстами (Bårdseth 2009; Callmer and Rosengren 1997; Eriksen 2010; 2011; Herschend 1993; 1997; Larsson 2011; Løken 2001; Niles, Christensen and Osborn 2007; Söderberg 2005; 2006).

Не только залы зданий аристократов, но и обычные длинные дома эпохи викингов имели космологические и ритуальные коннотации (Carlie 2004; 2006; Kristensen 2010; Parker Pearson 2006; Paulsson-Holmberg 1997). Ричард Брэдли (Richard Bradley 2003; 2005) тесно соединяет ритуал с домашней жизнью. Брэдли рассматривает ритуал как из домашней жизни произрастающий, где домашние практики выделены и подчёркнуты театральностью. У аграрных и домашних дел, таких как вспашка, размол, приготовление пищи, прядение и ткачество, имелся в Скандинавии Железного века ритуальный и мифологический подтекст (напр. Fendin 2006; Fredriksen 2002; Gräslund 2001; Heide 2006; Welinder 1993). Интересно, что отсылки к этим домашним практикам часто встречаются в местах погребений (напр. Kaliff 1997; Kristoffersen 2000; 2004). Общественные, ритуальные и экономические практики были вплетены в общий гобелен, который нельзя было распутать.

В длинном доме вполне могли быть многочисленные входы вдоль длинной стены, или, реже, во фронтонах5. Местоположение входов выглядит изменяющимся в весьма широких пределах (см. Beck 2010). Входы, тем не менее, служили важными границами и точками контроля доступа. Контроль над доступом и входом может быть публичным способом общения и договора о социальном статусе. (Hillier and Hanson 1984). В некоторых случаях действо входа в помещение, дверь или основную комнату длинного дома могло быть чрезвычайно ритуализированным, отделяя людей как в физическом, так и в социальном пространстве (Herschend 1998, 37–39, 171). О конструкции дверей информации мало — дерево, в основном, не сохранилось. Поэтому входы чаще всего идентифицируются в археологических отчётах как наблюдаемые оставшиеся от дверных косяков отверстия, ориентированные по противоположным направлениям длинного дома. Два таких косяка, видимо, имели перемычку или поперечную балку, соединяющую их в портальную структуру (Beck 2010, 56–57).

Двери в письменных источниках
При исследовании метафорических и материальных связей между дверями и умершими необходимо проверить, есть ли такие связи в письменных источниках. Соотношение влияния средневековых письменных источников эпохи викингов и материальных свидетельств того же периода зависело от изменений в академическом подходе в разное время. От в чём-то некритического прочтения исландских источников (напр. Munch 1852) к критическому подходу, оспаривавшему ценность источников почти полностью (Bugge 1867; Jessen 1862; Weibull 1911; 1918); большинство исследователей в наши дни, кажется, стремятся к уравновешенной позиции (напр. Andrén 1997; Hedeager 1999; 2004; 2011; Lund 2009; Price 2002; Solli 2002; Steinsland 2002; 2005). В целом те, кто изучает эпоху викингов сегодня ни принимают саги и поэзию безоговорочно, ни игнорируют их потенциальное значение как отражения XII–XIV вв. и воспоминаний о не слишком давнем прошлом. Письменные источники отражают мировоззрение позднего Средневековья, но принадлежат времени, когда устные традиции были сильны (Bertell 2006) и когда общество, несмотря на обращение и изменение политического устройства, ещё ссылалось на своё недавнее дохристианское прошлое. Эта статья пробует использовать письменные источники как относительные аналоги (Wylie 1985), и стремится идентифицировать возможные соответствующие метафоры в археологических материалах и более поздних текстах.

Врата мёртвых. Известный рассказ о дверях в контексте смерти должен быть хорошо знаком исследователям эпохи викингов: это описание арабским дипломатом ибн Фадланом викингского корабельного погребения на реке Волга в 922 г. н. э. Нужно отметить, что это не позднейшее мифологизированное описание, а текст современника, кратко рассматриваемый Андерсеном Адриеном (Anders Andrén, 1989) в связи с символикой дверей эпохи викингов. Для археологической перспективы относительно ценности «Записки» (Risala6) как источника — см. Прайс (Price, 2008a; 2010, 132–33). Здесь достаточно указать, что в процессе сложной последовательности ритуалов, проводимых над погребальным судном могущественного предводителя, была принесена в жертву девушка-рабыня. После сексуального контакта с людьми умершего вождя её ведут к поставленной на открытом воздухе конструкции «наподобие обвязки (больших) ворот». Девушка становится на ладони мужчин и её трижды поднимают над дверьми (рис. 2).

Изображение

Рисунок 2. Визуализация сцены из «Записок» ибн Фадлана. Девушку-рабыню трижды в ритуале поднимают над воротами, и она общается с мёртвыми. Иллюстрации: Ингвильд Тинглум (Ingvild Tinglum), © Marianne Hem Eriksen.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:29 pm

Сперва она видит своих отца и мать, во второй раз — всех своих умерших родственников в царстве смерти. Третий раз она видит своего мёртвого господина с его людьми. Господин зовёт её, и она просит, чтобы её отдали ему. Общение между мёртвыми и живыми через дверь побуждает начать финальную часть погребальных обрядов. Дверной проём является центральным объектов в этом ритуале и здесь тесно связан с прорицанием: девушка всматривается в мир мёртвых и мёртвый предводитель говорит с ней, зовёт её.

Подобную идею о живом существе, способном общаться с мёртвыми через погребальную дверь можно встретить в двух поэмах «Поэтической Эдды» (чей старейший известный манускрипт датируется XIII–XIV вв.). В «Снах Бальдра» (Baldrs draumar), Один беспокоится за жизнь своего сына. Бальдру напророчено умереть и таким образом начать Рагнарёк, конец света. Один едет в царство смерти, чтобы обратиться за советом к мёртвой вёльве — колдунье, которую он намерен разбудить чарами-гальдром (galdr), чтобы расспросить о судьбе своего любимого сына. Достигнув чертогов Хель, он едет к её могиле, расположенной к востоку от двери7. Вторая эддическая поэма, использующая тот же мотив — «Заклинание Гроа» (ср. Arrhenius 1970). «Заклинание» — сложный для использования источник, поскольку самая ранняя записанная копия из «Речей Свипдага»8 относится к XVII в. Однако поэма написана в эддическом размере (Larrington 2007, 23), и использует много концепций дохристианского менталитета, таких как колдовство, некромантия и роль вёльвы (Davidson 1968, 153–54). В «Заклинании Гроа» сын пробуждает свою умершую мать-чародейку из могилы: «Пробудись ты, Гроа, пробудись, добрая женщина, бужу я тебя у дверей мёртвых» (курсив автора).

Изображение

Рисунок 3. Фотография liklúke, «двери мертвеца», используемой для перемещения тела за пределы дома. Источник — позднее средневековье, Отнемстова, Селья (Otnemstova, Selje), в настоящее время реконструированы и выставлены в музее под открытым небом в Нордфиорде (Nordfjord). Фотограф: Оле-Мариус Килдедал (Ole-Marius Kildedal).

Магической речью сыну удаётся разбудить мёртвую женщину за дверями. Затем она стоит на вкопанном в землю камне в дверном проёме и даёт сыну советы, как остаться в живых. Таким образом, обе поэмы рассказывают о мёртвой женщине-колдунье, похороненной за дверью, и мужчине, использующем galdr, магическую речь/пение, чтобы пробудить тело от смерти и попросить о прорицании.

В нескольких эддических поэмах (напр. «Речах Гримнира» (Grimnesmäl 22)) упомянута другая разновидность двери, названная Вальгринд (Valgrind), Нагринд (Nágrind) или Хельгринд (Helgrind). Буквальное значение названий — «ворота павших/ трупов/ царства Хель». Все три можно трактовать как врата, через которые должны пройти мёртвые на своём пути в царства смерти. В этом особом мотиве двери не служат для коммуникации (создания связи), но как отграничение (создание оппозиций) и как архитектурная деталь, используемая для трансформации, место, которое умершим необходимо пересечь, чтобы добраться до Иного Мира.

Страх перед мёртвыми: контролирующие пороги. Возможно, что то, чтобы мёртвые пересекали врата в царство смерти должным образом, имело крайне важное значение. Литературные источники полны упоминаний драугов (draugr), бродячих мертвецов, угрожавших живым (Davidson 1964, 154–57). Liklúker, «двери мертвеца (трупа)» являются одновременно погребальным обычаем, описанным в сагах («Сага о людях с Песчаного берега» (Eyrbyggja saga) и «Сага об Эгиле» (Egils saga Skalla-Grímssonar)) и архитектурной деталью, сохранившейся в некоторых наиболее старых из ещё стоящих домов в Скандинавии (рис. 3). Двери мертвеца сохранились в наше время и в Дании, и в Норвегии (Feilberg 1907; Husetuft 1933; Solheim 1965), как подразумеваемые традицией longue durée. После смерти родственники закрывают глаза, ноздри и рот тела — «дверные проёмы» трупа. Затем они вырезают отверстие в стене — liklúke — и выносят тело через это отверстие, а не через дверь. Цель состоит в том, чтобы обмануть умершего и не дать мертвецу вернуться обратно — т.е. попытка контролировать порог в пространстве дома. Равно важно, предположительно, было доказать, что труп более не принадлежал пространству жилища. Транспортировка мёртвого через стену вместо двери, кажется, была особенно устойчивой практикой, связанной с дверями, корни которой могли лежать в древнейшем мировоззрении, как утверждают саги.

Другое сообщение о том, как двери использовались, чтобы лишить мёртвых доступа, относится к так называемому duradómr — «дверному суду» — из «Саги о людях с Песчаного берега» (Eyrbyggja saga, 50–55; см. так же Законы Гулатинга и «Книгу о занятии земли» (Landnámabók)). Исландский хутор подвергается постоянным нападениям охотящихся мертвецов, и, чтобы избавиться от мёртвых раз и на всегда, хозяин хутора вызывает всех мёртвых к главной двери хутора чтобы провести судилище. В течении его ожившие мертвецы один за другим оказываются побеждены и удаляются через другую дверь, не ту, у которой проходил суд. Тот факт, что судебное состязание проводилось у главной двери и что мёртвые были изгнаны через вторую дверь, указывают на ритуальное и судебное значение дверного проёма. Оба понятия — двери мертвецов и дверной суд — подчёркивают двойственность отношений между живыми и мёртвыми. Временами люди эпохи викингов нуждались в защите от своих умерших. Несколько раскопанных могил демонстрируют признаки предупредительных мер, принятых по отношению к мёртвым: камни, помещённые на тела так, чтобы они не могли подняться из могилы, размещение копий/протыкание копьями при погребении (Brendalsmo and Røthe 1992, 65–69; Gardeła 2011; 2012; Lund 2009, 65–69; 2013; Nordberg 2002; Price 2002, 130–33).

Самые старые копии письменных источников были сделаны в Высокое Средневековье9 или позже, в то время, когда ритуализированные двери также включались в особые церковные порталы (Nordanskog 2006a; 2006b). Поэтому имеется гипотетическая возможность, что исландские саги отражают символику дверей скорее Высокого Средневековья, чем доисторическую. Я нахожу такое объяснение невероятным. Колдовство, некромантия и гальдр не те понятия, что легко совмещаются со средневековым христианским мировоззрением. Другая возможность — что содержание источников целиком средневековое измышление. Этот аргумент приближается к разновидности гиперкритицизма, что был популярен в XIX и XX вв. В последние годы труды археологов указали на различные соответствия между концепциями из письменных источников и свидетельствами археологии (напр. Gardeła 2011; Hedeager 1999; 2002; 2004; Kristoffersen 1995; 2004; Myrberg 2005; Price 2002; 2010), в них указывается, что концепции из текстов соответствовали материальной культуре, которая датируется несколькими столетиями ранее. Теперь я хочу вернуться к обсуждению как подобной метафоры связи между дверьми и погребальными практиками, что могут быть идентифицированы на археологическом материале.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:30 pm

Погребальная архитектура: создание дверей к мёртвым
Погребальные практики в дохристианской Скандинавии могли варьироваться почти бесконечно (Price 2008b; 2010; Svanberg 2003). С телами могли поступить самым разным образом: оставить без погребения, похоронить в яме кремированные кости, погрести в могиле урну, просто положить тело, положить в лодку, устроить сложную могильную камеру, с маленькой насыпью, с большой насыпью, и, наконец, устроить экстраординарное погребение с кораблём. Как уже говорилось выше, аграрные и домашние практики, такие как вспашка, ткачество или размалывание, могли быть ритуализированы и отражены в контекстах погребений. Подобным образом, элитные могилы Железного века и эпохи викингов часто имеют отсылки к пирам и питью в палатах (напр. Herschend 1997, 49–60) или к устройству самих домов Британских островов (напр. Gjerpe 2005b; Løken 1987). Мемориальные камни10 (рис. 4), интерпретируемые как англо-скандинавские объекты, связанные с колонизацией островов викингами, являются маркерами погребений, сделанными в виде палат (Lang 1984) — возможно, образовывая тем «дом для мёртвых».


Изображение


Рисунок 4. Мемориальный камень, отмечавший погребение эпохи викингов, из Бромптона (Brompton), Йоркшир. Эти камни вырезаны так, чтобы выглядеть подобно залам зданий эпохи викингов. По Шмидту (Schmidt, 1999), с разрешения Jysk Arkæologisk Selskab.

Основной момент этой статьи состоит в том, что домашняя практика возведения дверных проёмов и пересечения порогов была применяема в некоторых контекстах погребальных практик эпохи викингов. Косвенно это подчёркивает сильное влияние домашней архитектуры и на мировоззрение, и на ритуальную практику. Двери дают возможность разрешать и запрещать доступ к месту, которое они охраняют — создают связи и противопоставления — и, кажется, что, что население в эпоху викингов использовало ритуализированные двери в обеих целях, возможно из-за своего двойственного отношения к мёртвым. Есть несколько археологических вариаций на тему дверей к мёртвым.

Готландские картинные (резные) камни. Бирджит Аррениус (Birgit Arrhenius) исследовала феномен символических дверей в своей новаторской статье «Дверь мёртвых» (Tür der Toten, 1970), статье, что вдохновила данную работу, и на которой я надеюсь остановиться подробнее. Один из типов «дверей к мёртвым», который изучен археологией эпохи викингов более подробно — это картинные (резные) камни Готланда (Andrén 1989; 1993; Arrhenius 1970). На острове Готланд в Балтийском море известно примерно 450 таких камней. Камни типа C, датируемые 800–1000 гг., интерпретируются как мемориальные камни в честь умерших (Andrén 1993, 35–36), недавние раскопки показывают, что они могут быть даже размещены непосредственно над самой могилой (Andreeff 2012). Большое внимание уделялось орнаментальным вырезанным сценам и концептам из Северной мифологии, возможно включающим и сцены из мира мёртвых (Andreeff 2007; Andrén 1989; Lindqvist 1941,104–7; Myrberg 2005). Камни типа C наиболее интересны в рамках рассматриваемой темы. Аррениус (Arrhenius, 1970) предложила интерпретировать камни как изображающие двери, частично основываясь на их близком сходстве с дверями деревянной (т.н. каркасной или мачтовой) церкви в Урнесе (Urnes) (рис. 5). Андерс Андриен (Anders Andrén,1993; ср. Hallans and Andersson 1997) указывал, что крайне важное значение имеет расположение резных камней. Камни расположены в транзитных зонах ланшафта, между полем и пространством вне его, которое может соответствовать космологической границе эпохи викингов. Картинным камням придана форма дверей, и они размещены на границе ландшафта, удваивая тем свойство лиминальности. Если прибавить третий компонент, изображение на камне героев и валькирий, появляется сильное подозрение, что мемориальные камни были дверями «в другие миры» (Andrén 1993). В последних исследованиях предполагается, что последние язычники XI века на Готланде повторно использовали камни с изображениями в могилах, подразумевая старые, дохристианские верования (Rundkvist 2012), размещая своих умерших буквально в основании двери (там же, см. рисунок без номера на стр. 148).

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:32 pm

Изображение

Рисунок 5. Готландские картинные камни, что включают символические двери частично схожие со входом в церковь-ставкирку в Урнесе. Слева: картинный камень из Фрёель Боттарве ( Fröjel Bottarve), пример камня типа С, найденный в виде двух частей и повторно использованный на кладбище гавани Фрёель, Готланд. Приводится с разрешения Хелен и Александра Андрееф (Helena Andreeff, Alexander Andreeff). Справа: вход в Урнесскую мачтовую церковь в Согне, Норвегия. Снимок: Миша Л. Резер (Micha L Rieser).

«Похорони меня в дверном проёме…» Выше уже было сказано, что письменные источники могут содержать мотивы, идентифицируемые на археологическом материале. Кроме двух мифических чародеек, преданных земле позади дверей, о которых писалось ранее, есть эпизод саги, упоминающий похороны в дверном проёме. «Сага о людях из Лососьей долины» (Laxdæla saga, 17) рассказывает о злобном человеке по имени Храпп, который постоянно изводил своих соседей. На смертном одре Храпп говорит своей жене: «Когда я умру, я хочу быть похороненным в дверном проёме кухни. Поставьте меня в земле вертикально, так я смогу присматривать за своим домом11». Сага продолжает лаконично: «Но если трудно было иметь с ним дело, когда он был жив, мёртвым он стал ещё хуже, поскольку он неуклонно преследовал всех в округе». Глава заканчивается тем, что Храппа выкапывают и переносят в место, где он не может принести вреда ни людям, ни животным.

Как ни странно, практика захоронения людей в дверях действительно существовала в позднем Железном веке, и в эпоху викингов. Ева Тaте (Eva Thäte, 2007) в своей диссертации о повторном использовании памятников в Скандинавии в позднем Железном веке обсуждает погребения в доме. Она идентифицирует наличие концентрации погребений в современных или более старых длинных домах в Рогаланде, на юго-западе Норвегии (рис. 6), погребальную практику, что связана с культурной памятью, территориальными притязаниями и согласованием наследования (Thäte 2007, 118). Первое место погребений в доме, Сторpсхейя (Storrsheia) включает два длинных дома, каждый из которых имеет погребение в дверном проёме. На запад от юго-восточного входа длинного дома 1 была расположена могила с кремацией, где найдены такие артефакты как пряслице (spindle whorl), овальная фибула и бердо (weaving sword) (Petersen 1933,41–42), находки позволили заключить, что в эпоху викингов, после того, как дом был покинут, женщину похоронили в дверях более старого дома. Во втором доме в Сторрсхейе ситуация несколько отличается: длинный дом и погребение в дверном проёме были одновременными. У дома был только один вход с севера. Вход был расширен до коридора, возможно сложного строения, и в стене коридора была сложена могила из каменных плит. Могила содержала небольшое количество кремированных человеческих костей и два куска точильного камня (Petersen 1933, 45). Размещение погребения означает, что обитатели дома проходили мимо могилы (своего предка?) каждый раз, когда они входили в или выходили из своего дома.

Не далеко от Сторрсхейя в эпоху Переселения был заселён Улландхауг (Ullandhaug). Дома Улландхауга содержат несколько более поздних погребений, размещённых в старых зданиях, я упомяну только несколько из них. В длинном доме 1 были размещены над руинами длинного дома две монументальные кораблеобразные погребальные насыпи. Формы и размеры курганов подразумевают датировку эпохой викингов (Myhre 1992, 57). Один из курганов был аккуратно размещён в переделах стен в северо-западном конце длинного дома. Другой кораблеобразный курган в доме 1 был насыпан так, чтобы он приходился на — и полностью закрывал — юго-восточный вход в дом. Раскопки не обнаружили могилы в этой насыпи, так что, возможно, это был кенотаф. Местоположение насыпи, тем не менее, заметно (там же, 55–57).

Во втором длинном доме в Улландхауге, доме 3, погребение размещалось точно внутри возможного входа № 7. Были найдены вместе лежащие сорок два железных гвоздя, что было проинтерпретировано как деревянная шкатулка, помещённая непосредственно на слой угля внутри дверного проёма после того как здание было сожжено дотла (сознательно?) в шестом столетии (Myhre 1980, 82–83). Рядом с гвоздями археологи нашли обгоревшую человеческую кость и топор, датируемые началом IX столетия (Myhre 1992, 57–58). Таким образом, после действия огня, шкатулка, заполненная кремированными костями и топор были оставлены в дверном проёме руин дома.

В дополнение к пороговым погребениям из юго-западной Норвегии, к данной теме может относиться необычное погребение так называемого «Человека-Лося» из центра Бирки в Швеции. В случае Человека-Лося имеем трупоположение, ориентированное примерно по линии север-юг, включающее два тела, одно над другим. Выше был положен человек тяжелого сложения 20–30 лет в зажатой по бокам позе, с одной рукой за спиной. Его правая нога полностью отсутствовала, похоронен он был без любых личных вещей. Он был обезглавлен и голова положена ему на грудь сверху. Снизу был похоронен человек, положенный на спине, с повёрнутыми вправо ногами. Человеку было 40–50 лет, погребён он был с оружием и бусинами, считается, что он был полупрофессиональным или профессиональным воином. Рядом с головой человека был найден полный необработанный рог лося (Alces alces) (Holmquist Olausson 1990). Данное погребение, с возможным принесением в жертву младшего мужчины, с воином и оружием и с рогом лося у головы, интерпретируются как результат необычного ритуального события в Бирке. Звериная символика, обозначаемая рогом, могла бы быть частью представлений о превращении человека в животное (Hedeager 2004; Kristoffersen 2010). Наиболее важным в рамках темы, однако, является то, что погребение выполнено под порогом длинного дома эпохи викингов (Holmquist Olausson 1996; Holmquist 2011, 224).

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:33 pm

Изображение

Рисунок 6. Длинные дома из Рогаланда с погребениями внутри, над или близко к дверным проёмам. Сверху вниз: Сторрсхейя 1, Сторрсхейя 2, Улландхауг 1, и Улландхауг 3. Стрелками указаны входы и звёздочками места захоронений. NB: рисунок не передаёт масштаб. Иллюстрации для Сторхейи взяты у Петерсена (Petersen, 1933), со всей признательностью Институту Сравничельных исследований человеческой культуры (Institute for Comparative Research in Human Culture). Иллюстрации для Уландхауга взяты с разрешения Михре (Myhre 1992).

Есть и более ранние случаи размещения погребений/человеческих останков во входах в Скандинавских областях: в Орреде (Orred, Швеция), часть черепа была помещена под каменный порог длинного дома в Римском Железном веке (Artelius 1999). В эпоху Переселения были найдены останки, которые, как считается, представляли двух женщин, найденных прямо во входе длинного дома в Хёгоме (Högom, Швеция), раскапывавшие интерпретировали это так, что женщины были пойманы в ловушку внутри дома, когда его подожгли враги (Ramqvist 1992). Также в эпоху Переселения фрагменты останков двух людей, мужчины и женщины, были положены между очагом и входом в длинном доме в Вальхагаре (Vallhagar) в Готланде (Gejvall 1955).

Захоронение или помещение человеческих остатков в дверном проёме выглядит спорадической практикой. Невозможно определить, были ли все случаи погребения в дверном проёме частью одной и той же идеи. Но из того, что известно в целом о ритуализации дверных проёмов, дверь является архетипической границей и точкой доступа к другим сферам. В некоторых случаях это было достаточно значимым, чтобы хоронить людей во входе — т.е. на границе — в дом. Возможно, эта практика была связана с функционированием дверного проёма как пространства-между, точки соединения мира живых и мира мёртвых. Дверь могла бы являться областью, где предки становились доступны. Или, как обсуждается в конце данной статьи, эта традиция могла бы быть пространственным выражением девиантности?

Повторяющиеся дверные конструкции. Другая возможная стратегия применения дверей как инструмента контакта с царством мёртвых состояла в том, чтобы задействовать аллюзии с домашней архитектурой в контексте похорон. В статье Аррениус от 1970 г. главным образом исследуется Хельго (Helgö), маленький остров на озере Меларен (Mälaren) в Швеции, где раскопки велись в 1950х и 1960х годах. Раскопки раскрыли Хельго как торговый и ремесленный центр эпохи Переселения — периода Меровингов с несколькими группами поселений, укреплением на холме и полем захоронений. Название Helgö означает «священный остров» и подчёркивает сильные социо-религиозные коннотации, связанные с этим местом (Arrhenius 1970; Arrhenius and O’Meadhra 2011; Holmqvist 1961; Holmqvist and Granath 1969; Zachrisson 2004). Аррениус сосредотачивает внимание на одном из крупнейших курганов эпохи викингов, кургане 30 на кладбище 116. Курган 12 метров в диаметре отличался от других своей редкой конструкцией (Arrhenius 1970, 384). С юго-западного края монументальной насыпи красные плиты песчаника образуют прямоугольник, заполненный плотно слежавшейся мореной. Красный песчаник был, помимо этого, найден только при раскопках длинных домов на острове (Arrhenius 1970, 386). Аррениус описывает эту прямоугольную структуру на краю кургана как ступень или порог. Порог ограничивался двумя большими столбами — более полуметра в диаметре — с каменным основанием. Они очень напоминали дверные косяки в жилых зданиях. Аррениус предполагает, что порог вместе с монументальными дверными косяками образовывал буквально входной портал в могилу.

В кургане 30 были найдены многочисленные погребения и/или размещения останков. В поверхностных слоях насыпи были найдены несожженные кости одной или нескольких женщин в дополнение к костям животных. В кургане были найдены различные объекты, такие как ножи, ножницы, стекло, бронзовый стержень и керамические черепки. Находки были сконцентрированы в юго-западной части насыпи, где было идентифицировано главное погребение, и включали крупные камни, покрывавшие кремационный слой, большое количество сожженных человеческих костей, две игровых фигурки, шарики золотой фольги, железные объекты и черепки сосуда (Arrhenius 1970, 385). Необычно, что главное погребение размещено на краю, а не в центре кургана. Однако это гарантировало бы, что погребение будет размещено точно в дверях, что, возможно, и являлось целью.

Аррениус связывает погребение в Хельго с картинными камнями Готланда, руническими камнями и письменными источниками различных периодов времени и сфер культуры. Она отрицает, что дверь могла быть используемой практически, и утверждает, что это следует понимать как упрощённую форму «дома мёртвых». Как будет обсуждаться, я придерживаюсь противоположной точки зрения и полагаю, что, возможно, ритуализированные двери использовались в обрядовой практике.

Вторая шведская погребальная дверь датируется периодом перед эпохой викингов. В Абю (Åby) в Сёдерманланде (Södermanland, Швеция), большой пятиугольный археологический памятник был расположен на юго-западе крупного погребального участка. Пятиугольник включал четыре массивных свободностоящих столба и, с юго-запада памятника, прямоугольную каменную вымостку с двумя монументальными столбами. Эти два столба с вероятной поперечной балкой-перемычкой (Lloyd-Smith et al. 2002, 73), были проинтерпретированы как врата, ведущие в памятник (рис. 7). В центре пятиугольника размещалось погребение с кремацией. Врата датируются временем ок. 500 г. н.э., но предполагается, что они стояли «значительное время после того, как памятником перестали пользоваться» (там же, 57). Погребальное поле снова стали посещать и использовать в эпоху викингов, уже после основного периода его функционирования (там же, 72). Таким образом, хотя дверь в Абю является более древней, чем другие археологические материалы, рассматриваемые в этой статье, я полагаю, что это настолько близкая параллель, что она является частью той же концепции.

И врата в Абю, и, особенно, дверь в Хельго создают интригующие связи со вратами ибн Фадлана. Хотя в «Записке» не было точно указано, где именно проём врат был установлен, он, несомненно, использовался в контексте погребения и размещался где-то поблизости от последующего корабельного захоронения. Параллель между единственным известным описанием похорон эпохи викингов и свидетельствами археологии в Абю и Хельго несёт дальнейшую корреляцию между текстовыми и археологическими источниками. Более того, нет ничего необычного в том, чтобы найти столбы во время раскопок погребальных полей, однако, если детали не является частью очевидного конструктивного контекста, они могут быть пропущены. Возможно, практика возведения дверей в связи с погребениями более распространена, чем было признано ранее.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:34 pm

Изображение

Рисунок 7. Предполагаемая реконструкция врат в Абю. По Ллойду-Смиту и др. (Lloyd-Smith et al., 2002), с разрешения Arkeologikonsult.

Пространства входов и порогов. Другие археологические особенности погребального контекста эпохи викингов тоже намекают на метафору дверей к мёртвым. Так называемые «юго-западные порталы», именуемые по их общей ориентации на юг и юго-запад, тоже могут оказаться актуальными в этом обсуждении. Могильные курганы с юго-западными порталами сосредоточены почти исключительно в областях Уппланда (Uppland) и Сёдерманланда в Швеции (рис. 1) — интересно, что врата Абю и Хельго именно в этих районах и расположены. Юго-западные входы представляют собой открытые или закрытые цепочки камней, расположенные с краю могильных курганов или каменных сложений. Их размеры могут варьироваться между 0.5 x 0.7 м и 4 x 4 м, и структуры обычно заполнены камнем или гравием. В студенческой статье, которая на данный момент является самой обширной работой, посвященной юго-западным порталам, Микаэль Йоханссон (Mikael Johansson, 1993) идентифицировал 62 могилы с юго-западными порталами. В своей докторской диссертации про монументальные курганы долины Мелара, Петер Братт (Peter Bratt, 2008) добавил ещё 18 могильных курганов с юго-западными порталами, в результате общее их число достигло (как минимум) 80 могил. Большинство юго-западных порталов пусты; некоторые содержат черепки или обгоревшие кости, и небольшая часть содержит захоронения.

Анна-София Грёслунд (Anne-Sofie Gräslund, 1969; 2001) утверждает, что эти каменные прямоугольники использовались как алтари для жертвенной еды мёртвым. Одновременно письменные источники отмечают множественность областей пребывания мёртвых в скандинавской мифологии, что, казалось бы, противоречит идее, что умершие живут в своих могилах (Davidson 1964; Kaliff 1997, 22–23; Price 2008b). Их называли haugbúi, «курганными жителями». Аррениус (Arrhenius, 1970) и Йоханссон (Johansson, 1993) связывали юго-западные порталы с символизмом дверей, а не с жертвенной пищей, отчасти из-за тесного сходства с порогом Хельго. Четыре другие могилы в Хельго — в дополнение к кургану 30, что обсуждался выше — имеют юго-западные порталы (Sander 1997, 45), хотя и без прилегающих столбов. Основываясь на параллелях с порталом Хельго, и вслед за Аррениус (Arrhenius, 1970) и Йоханссоном (Johansson, 1993), я интерпретирую юго-западные порталы как пороговое пространство. Они создавали пространственную точку контакта между внешней и внутренней частями могилы. Двери управляют движением и создают связь между областями, как утверждалось выше. Возможно, люди предлагали еду и напитки в ритуализированных дверях, как утверждает Грёслунд, поскольку пространство порога делало мёртвых доступными и создавало «место между», где мёртвые и живые могли бы общаться.

География и ориентация ритуализированных дверей. Скопление юго-западных порталов в небольшом географическом районе восточной Швеции — вероятное отражение региональной традиции высших слоёв общества. Однако параллельные структуры можно обнаружить и в других частях Скандинавии. Два входа в каменную ограду погребального кургана эпохи викингов в Ховете (Hovet, Восточный Агдир, Норвегия), могут представлять собой двери к мёртвым. Могильный холм имеет два узких, но отчётливых символических входа, ведущих в курган с юго-запада и с северо-востока. Непосредственно снаружи перед отверстием с юго-запада была помещена лошадиная уздечка (Kjos 2009). Подобным образом в Каупанге (Kaupang) в Вестфолде, в одном из курганов имелся южный вход в регулярно-организованном каменном ограждении (Blindheim and Heyerdahl-Larsen 1995, 18–19, 89). Входы ориентированы по осям юго-запад/юг или северо-восток/север, что соответствует ориентации юго-западных порталов. Подавляющее большинство могил, лодок и тел в Каупанге было ориентировано по линии север/северо-восток — юг/юго-запад (Stylegar 2007).

Кроме того, феномен дамб-перемычек в кольцевых рвах, опоясывающих погребальный курган («сухопутные мосты») является широко распространённой чертой курганов в Скандинавии. В студенческой статье Бритта Гещвинд (Britta Z. Geschwind, 2005) указывает, что в Швеции сухопутные мосты представляют собой феномен эпохи викингов, и, как правило, ориентированы на юго-запад, снова указывая на связь с юго-западными порталами. Хотя в Норвегии и не проводились исчерпывающие исследования, некоторые образцы могут быть показателем, перемычки в кольцевых рвах часто, хоть и не всегда, ориентированы на юго-запад или северо-восток или и туда, и туда, создавая ось юго-запад — северо-восток через курганы (напр. Gjerpe 2005a, 14; Rødsrud2007; Rønne 2008). Перемычки в круговых рвах, ограничивающих погребальный курган, могли быть связаны с идеей прохода или порога, ведущего в могилу (Lund 2009, 256–57), и, возможно, использовались в качестве дорожек, ведущих на территорию кургана (рис. 8).

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:35 pm

Изображение

Рисунок 8. Карта поля лодочных погребений в Гулли (Gulli), область Вестфолда, Норвегия. Структура S1562 справа интерпретируется как дом мёртвых. Можно заметить, как лодки и перемычки круговых рвов в основном ориентированы вдоль оси северо-восток — юго-запад. Приводится по Гьерпе (Gjerpe, 2005b), с разрешения проекта E18/Ларса-Эрика Гьерпе (Lars-Erik Gjerpe), Музей Истории культуры, Университет Осло.

Таким образом, врата в Хельго, врата в Абю, юго-западные порталы и многие перемычки кольцевых рвов все ориентированы примерно вдоль оси юго-запад — северо-восток. Акцент на этой оси в погребениях из широких областей Скандинавии, по моим сведениям, почти не обсуждался и является трудным для интерпретации. Одним из возможных объяснений является связь с представлением о царстве Хель, лежащим на севере (напр. Davidson 1968; Gurevic 1969; Parker Pearson 2006). Когда кто-то приближался к юго-западному порталу, он направлялся бы к северу или северо-востоку, в сторону мёртвых. Другая возможность состоит в том, что это направление могло бы быть связано с прохождением солнца. В совершенно ином контексте Паркер Пирсон и Ричардс (Parker Pearson and Richards, 1994b) указывали, что юго-западная ориентация прохода в могилу эпохи неолита в Мейсхау (Maeshowe) соответствовала бы заходу солнца во время Зимнего Солнцестояния. Возможно, ритуализированные двери эпохи викингов были ориентированы на закат на севере Европы? Этот вопрос требует дальнейших исследований. В конечном итоге, ключевой момент здесь, что ритуализированные двери в основном ориентированы примерно вдоль оси юго-запад — северо-восток, и их ориентация, на мой взгляд, подкрепляет тот аргумент, что они являются проявлением сходных идей.

Обсуждение: способы взаимодействия с ритуализированными дверями
Как уже говорилось выше, двери имеют власть над людьми различными способами. Тремя из них были: создание осей (соединений), создание границ (противопоставлений) и создание пространства-между, промежуточного пространства. Хотя ритуализированные двери, описанные выше, не являются полной параллелью, я полагаю, что тут действует всеобъемлющий символизм. Чтобы получить какого-то рода связь между миром живых и Иным Миром мёртвых, которые, возможно, существуют на различных пространственных и временных плоскостях, мёртвые могут сами размещаться в дверном пространстве или ритуализированные двери могут быть возведены между ними. Ритуализированная дверь может принимать форму символического порога, проёма в каменной ограде или кольцевого рва с перемычкой, или это могут быть столбы врат в буквальном смысле, возведённые с краю могилы или на открытой местности. Эти практики были одними из многих стратегий погребения в эклектичной и лишенной догматизма системе представлений.

Создание осей: соединение. Дверь создавала связь между царством живых и царством мёртвых. Ритуализированные двери и пороги создавали оси связей могилы и окружающего ландшафта. Рисунок 9 является стилизованной визуализацией того, как ритуализированные порталы могли выглядеть, основываясь на вольной интерпретации врат Хельго и Абю. Иллюстрация демонстрирует, как ритуализированная дверь создаёт ось и точку доступа — или даже точку входа — в пространство мёртвых. Возможно, что дверное пространство — юго-западный портал или возвышающиеся дверные косяки — применялись для общения с близкими, как это делал сын в «Заклинании Гроа», получающий предсказание и совет от своей матери, и дверные столбы в рассказе ибн Фадлана использовались, чтобы установить связь между рабыней и предводителем в мире мёртвых. Возможно, завеса между мирами воспринималась как более тонкая или даже вовсе убранная внутри дверного пространства.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12859
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Двери к мёртвым. Власть дверей и порогов в Скандинавии эпохи викингов

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 09, 2019 4:36 pm

Изображение

Рисунок 9. Стилизованная визуализация того, как может выглядеть портал на краю кургана и ассоциации, которые он может вызвать. Иллюстрация призвана продемонстрировать, как дверь может одновременно определять связь, противопоставление и пространство-между. Иллюстрация:Ингвильд Тигнлум, © Marianne Hem Eriksen.

Тем не менее, природа контактов в дверях не выглядит носящей ежедневный характер. Письменные источники указывают, что умершие обладали властью и тайными знаниями, которые могли быть переданы живым путём ритуальной практики или некромантии. Одним из этих ритуалов была утисета (útiseta) — сидение на кургане или под повешенным человеком, чтобы обрести пророчество или эзотерические знания у мёртвых (Davidson 1968, 184, 99; Solli 2002, 137–38). По теме повешенных тел стоит кратко отметить, что виселица имеет структуру, подобную порталу: два столба с перекладиной или перемычкой. Виселица создаёт пространство-между по нескольким направлениям: во-первых мёртвое тело подвешено в воздухе, соединённое с опорой только верёвкой, не касаясь ни земли, ни неба. Во-вторых, тело помещено в дверной проём, что охватывает и устанавливает ему рамки, располагая умершего в пространстве-между по горизонтальной шкале. Быть может, виселицы были ещё одним типом ритуализированного дверного проёма мёртвых?

Возможно, ритуализированные двери могли создавать точку подключения для прорицаний и получения эзотерических знаний. Хоть мысль спекулятивна, но после рассказа ибн Фадлана как очевидца можно предположить, что люди могли бы пытаться общаться с умершими при помощи ритуализированных дверей в контексте погребения, хотя такая практика оставила бы мало следов, фиксируемых археологией. Люди, стремящиеся к общению с или к получению знаний от мёртвых могли совершать такие действия, как прохождение через, стояние внутри или поднятие над различными типами ритуализированных дверей. Дополнительно, археологические данные свидетельствуют, что в некоторых вратах живые, в определённом смысле, делились пищей с мёртвыми. Перед Готландскими картинными камнями были найдены древесный уголь и кости животных — правдоподобно предположить, что это остатки ритуальной еды, помещаемой у камней (Andrén 1993). Подобным же образом юго-западные порталы были проинтерпретированы как алтари для жертвенной пищи, где еда и питьё приносились в жертву мёртвым (Gräslund 2001). Жертвоприношение пищей могло представлять собой общий чувственный опыт живых и умерших, создавая связь с мёртвыми предками.

Создание границ: противопоставления. Хотя контакт с умершими был возможен и иногда к нему стремились, отграничение-делимитация могильных курганов, кольцевые рвы и порталы могут выражать противопоставление: умершие принадлежат отдельному пространству. В письменных источниках, которые обсуждались выше, имеются примеры людей, пытавшихся контролировать пороги между мирами. Ритуализированная дверь на рисунке 9 демонстрирует, как дверной проём определяет и разделяет пространства внутри и снаружи, в полном соответствии с утверждением Белл, что ритуализированное окружение определено и отделено от окружения иного (Bell 1992, 74, 88–89). Пространство кургана интуитивно воспринимается как отделённое потому что, во-первых, отграничено самой насыпью, и, во-вторых, ритуализированной дверью, которая создаёт противопоставленные пространства физически. Человек, стоящий перед монументальным погребальным курганом с дверью к мёртвым предположительно воспринимал пространство по другую сторону портала как иное, сакральное, исключительное или Иномирное — и чётко отделённое от этой стороны.

Можно представить и другие формы практик, выражающих ограничение и переход. Постройка ритуализированных дверей может быть частью самого погребального ритуала. Я предполагаю, что порталы в Хельго и Абю могли использоваться во время обряда погребения, возможно, через врата проносили тела умерших. Ритуализированная практика проноса тела через могильный портал или над порогом может представлять собой фундаментальную материализацию rite de passage (обряда перехода) — трансформацию индивидуума из одного социального состояния в другое (Gennep 1960). Поскольку, например, в кургане Хельго имеется несколько погребений, это открывает путь к многократному использованию портала. Заманчиво провести связь с вышеупомянутой концепцией врат Вальгринд (Valgrind), Нагринд (Nágrind), Хельгринд (Helgrind). Возводили ли люди эпохи викингов материальную версию врат для павших/ трупов/ Хель, чтобы облегчить переход умершего в царство смерти? Или, возможно, наоборот, врата письменных источников являлись памятью о древней ритуальной практике?

Создание пространства между: выражение девиантности? Умершие могут не принадлежать здесь-и-сейчас ни этого мира, ни мира мёртвых. Этот смысл ни того, ни другого может быть понят как проявление лиминальности (Turner 1967). Некоторые погребальные практики, обсуждаемые в этой статье, могут быть проинтерпретированы как размещение умерших в пограничных пространствах. Как уже говорилось, стоящий в дверях находится ни здесь, ни там, но между пространствами или вне пространства. Стоит отметить, что народное поверие, записанное в Швеции, утверждает, что вы никогда не должны стоять в дверях, держась руками за дверные косяки или дверную раму — заполняя пространство-между — это может «принести смерть в дом» (Hagberg 1937, 46).

Захоронения в дверных проёмах и захоронения на порогах у погребальных курганов можно понять как способ выражения «пространственной инаковости» (ср. Reynolds 2009, 206–7). Почему некоторые люди были похоронены ни здесь, ни там, но между? Ева Тате (Eva Thäte 2007) и Лешек Гардела (Leszek Gardeła 2012) недавно исследовали девиантное погребение эпохи викингов. Тате (Thäte 2007, 266–67) указывает на несколько признаков для девиантного погребения в контексте эпохи викингов: отмечаются различия в ориентации относительно погребального поля; необычное расположение тела, необычная обработка трупов, такая как обезглавливание, связывание конечностей, помещение на теле ножей и придавливание тела камнями. Тем не менее, манипуляции с телом не являются единственным индикатором амбивалентности: размещение тела точно также может рассматриваться как аспект девиации. Паркер Пирсон (Parker Pearson 1999, 15) утверждает, что «различия между нормальными и девиантными индивидуумами могут … быть выражены пространственно». В тезисах своей докторской диссертации Питер Брэтт (Peter Bratt) кратко обсуждает феномен захоронения в юго-западных порталах, рассматривавшийся выше, и утверждение, что погребения здесь были бы местом умерших «на пороге в царство смерти», между миром живых и миром мёртвых Он приходит к выводу, что эта интерпретация неубедительна, утверждая, что было крайне важно обеспечить умерших надлежащими похоронами и тем самым предотвратить преследование ими живых (Bratt 2008, 95–96). Я не согласна с Брэттом. Погребальные практики эпохи викингов могут варьироваться почти бесконечно, было признано множество стратегий для создания надлежащего посмертия. Гардела (Gardeła 2012, 88), критикуя термин «девиантное захоронение» на основании гетерогенности погребальных практик эпохи викингов, указывает, что «жестокое расчленение трупа необязательно может отражать факт, что конкретные люди рассматривались как злонамеренные в течении своей жизни, но скорее показывает страх, который они могли вызвать после момента смерти» (там же, 316).

Погребения лиц на пороге могилы и в дверном проёме дома могло быть практикой, актуальной для конкретных людей. Исследованный материал вполне может указывать на такую интерпретацию. В письменных источниках, рассмотренных выше, лица, что тесно связаны с захоронением в дверном проёме, показаны имеющими девиантные аспекты. Мать, погребённая за дверью, в «Заклинании Гроа» является колдуньей — как и безымянная вёльва, похороненная за восточной дверью в «Снах Бальдра». Храпп из «Саги о людях из Лососьей долины», по-видимому, не практикует магию, но он злобен по характеру и постоянно конфликтует и мучает своих соседей. Человек-Лось из Бирки интерпретируется как могущественная личность, похоронен с лосиным рогом и обезглавленным человеком под порогом длинного дома. Таким образом, есть несомненная возможность, что некоторые из погребённых лиц, о которых шла речь в этой статье, рассматривались как девиантные, или как причастные к могуществу, магии и ведовству, или как отступники от правил общественного поведения. Возможно, они оказались в западне в переходной фазе между живыми и мёртвыми с целью защиты или в качестве наказания? Или, быть может, как указывалось выше, они обладали способностью к предсказаниям и даром пророчества, и пространственный контекст двери должен был позволить живым по-прежнему общаться с этими могущественными личностями.

Итоговые замечания
Статья предназначена для изучения практики использования ритуализированных дверей в погребальной архитектуре эпохи викингов. Ритуализация предполагает воплощенный опыт в символически структурированном окружении. В этом случае у нас есть (возможно, древнее) метафорическое значение двери как границы, как физического выражения лиминальности. Это выражение лиминальности ощущалось и использовалось представителями эпохи викингов для создания точки доступа между мирами живых и мирами мёртвых. Среди свидетельств археологии зафиксированы различные практики, намекающие на связь между дверями и мёртвыми: возведение двереобразных картинных камней на межевом пространстве; традиция хоронить умерших под входами, возведение порталов и порогов, ведущих в могильные курганы, и включение проходов и перемычек, ориентированных по оси юго-запад — северо-восток, создание ритуализированных дверей в пространство мёртвых. Ритуальные практики на могилах в той или иной форме также, предположительно имели место. Я могу предположить несколько типов возможного воплощения взаимодействия с погребальной архитектурой, такие как прохождение через порталы, поднятие живых персон или тел над порогом или разделение пищи с умершими.

Благодаря власти дверей создавать оси, противопоставления и пространство-между было высказано предположение, что двери охватывали одновременно близкие отношения и противопоставление между живым и умершим населением. Сверх того, ритуализированная дверь создавала пространство между жизнью и смертью, возможность пространственно выразить пограничные аспекты смерти. Власть дверных проёмов и порогов есть результат слияния телесного опыта и символически структурированного пространства. Дверь к мёртвым доказуемо является резонирующей на множестве уровней понимания, веры и практики — возможно даже на уровне эмоций — в Скандинавии эпохи викингов.

Одновременно использование двери как ритуального инструмента показывает глубокое значение дома для ритуального поведения в эпоху викингов. Внутреннее пространство длинного дома и его границы служили отличной метафорой для погребальных и ритуальных практик — тема, остающаяся открытой для новых обсуждений ритуального поведения эпохи викингов. В итоге, лиминальная природа двери делала её местом неоднозначным, где было возможно, с помощью ритуальных практик, соединение внутреннего пространства дома с миром, лежащим полностью вне пределов досягаемости повседневного здесь-и-сейчас.

Выражение признательности
Данная статья имеет источником постоянно действующий проект кандидатов наук на кафедре археологии, истории и охраны памятников в Университете в Осло, где я в настоящее время являюсь научным сотрудником в качестве кандидата наук. Я очень обязана людям, которые читали и комментировали различные отрывки данного текста: моим нынешним и прошлым руководителям Лотте Хедигер (Lotte Hedeager), Эндрю Рейнольдсу (Andrew Reynolds), Джулии Лунд (Julie Lund) и Перу Дитлефу Фридрексену (Per Ditlef Fredriksen), а также членам нашей аспирантской группы: Ларсу Аасу (Lars Aas), Элис Нейман (Elise Neumann) и Лене Ос Йоханенссен (Lene Os Johannessen). Я очень благодарна лицам и организациям, от которых получила разрешение на воспроизведение изображений, и, в ряде случаев, создавшим новые иллюстрации для меня. Я также хотела бы выразить свою признательность двум анонимным рецензентам за их внимательное прочтение статьи, которое, как я считаю, значительно текст улучшило. Разумеется, все ошибки при этом остаются моими собственными. И в конце, но не в последнюю очередь, я хотела бы выразить сердечную признательность помощнику редактора «Археологических диалогов» (Archaeological dialogues) Лив Нильссон Штуц (Liv Nilsson Stutz), за поощрение меня продолжать публикации на данную тему.

Ссылки
Первоисточники
Egils saga Skalla-Grímssonar (1965): translated into Norwegian by L. Heggstad, Oslo.

Eyrbyggja saga (1989): translated into English with an introduction and notes by H. Pálsson and P. Edwards, London.

Grimnesmål (1985): in Eddadikt, translated to Norwegian by L. Holm-Olsen, Oslo.

Grógaldr: available online at http://www.heimskringla.no/wiki/Grógaldr, retrieved 6 August 2012.

Gulathing Law (1994): published as Den eldre Gulatingslova, Oslo.

Ibn Fadlan’s Risala (2012): published as Ibn Fadlan and the land of darkness. Arab travellers in the far North, translated into English by P. Lunde and C. Stone, London.

Landnámabók (1997): published as Landnåmsboken. Beretningen om

landnåmet på Island ca. 870–930, translated into Norwegian by L.K. Schnei, Oslo.

Laxdæla saga (1997): Published as The saga of the people of Laxardal, translated into English by K. Kunz, in Ö. Thorsson (ed.), The sagas of the Icelanders. A selection, New York, 270–421.

The dreams of Baldr: available online at http://heimskringla.no/wiki/Baldrs_draumar, retrieved 20 January 2013.

Прочие источники
Andreeff, A., 2007: Gotlandic picture stones, hybridity, and material culture, in P. Cornell and F. Fahlander (eds), Encounters, materialities, confrontations. Archaeologies of social space and interaction, Newcastle, 242–58.

Andreeff, A., 2012: Archaeological excavations of picture stone sites, in M.H. Karnell (ed.), Gotland’s picture stones. Bearers of an enigmatic legacy, Gotland (Gotlänsk Arkiv 84), 129–212.

Andrén, A., 1989: Dörrar til förgångna myter. En tolkning av de gotlänska bildstenarna, in A. Andrén (ed.), Medeltidens födelse, Krapperup (Symposier på Krapperups borg 1), 287–319.

Andrén, A., 1993: Doors to other worlds. Scandinavian death rituals, Journal of European archaeology 1, 33–56.

Andrén, A., 1997: Mellan ting och text. En introduktion till de historiska arkeologierna, Stockholm.

Arrhenius, B., 1970: Tür der Toten. Sach- und Wortzeugnisse zu einer

frühmittelalterlichen Gräbersitte in Schweden, Frühmittelalterliche Studien 4, 384–94.

Arrhenius, B., and U. O’Meadhra (eds), 2011: Conclusions and new aspects, Stockholm (Excavations at Helgö XVIII).

Artelius, T., 1999: Den döde vid dörren. Reflektioner rundt förfäderskult utifrån fynd av människoben i två halländska långhus från järnålder, in T. Artelius, E. Englund and L. Ersgård (eds), Kring västsvenska hus. Boendets organisation och symbolik i förhistorisk tid, Göteborg (GOTARC, Series C 22), 73–85.

Bårdseth, G.A., 2009: The Roman Age hall and the warrior-aristocracy. Reflections upon the hall at Missingen, south-east Norway, Norwegian archaeological review 42(2), 146–58.

Beck, A.S., 2010: Døre i vikingetidens langhuse. Et forsøg på at indtænke mennesket i bebyggelsesarkæologien, unpublished Master’s thesis, University of Copenhagen, Saxo Institute, Prehistoric Archaeology.

Bell, C., 1992: Ritual theory, ritual practice, New York.

Bertell, M., 2006: Where does Old Norse religion end? Reflections on the term Old Norse religion, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 298–302.

Blanton, R.E., 1995: The cultural foundations of inequality in households, in T.D. Price and G.M. Feinman (eds), Foundations of social inequality, New York, 105–27.

Blier, S.P., 1987: The anatomy of architecture. Ontology and metaphor in Batammaliba architectural expression, Cambridge.

Blindheim, C., and B. Heyerdahl-Larsen (eds), 1995: Gravplassene i Bikjholbergene/Lamøya. Undersøkelsene 1950–1957, Oslo (Kaupang-funnene II).

Bourdieu, P., 1977: Outline of a theory of practice, Cambridge.


Bradley, R., 2003: A life less ordinary. The ritualization of the domestic sphere in later prehistoric Europe, Cambridge archaeological journal 13(1), 5–23.

Bradley, R., 2005: Ritual and domestic life in prehistoric Europe, London.

Bratt, P., 2008: Makt uttryckt i jord och sten. Stora högar och maktstrukturer i Mälardalen under järnåldern, Ph.D. thesis, Stockholm University, Institute of Archaeology.

Brendalsmo, J., and G. Røthe, 1992: Haugbrot eller de levendes forhold til de døde. En komparativ analyse, META, Medeltidsarkeologisk Tidskrift 1–2, 84–119.

Bugge, S., 1867: Norrœn fornkvæði. Islandsk samling af folkelige oldtidsdigte om nordens guder og heroer, almindelig kaldet Sæmundar Edda hins fróða, Christiania.

Callmer, J., and E. Rosengren, 1997: ‘Gick Grendel att söka det höga huset...’ Arkeologiska källor till aristokratiska miljöer i Skandinavien under yngre järnålder. Rapport från ett seminarium i Falkenberg 16–17 november 1995, Halmstad (GOTARC series C 17).

Carlie, A., 2004: Forntida byggnadskult. Tradition och regionalitet i södra Skandinavien, Stockholm (Skrifter. Riksantikvarieämbetet arkeologiska undersökningar 57).

Carlie, A., 2006: Ancient building cults. Aspects of ritual tradition in southern Scandinavia, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 206–11.

Carlie, A., 2008: Magnate estates along the road. Viking Age settlements, communication and contacts in south-west Scania, Sweden, Acta archaeologica 79, 110–44.

Carsten, J., and S. Hugh-Jones (eds), 1995: About the house. Lévi-Strauss and beyond, Cambridge.

Davidson, H.R.E., 1964: Gods and myths of northern Europe, Harmondsworth.

Davidson, H.R.E., 1968: The road to hell. A study of the conception of the dead in Old Norse literature, New York.

Davidson, H.R.E., 1993: Boundaries and thresholds. Papers from a colloquium of the Katharine Briggs Club, Stroud.

De Certeau, M., 1984: The practice of everyday life, Berkeley, CA.

Eriksen, M.H., 2010: Between the real and ideal. Ordering, controlling and utilising space in power negotiations. Hall buildings in Scandinavia, 250–1050 CE, unpublished Master’s thesis, University of Oslo, Institute of Archaeology, Conservation and History.

Eriksen, M.H., 2011: Hallen og landskapet. Monumentalitet, liminalitet og transformasjon, Nicolay 113(1), 11–18.

Feilberg, H.F., 1907: The corpse-door. A Danish survival, Folklore 18(4), 364–75.

Fendin, T., 2006: Grinding processes and reproductive metaphors, in A.

Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 159–63.

Fredriksen, P.D., 2002: Karet/kroppen/identiteten. Spannforma leirkar i graver, unpublished cand.philol thesis, University of Bergen, Institute of Archaeology.

Gardeła, L., 2011: Buried with honour and stoned to death? The ambivalence of Viking Age magic in the light of archaeology, Analecta archaeologica ressoviensia 4, 339–76.

Gardeła, L., 2012: Entangled worlds. Archaeologies of ambivalence in the Viking Age, Aberdeen.

Gejvall, N.-G., 1955: Human bones in buildings, in M. Stenberger (ed.), Vallhagar. A Migration Period settlement on Gotland, Sweden. Part II, Copenhagen, 766–67.

Gennep, A. v., 1960: The rites of passage, London.

Geschwind, B.Z., 2005: Elden i rännan. Gravseden med kantrännor runt högar och stensättingar i Sverige, unpublished student paper, University of Stockholm, Department of Archaeology.

Gjerpe, L.E. (ed.), 2005a: Gravfeltet på Gulli. E18-prosjektet Vestfold, Bind 1, Oslo (Varia 60).

Gjerpe, L.E., 2005b: Uthus, kulthus, dodehus eller grav?, in L.E. Gjerpe (ed.), Gravfeltet på Gulli. E18-prosjektet Vestfold, Bind 1, Oslo (Varia 60), 147–51.

Gräslund, A.-S., 1969: Särdrag innom vikingatidens gravskick, in H. Christiansson and Å. Hyenstrand (eds), Nordsvensk forntid, Umeá (Skytteanska Samfundets handlingar 6), 133–50.

Gräslund, A.-S., 2001: Living with the dead. Reflections on food offerings on graves, in O. Sundqvist and A. Van Nahl (eds), Kontinuitäten und Brüche in der Religionsgeschichte. Festschrift für Anders Hultgård zu seinem 65. Geburtstag am 23.12.2001, Berlin (Ergänzungsbände zum Reallexikon der germanischen Altertumskunde 31), 222–35.

Gurevič, A.J., 1969: Space and time in the Weltmodel of medieval Scandinavia, Medieaval Scandinavia 2, 42–53.

Hagberg, L., 1937: När döden gästar. Svenska folkseder och svensk folktro i samband med död och begravning, Stockholm.

Hållans, A.-M., and C. Andersson, 1997: No trespassing. Physical and mental boundaries in agrarian settlements, in H. Andersson, P. Carelli and L. Ersgård (eds), Visions of the past. Trends and traditions in Swedish medieval archaeology, Stockholm, 583–602.

Hedeager, L., 1999: Skygger av en annen virkelighet. Oldnordiske myter, Oslo.

Hedeager, L., 2002: Scandinavian ‘central places’ in a cosmological setting, in L. Larsson and B. Hårdh (eds), Central places in the Migration and Merovingian periods. Papers from the 52nd Sachsensymposium, Lund, August 2001, Stockholm (Acta archaeologica Lundensia. Series in 8° 39), 3–18.

Hedeager, L., 2004: Dyr og andre mennesker. Mennesker og andre dyr.

Dyreornamentikkens transcendentale realitet, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Ordning mot kaos. Studier av nordisk förkristen kosmologi, Lund, 219–52.

Hedeager, L., 2011: Iron Age myth and materiality. An archaeology of Scandinavia AD 400–1000, London.

Heide, E., 2006: Spinning seidr, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 164–70.

Herschend, F., 1993: The origin of the hall in southern Scandinavia, Tor 25, 175–99.

Herschend, F., 1997: Livet i hallen. Tre fallstudier i den yngre järnälderns aristokrati, Uppsala (Occasional Papers in Archaeology 14).

Herschend, F., 1998: The idea of the good in Late Iron Age society, Uppsala (Occasional Papers in Archaeology 15).

Herschend, F., 2009: The Early Iron Age in south Scandinavia. Social order in settlement and landscape, Uppsala (Occasional Papers in Archaeology 46).

Hillier, B., and J. Hanson, 1984: The social logic of space, Cambridge.

Holmquist, L., 2011: Birka’s garrison and its warriors. Professionalism and elite in Scandinavian Viking Age society, in M. Rębkowski (ed.), Ekskluzywne życie - dostojny pochówek. W kręgu kultury elitarnej wieków średnich (Wolińskie Spotkania Mediewistyczne 1), 223–32.

Holmquist Olausson, L., 1990: ‘Älgmannen’ från Birka. Presentation av en nyligen undersökt krigargrav med människooffer, Fornvännen 85, 175–82.

Holmquist Olausson, L., 1996: Älgmannen under tröskeln, Historiska nyheter 61, 8–9.

Holmqvist, W. (ed.), 1961: Report for 1954–1956, Stockholm (Excavations at Helgö I).

Holmqvist, W., and K.-E. Granath, 1969: Helgö. Den gåtefulla ön, Stockholm.

Husetuft, N., 1933: Likferdsdøri, Jol i Sunnfjord 8, 31.

Jessen, E., 1862: Undersøgelser til nordisk oldhistorie, Copenhagen.

Johansson, M., 1993: Sydvästportar i gravar från Mälarområdet, unpublished student paper, University of Stockholm, Department of Archaeology.

Kaliff, A., 1997: Grav och kultplats. Eskatologiska föreställningar under yngre bronsålder och äldre järnålder i Östergötland, Uppsala (AUN 24).

Kjos, O., 2009: Rapport arkeologisk utgravning. Bosetningsspor og gravminner. Hovet, 65/1 m.fl. Valle kommune, Aust-Agder, unpublished excavation report, University of Oslo, Museum of Cultural History, topographical archive.

Komber, J., 1989: Jernalderens gardshus. En bygningsteknisk analyse, Stavanger (AmS-varia 18).

Kristensen, T.S., 2010: Husgeråd som husoffer, Primitive tider 12, 61–70.

Kristoffersen, S., 1995: Transformation in Migration Period animal art, Norwegian archaeological review 28, 1–15.

Kristoffersen, S., 2000: Sverd og spenne. Dyreornamentikk og sosial kontekst, Kristiansand (Studia Humanitatis Bergensia 13).

Kristoffersen, S., 2004: Symbolism in rites of transition in Iron Age Norway, in M. Wedde (ed.), Celebrations. Selected papers and discussions from the Tenth Anniversary Symposion of the Norwegian Institute at Athens, 12–16 May 1999, Bergen, 287–303.

Kristoffersen, S., 2010: Half beast - half man. Hybrid figures in animal art, World archaeology 42(2), 261–72.

Lakoff, G., and M. Johnson, 1980: Metaphors we live by, Chicago.

Lang, J., 1984: The Hogback. A Viking colonial monument, in S.C. Hawkes, J. Campbell and D. Brown (eds), Anglo-Saxon studies in archaeology and history 3, Oxford, 83–176.

Larrington, C., 2007: Translating the Poetic Edda into English, in D. Clark and C. Phelpstead (eds), Old Norse made new. Essays on the post-medieval reception of Old Norse literature and culture, London, 21–42.

Larsson, L., 2011: A ceremonial building as a ‘home of the gods’? Central buildings in the central place of Uppåkra, in O. Grim and A. Pesch (eds), The Gudme-Gudhem phenomenon. Papers presented at a workshop organized by the Centre for Baltic and Scandinavian Archaeology (ZBSA), Schleswig, April 26th and 27th, 2010, Neumünster (Schriften des Archäologischen Landesmuseums Band 6), 189–206.

Lefebvre, H., 1991: The production of space, Oxford.

Lévi-Strauss, C., 1987: Anthropology and myth. Lectures 1951–1982, Oxford.

Lindqvist, S., 1941: Gotlands Bildsteine, Stockholm.

Lloyd-Smith, L., K. Nordström, A.-C. Larsson and M. Rundkvist, 2002: Tempelvägen. Rapport från Arkeologikonsult 2002:2. Delundersökning av Åbygravfältet i Västerhaninge, unpublished excavation report, Arkeologikonsult.

Løken, T., 1987: The corrolation between the shape of grave monuments and sex in the Iron Age, based on materials from Østfold and Vestfold, in R. Bertelsen, A. Lillehammer and J.-R. Næss (eds), Were they all men? An examination of sex roles in prehistoric society, Stavanger (AmS-Varia 17).

Løken, T., 2001: Oppkomsten av den germanske hallen. Hall og sal i eldre jernalder i Rogaland, Viking 64, 49–86.

Lund, J., 2009: Åsted og vadested. Deponeringer, genstandsbiografier og rumlig strukturering som kilde til vikingetidens kognitive landskaber, Ph.D. thesis, University of Oslo, Faculty of Humanities.

Lund, J., 2013: Fragments of a conversion. Handling bodies and objects in pagan and Christian Scandinavia AD 800–1100, World archaeology, 45(1), 46–63.

Mauss, M., 1979: Sociology and psychology. Essays, London.

Munch, P.A., 1852: Det norske folks historie, Christiania.

Myhre, B., 1980: Gårdsanlegget på Ullandhaug I. Gårdshus i jernalder og tidlig middelalder i Sørvest-Norge, Stavanger (AmS skrifter 4).

Myhre, B., 1992: Funderinger over Ullandhaugs bosetningshistorie, in A.K. Skår (ed.), Gammel gård gjenoppstår. Fra gamle tufter til levende museum, Stavanger (AmS Småtrykk 26), 47–68.

Myrberg, N., 2005: Burning down the house. Mythological chaos and world order on Gotlandic picture stones, Current Swedish archaeology 13, 99120.

Niles, J.D., T. Christensen and M. Osborn, 2007: Beowulf and Lejre, Tempe.

Nordanskog, G., 2006a: Föreställd hedendom. Tidigmedeltida skandinaviska kyrkportar i forskning och historia, Lund.

Nordanskog, G., 2006b: Misconceptions concerning paganism and folklore in medieval art. The Roglösa example, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 308–12.

Nordberg, A., 2002: Vertikalt placerade vapen i vikingatida gravar, Fornvännen 97, 15–24.

Norr, S., 1996: A place for proletarians? A contextual hypothesis on social space in Roman and Migration Period long-houses, Current Swedish archaeology 4, 157–64.

Parker Pearson, M., 1999: The archaeology of death and burial, Stroud.

Parker Pearson, M., 2006: The origins of Old Norse ritual and religion in

European perspective, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 86–91.

Parker Pearson, M., and C. Richards, 1994a: Architecture and order. Approaches to social space, London.

Parker Pearson, M., and C. Richards, 1994b: Architecture and order. Spatial representation and archaeology, in M. Parker Pearson and C. Richards (eds), Architecture and order. Approaches to social space, London, 38–72.

Paulsson-Holmberg, T., 1997: Iron Age building offerings, Fornvännen 92, 163–75.

Petersen, J., 1933: Gamle gårdsanlegg i Rogaland. Fra forhistorisk tid og middelalder, Oslo.

Price, N.S., 2002: The Viking way. Religion and war in Late Iron Age Scandinavia, Uppsala.

Price, N.S., 2008a: Bodylore and the archaeology of embedded religion. Dramatic licence in the funeral of the Vikings, in D.M. Whitley and K. Hays-Gilpin (eds), Faith in the Past. Theorizing Ancient Religion, Walnut Creek, CA, 143–66.

Price, N.S., 2008b: Dying and the dead. Viking Age mortuary behaviour, in S. Brink and N.S. Price (eds), The Viking world, London, 257–73.

Price, N.S., 2010: Passing into poetry. Viking Age mortuary drama and the origins of Norse mythology, Medieval archaeology 54, 123–56.

Ramqvist, P.H., 1992: Högom. The excavations 1949–1984, Umeå.

Reynolds, A., 2009: Anglo-Saxon deviant burial customs, Oxford.

Rødsrud, C., 2007: Graver og bosetningsspor på Bjørnstad (lokalitet 44), in G.A. Bårdseth (ed.), Hus, gard og graver langs E6 i Sarpsborg kommune. E6-prosjektet Østfold Band 2, Oslo (Varia 66), 91–192.

Rønne, O., 2008: Seierstad 22. Lokalitet med spor etter hus fra før-romersk jernalder, rester av utpløyde gravhauger, ildsteder og kokegroper, in L.E. Gjerpe (ed.), Hus, boplass- og dyrkningsspor. E18-prosjektet Vestfold Bind 3, Oslo (Varia 73), 301–16.

Rundkvist, M., 2012: The secondary use of picture stones on Gotland prior to the first stone churches, with a typology of picture stone outline shape, in M.H. Karnell (ed.), Gotland’s picture stones. Bearers of an enigmatic legacy, Gotland (Gotlänsk Arkiv 84), 146–212.

Sander, B., 1997: Cemetery 116, Stockholm (Excavations at Helgö XIII).

Schmidt, H., 1999: Vikingetidens byggeskik i Danmark, Aarhus.

Skov, H., 1994: Hustyper i vikingetid og tidlig middelalder. Udviklingen af hustyperne i det gammeldanske omráde fra ca. 800–1200 e. Kr., Hikuin 21, 139–62.

Skov, H., 2002: The development of rural house types in the old Danish region 800–1500 A.D., in J. Klapste (ed.), The rural house, from the Migration Period to the oldest still standing buildings (Ruralia IV), 30–33.

Skre, D., 2001: The social context of settlement in Norway in the first millenium AD, Norwegian archaeological review 34(1), 1–34.

Söderberg, B., 2005: Aristokratiskt rum och gränsöverskridande. Järrestad och sydöstra Skåne mellan region och rike 600–1100, Stockholm.

Söderberg, B., 2006: Några perspektiver pá kulten i en härskarmiljö. Järrestad under yngre järnålder, in M. Anglert, M. Artursson and F. Svanberg (eds), Kulthus & dödshus. Det ritualiserade rummets teori och praktik, Stockholm, 153–66.

Solheim, S., 1965: Lik, in Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder, Copenhagen, 550–1.

Solli, B., 2002: Seid. Myter, sjamanisme og kjønn i vikingenes tid, Oslo.

Steinsland, G., 2002: Herskermaktens ritualer. Kan mytologien sette oss pá spor av riter, gjenstander og kult knyttet til herskerens intronisasjon?, in K. Jennbert, A. Andrén and C. Raudvere (eds), Plats och praxis. Studier av nordisk förkristen ritual, Lund, 87–104.

Steinsland, G., 2005: Norrøn religion. Myter, riter, samfunn, Oslo.

Stutz, L.N., 2006: Escaping the allure of meaning. Toward new paradigms in the study of ritual in prehistory, in A. Andrén, K. Jennbert and C. Raudvere (eds), Old Norse religion in long-term perspectives. Origins, changes, and interactions, Lund, 95–98.

Stutz, L.N., 2008: Capturing mortuary ritual. An attempt to harmonize archaeological method and theory, in L. Fogelin (ed.), Religion, archaeology, and the material world, 159–78.

Stutz, L.N., 2010: The way we bury our dead. Reflections on mortuary ritual, community and identity at the time of the Mesolithic-Neolithic transition, Documenta praehistorika 37, 33–42.

Stylegar, F.-A., 2007: The Kaupang cemeteries revisited, in D. Skre (ed.), Kaupang in Skiringssal, Aarhus (Norske Oldfunn XXII), 65–101.

Svanberg, F., 2003: Death rituals in south-east Scandinavia AD 800–1000, Bonn (Acta archaeologica Lundensia, Series in 4°).

Thäte, E.S., 2007: Monuments and minds. Monument re-use in Scandinavia in the second half of the first millennium AD, Bonn.

Trumbull, H.C., 1896: The threshold covenant or the beginning of religious rites, Edinburgh.

Tuan, Y.-F., 1977: Space and place. The perspective of experience, London.

Turner, V.W., 1967: Betwixt and between. The liminal period in rites de passage, in Turner, The forest of symbols, Ithaca, NY.

Turner, V.W., 1977: The ritual process. Structure and anti-structure. The Lewis Henry Morgan Lectures presented at the University ofRochester, Rochester, New York, Ithaca, NY.

Unwin, S., 2007: Doorway, London.

Unwin, S., 2009: Analysing architecture, London.

Weibull, L., 1911: Kritiska undersøkningar i Nordens historia omkring år 1000, Lund.

Weibull, L., 1918: Historisk-kritisk metod och nutida svensk historieforskning, Lund.

Welinder, S., 1993: Pots, females and food, Current Swedish archaeology 1, 165–9.

Wilson, P.J., 1988: The domestication of the human species, New Haven, CT.

Wylie, A., 1985: The reaction against analogy, Advances in archaeological method and theory 8, 63–111.

Zachrisson, T., 2004: The holiness of Helgö, in H. Clarke and K. Lamm (eds), Exotic and sacral finds from Helgö, Stockholm (Excavations at Helgö XVI), 143–75.

Примечания
1 Marianne Hem Eriksen (2013). Doors to the dead. The power of doorways and thresholds in Viking Age Scandinavia. Archaeological Dialogues, 20, pp 187–214 doi:10.1017/S1380203813000238. Все сноски далее являются примечаниями переводчика.

2 Лиминальность, пороговое или переходное состояние

3 Симон Анвин (Simon Unwin) — профессор архитектуры Университета Данди (Великобритания), автор одного из наиболее известных и популярных во всем мире учебников по основам архитектуры. Упоминаемая далее «идентификация места» подразумевает, что сооружение становится точкой отсчета и устанавливает пространственные правила для взаимоотношений: между людьми с высоким статусом и более низким, с объектом культа и его поклонниками; между мастером церемоний и ее участниками.

4 В английском тексте — ritualized door, т.е. двери, которые были приданы ритуальные качества. Более привычный оборот «ритуальные двери» (изначально созданные таковыми) не передавал бы тот нюанс, что и обычные двери можно «перевести» в ритуальные.

5 В тексте gables, англ. фронтон, верхняя часть фасада под крышей или украшение над окнами и дверями соответствующего вида. Однако, вероятно, имелись в виду торцы зданий.

6 Risāla, с арабского «сообщение» или «послание». В русском переводе А. П. Ковалевского полное название: «Книга Ахмада Ибн-Фадлана Ибн-Аль-'Аббаса Ибн-Рашида Ибн-Хаммада, клиента Мухаммада Ибн-Сулаймана, посла Аль-Муктадирак царю славян».

7 В русском переводе А.И. Корсуна этот момент не отражен. В оригинале строфа звучит как: Þá reið Óðinn //fyrir austan dyrr,//þar er hann vissi//völu leiði (Тогда поскакал Один //к востоку от двери, //там, где он ведал,// вёльвы могила).

8 «Заклинание Гроа» (Grógaldr) является первой песней в составе «Речей Свипдага» (Svipdagsmál), вторая — «Речи Многомудрого» (Fjölsvinnsmál).

9 Высокое Средневековье — период европейской истории, охватывающий приблизительно XI–XIV века. Эпоха Высокого Средневековья сменила раннее Средневековье и предшествовала позднему Средневековью.

10 Речь идёт о разновидности памятных камней, называемой в Англии hogback — «гребень» (горы или спины животного).

11 Отрывок приводится по английскому тексту статьи. В русском перевода саги упоминание про двери кухонной постройки (eldhúsdyr) упрощено до «дверей дома».

Перевод с английского Н. Топчий

Ответить

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 3 гостя