Опять в формате не поста, а лонгрида, т.к. я придумал инновационную систему ссылок на источники. Вместо того, чтобы притворяться «научным» трудом, которым мою статью никто никогда не признает, и лепить все эти псевдонаучные сноски + список литературы в конце, в тексте я буду ссылаться непосредственно на посты вмсм, в которых указаны эти источники. Так что пытливый и недоверчивый читатель, заподозрив меня в голословных утверждениях, всегда может перейти на пост вмсм — конкретную цитату с указанием того источника, из которого она взята. Сами понимаете, дальше, как обычно, будет очень много непривычного и спорного для современного славянского язычника. На том и стоим…
В трех частях, так как слишком объемно получается:
сначала (сегодня) — о том, что такое вообще т.н. «стихийные» природные духи в славянской мифологии (ср. европейские "эльфы" или "феи" ("фейри") — как класс существ;
потом непосредственно о т.н. «русалках/русалиях» и их сущности;
Ну и напоследок — о деталях. Атрибутика, характерные черты данных мифологических персонажей, детали культа и проч.
В общем, поехали -
В славянской картине мира духи природы очень тесно связаны с т.н. «заложными» (умершими не своей смертью) покойниками. Вплоть до полного их отождествления. Согласно этнографии, вообще все духи, даже стихийные духи, даже духи-хозяева рек полей и лесов - происходят от умерших (не своей смертью) людей. И в этом - не какое-то позднее «народное православие», как думают многие, но наоборот, глубокая архаика.. Я понимаю, что это чрезвычайно трудно для современного восприятия, где, с одной стороны - зомби и вурдалаки, с другой - добрые "лесные дедушки" и величавые водяные цари, но... - это именно что сугубо современная картина мира. В Традиции это - одно и то же. Природой, по сути, управляют мертвецы.
В общем, как я и сказал, я понимаю, насколько нелегко это принять. Особенно тем современным язычникам, кто сосредоточен на идее «свѣта», на лозунгах типа «Солнце за нас!» и прочем чинном благообразии в духе образов из м/ф «Детство Ратибора». Но тут как раз то слово, которое, как известно, из песни не выкинешь. Настоящее славянское язычество совершенно не «гламурно. Славянское язычество, помимо возвышенного «от сердца к солнцу», — еще и настоящая Хтонь. И Жуть. Славяне, они ведь поклонялись не только «богам», но и «клали требу упирем [упырям (!) т.е.] и берегинямъ» (список «Слова святого Григория» XVI в. — кстати, в русле нашей темы, отметим, что «берегинь» (вопреки наивной теории Рыбакова) обычно отождествляют, если не с русалками, то с лихорадками; впрочем, согласно Зеленину, это одно и тоже, по сути).
И это, давайте будем честными, именно поклонение, а не просто «попытки откупиться от». С одной стороны, это происходит от того, что в славянской традиции демонические персонажи не только и не столько вредят, сколько ‘наказывают нарушителя правил поведения’: «…даже тогда, когда мифологический персонаж действительно наказывает нарушителя норм поведения (наносит человеку ущерб, увечье, насылает болезнь, доводит до смерти), сами рассказчики быличек признают за ним право контролировать поведение людей и карать виноватых, т.е. считают подобные формы наказания справедливыми, спровоцированными неправильным поведением самого человека, которого признают грешником… Осознаваемая рассказчиками этих поучительных историй неправота людей, совершивших грех несвоевременной работы, и безусловная правота персонажей-контролеров, требующих от людей соблюдения установленных правил, создают условия, при которых образы нечистой силы неожиданно сближаются с образами народного культа святых (и даже с высшими божествами — Богородицей, Богом); те и другие выполняют одну и ту же функцию контроля за соблюдением правил поведения. Если даже в текстах быличек упоминаются их карательные по отношению к людям действия, то они рассматриваются носителями традиции как справедливое возмездие, наказание грешников, а не как проявление злокозненных намерений. В этом смысле кара за грех не должна быть причислена к разряду «вредоносных действий», а сами эти мифические «контролеры» и «наставники» образуют весьма необычный единый персонажный ряд, который включает представителей как «низшей», так и «высшей» мифологии» (ссылка). Собственно, сама эта власть демонов наказывать человека за нарушение правил в славянской традиции, а не просто беспричинная их вражда ко всему человеческому (ср. христианское «враг рода человеческого»), указывает нам на их родство с Предками, установившими все эти Правила.
С другой стороны, славянская демонология вообще, в том виде, в котором мы с вами сейчас к ней привыкли, как система (например, по признаку места — где есть четкие Лесовой, Водяной, Полевой, Овинный, Банный, Дворовой, Домовой и т.п.), — это, по большей части, чисто современный конструкт. Архаичная славянская демонология предполагает, что «все окружающее пространство населяли идентичные по своей природе духи — "нечистые" покойники и черти. И такую ситуацию мы склонны рассматривать как более архаическую по сравнению с демонологическими системами, для которых характерна подробно разработанная система устойчивых образов. Именно нерасчленимое множество духов — безличных, безымянных и вездесущих, одновременно и вредоносных, и благодетельных по отношению к человеку, генетически связанных с душами умерших людей — и составляло, по-видимому, древнейшую основу для формирования народной демонологии».
И вообще, предлагаю вашему вниманию развернутую цитату из Л.Н. Виноградовой, которая очень хорошо и точно формулирует данное тождество «умершие» = «духи природы»:
«Проблема происхождения МП [ «мифологических персонажей» ], причисляемых исследователями к "духам природы", может быть рассмотрена и в другом аспекте. Если обратиться к общеизвестным поверьям о том, какие формы принимает душа человека, покинувшая тело умершего, то окажется, что она превращается в некие природные объекты либо имеет вид атмосферных стихий (душа становится ветром, вихрем, звездой, кометой, тучей, блуждающим огоньком и т.п.). В селах восточной Польши рассказывали, что души утопленников и висельников летают в воздушных вихрях в виде мерцающих огней; блуждающие ночные огоньки считались, согласно поверьям поляков Верхней Силезии, душами погибших младенцев или людей, умерших насильственной смертью, либо тех людей, которые при жизни имели две души, а окрещены были лишь одним именем (тогда как следовало человеку-двоедушнику при его рождении дать два имени) (Peіka 1987, s.53; Lehr 1984, s.228-230). Согласно западнорусским представлениям, "блудячие болотные, лесные, кладбищенские огоньки <…> свидетельствуют о присутствии умерших и иных потусторонних существ" (Власова 1998, с.51).
Многообразие форм-воплощений человеческой души может быть представлено длинным рядом природных объектов. Это не только небесные тела, атмосферные явления, тучи, птицы, летающие насекомые, но и обитающие в нижнем мире хтонические животные, а также звери, домашние животные и даже растения. По признанию этнографов, у русских очень широко известны поверья, что умерший мог превратиться в ветер, вихрь, птицу, бабочку, растение, дерево и т.п. У болгар верили, что души умерших детей и молодежи "возвращаются на землю в виде растений" (се завръшат на земята като растения), а объясняют это тем, что такие покойники якобы продолжают "расти" посмертно (ЕПНК 1996, с.42).
Таким образом, с одной стороны, умершие преждевременной или насильственной смертью ("заложные") могли стать, по народным воззрениям, "стихийными" духами, которые распоряжаются природными стихиями (ветрами, дождями, градовыми тучами), а с другой — все покойники вообще становились частью природы, их души превращались в звезды, облака, ветер, пар, вселялись в животных и растения. По-видимому, на этой основе и происходит в мифологическом сознании "одушевление" природного мира, но это связано прежде всего с концептом посмертного существования человеческой души, принимавшей разные ипостаси, а не с представлениями о неких "божествах" природных локусов. Для исследователей "низшей" мифологии все более очевидным становится тот факт, что именно эта категория бесприютно блуждающих в земном мире душ умерших людей послужила основой для формирования народных верований о демонах и вредоносных духах. По заключению К. Мошиньского, "каждый человек, умерший необычной или преждевременной смертью, становится или может стать — как это повсеместно, на всем огромном пространстве славянского мира считают в народе — демоном; и у нас нет никаких оснований отбрасывать эту народную версию о происхождении многих (хотя и не всех) персонажей как якобы позднюю и неисконную" (Moszyсski 1967, s.420). К этому же выводу (сделанному на материале балканской традиции) пришел в недавнее время болгарский этнограф Р. Попов (Попов 1994, с.80), а также известный исследователь славянской демонологии — Е.Е. Левкиевская, которая предположила, что генетическая связь демонологических персонажей с разными категориями покойников (очевидная на поздних этапах существования традиции только для части МП) в праславянский период, вероятно, была характерной для всей мифологической системы в целом (Левкиевская 1996а, с.176)»
Тут все же стоит прояснить один момент. Я, в свое время, попал было под очарование этой модели, хотя она и ломает наши шаблоны, — «Умершие становятся Духами Природы» (я тогда, помимо всей нашей славянщины, помню, увлекся аутентичным сибирским шаманизмом, так вот — в Сибири такое очень широко распространено: например, духи-хозяева местности — это, как правило, духи конкретных умерших шаманов и т.п.), но.. Не все так просто тут в плане причинно-следственной связи. Умершие — не обязательно причина, а Духи Природы — не обязательно Их следствие. Это — слишком уж упрощенный взгляд. Суть — она в том, что мир духов в целом в славянской традиции представляется как некое «нерасчленимое множество». Тут мне очень сильно помогла Седакова О. А., которую я считаю одним из самых глубоко проникших в Суть (она — поэт, кстати, — может поэтому?) исследователей.
Цитата:
«Эти «действующие лица» славянской мифологии прекрасно описываются формулой, найденной для греческой и римской архаики: «Это космос, а не люди. Они множественно-единичны, безымянны, безличны, равны между собой...» [там же, 42]. В качестве славянского комментария к характеристике этих сил можно привести, например, поверья о вихре-стрешнике, в котором заключены погибшие души и который краснеет, если вонзить в него нож; о буре — это «повесившиеся гуляют» (снят. [Гнатюк 1912, 315]); о планетниках, управляющих градовыми тучами (полес); о связи «заложных» с дождем, засухой, морозом и другие многочисленные факты осмысления душ как космических явлений (или как ответственных за космические явления, но обитающих внутри них). Множественно-единичность выражена в самих терминах: души, наши (pluralia tantum), в том, что являются они целыми роями неразличимых существ (как и русалки); в легкости превращений одного демонического существа в другое (русалки в полевку и др.). Как функции по существу, эти силы именуются по месту или времени своего действия: банник, полудница и т.п. Характерен термин орл. родители 'покойник' (один, и даже если это ребенок [Даль]), подобный римскому manes; показательна тенденция к замене единственного числа множественным в обращениях украинских плачей [Свенщцький 1912,17].
В такой картине демонологии цитированное выше положение о происхождении славянских «духов» из душ умерших представляется слишком линейным: точнее было бы говорить о их типологическом единстве: Типологическое единство дедов и космических сил следует иметь в виду и тогда, когда в обрядах календарного цикла (зимних [Виноградова 1982] или весенних [Соколова 1979]) обнаруживается поминальная тематика. Такие традиционные термины, как «культ умерших» или «культ предков», переводя содержание обряда в чисто человеческий, социальный, «семейный» план, модернизируют и упрощают сами архаические представления «человеческого» и «природного», «смерти» и «жизни», богатство которых обеспечено их нечленораздельностью и логической непроясненностью».
В общем, смотрите, как это понимаю я. Придется прибегнуть к метафорам. Видимо, самая точная метафора здесь, — это, как ни странно, океанический планктон (поклонники ТБ Стивена Кинга вспомнят здесь это «когда отступил Прим»). Смотрите, тут туча самых разнообразных организмов, которые, хоть и не тождественны друг другу (см., кстати, картины Иеронима Босха с полчищами разнообразных демонов или некоторые живописные произведения австралийских аборигенов, где полчища всяких «духов» ( очень похожих, кстати, на элементы планктона с фото снизу), заполняют собою все пространство). Они все внешне разные, порою гротескные, но индивидуальностью в человеческом смысле слова не обладают. Это некий рой.
Фон из океанического планктона
Кстати, если говорить про фантастику/фэнтези, — то от себя могу крайне порекомендовать еще «Трилогию Бартимеуса» (в формате «.doc/.word», обязательно с примечаниями ( там, кто в курсе, тот поймет — значительная часть текста = поток мышления демона, который (в отличие от человека) мыслит одновременно в нескольких уровнях реальности, что, по замыслу Автора, передается как раз многочисленными примечаниями внизу каждой страницы). Так вот, во «Вратах Птолемея» там образ мира демонов — «Иного места», -как какого-то аморфного и текучего (по определению) множества — передан очень и очень хорошо. Ну, или, если уж совсем, то тот же Мыслящий Океан в «Солярисе» (также как и некоторые советские мультики с непрерывными метаморфозами типа «Пластилиновой вороны») — тоже передает эту же идею.
В общем, такова изнанка реальности, мир духов. Теперь, что касается умерших — умершие «своей» смертью, изжившие свой век и погребенные должным образом — переходят в мир иной (ср. метафору похорон как «пути»), а те, кто своего века не изжили и были погребены без соответствующего ритуала — остаются здесь и попадают в этот «океан», в этот «рой» (блин, невероятно сложно описать словами всю эту запредельную метафизику). Поэтому, хотя в традиции и духи природы и умершие — это одно и тоже, говорить о том, что первые происходят от вторых — будет крайне сильным упрощением.
Далее — мир духов как безликого и бесформенного множества, который я неуклюже попытался описать выше, лежит в основе всей живой природы. Во многом это поддерживается традицией хоронить умерших не своей смертью не в «культурном» пространстве — на кладбище, а за его пределами, в «природном» — на перекрёстках дорог, границах полей, в лесу, в болотах, в оврагах и т.п. И в первую очередь духи связаны с растительностью, что, в общем-то понятно, так как умерших закапывают в землю, а растения выходят из земли (ср. обычай выкапывать «заложных» из земли в случае если «что-то пошло не так» и случился неурожай): «Связь растений с душами людей подтверждается также некоторыми мотивами похоронных причитаний, в которых к умершему обращались с вопросом: «в каком садочке (лесочке) ты зацветешь?», а также формулами обращений к покойникам, содержащими растительные образы: «былиночка моя», «цветочек», «листочек зелененький» (ППГ 1986: 363). Образы свежей травы и зелени выступают в кашубской фразеологии со значением ‘смерти’: ožeńic są ze zelonь, jic nа zelonь [пожениться с зеленой, уйти на зеленую] или ožeńic są z muravą [пожениться с травой] означало ‘умереть’ (Sychta 6: 211; 3: 142), .. . Слово zelеnka означает ‘свежую зелень’ и ‘олицетворение смерти или кладбища’ (Sychta 6: 211).» ссылка. С этой точки зрения такие процессы, как похороны и сеяние зерна тождественны друг другу, что, помимо всего прочего, проявляется в ритуальном уничтожении (похоронах, разрывании и разбрасывании по полям) разного рода соломенных чучел — Костромы, Купалы и т.д. и схожих с ними ритуальных символов. Тут происходит обмен — мы возвращаем земле силу и ждем от нее плодородия и роста растений.
В этом — основа языческого культа «заложных» (умерших не своей смертью) покойников. Они не могут перейти в иной мир, так как их век, их сила — не растрачены, и остаются здесь. Задача языческого культа — направить эту силу в нужное русло, прежде всего на плодородие земли и рост растений:
"...По материалам этнографии, в Курской губернии колдунам и самоубийцам в гроб клали освященные травы, а утопленнику – освященные же семена мака, чтобы он их собирал, а не пугал живых своими посещениями. Также в могиле мог оказаться одетый на умершего венок из трав и цветов или вечнозеленых растений, который обычно делали для детей или неженатой молодежи. Кроме того, в России и Болгарии существовало поверье, что души умерших прорастают с первой зеленью, а когда зелень и цветы сохнут, души уходят на тот свет. Причем на Карпатах верили, что душа старика сгнивает вместе с телом, а душа девушки переходит в цветы на могиле. Поскольку в приведенных примерах растения связаны с погребениями «заложных» покойников, можно предположить, что их присутствие в средневековых псковских захоронениях также предназначалось для обезвреживания опасных мертвецов и направления их энергии в нужное русло, т. е. соответствовало языческому мировосприятию...
Исследования, посвященные представлениям архаических народов о посмертном существовании души, показывают, что некогда повсеместно бытовало убеждение в своеобразном переселении душ в животных и растения. Н. А. Криничная, изучив северорусские травники XVIII–XIX вв., пишет по этому поводу: «Неслучайно царь трава прорастает из ребер лежащего под ней человека, вобрав в себя его плоть и душу: ведь ребро, согласно древним верованиям, как раз и является одним из вместилищ жизненной силы, или души». О наличии подобных представлений в Древней Руси позволяет говорить и содержание некоторых русских народных сказок, где новая жизнь предполагается обычно в растительной форме яблони или ракитового куста. Правда, Д. К. Зеленин подчеркивает, что в сказках чудесное растение вырастает лишь на могилах «заложных», т. е. преждевременно умерших покойников, о которых речь пойдет ниже.
Этнографы обнаруживают также связь весенне летнего почитания предков с вегетативным периодом развития растений, прежде всего злаков, которые зацветают как раз около празднования Троицы. Не случайно, по народным поверьям, после Троицы русалки, в которых ученые дружно усматривают покойных, бегают по полям и лесам и способствуют или препятствуют росту хлебов и льна, после чего люди провожают их в рожь, где они и поселяются, причем болгары полагают, будто русалки приходят, чтобы напоить поля влагой и опылить колосья.
По нашему мнению, троицкое почитание предков не только маркировало завершение шестинедельного перехода в новую временную реальность (поскольку пасхальная неделя считалась за один день), но и призвано было способствовать возрождению усопших в растениях, прежде всего зерновых. Именно поэтому на могилы приглашались скоморохи, способные своей игрой вызвать не только продуцирующий магический смех, но и пляски эротического содержания, имевшие то же назначение. А. А. Морозов также пришел к выводу, что приглашение скоморохов для участия в троицких и семицких обрядах на жальниках имело целью попрать смерть и обеспечить воскресение умерших. Правда, об участии гудцов и глумцов в семицких обрядах источники ничего не сообщают, это домыслы исследователя. ...
По сути дела, ритуалы русальной недели обеспечивали воплощение вышедших на землю навий в растительности, ликвидировали смерть, превращали ее в жизнь. Причем потомки зачастую старались придать этой жизни максимально выгодные для себя формы, загоняя души посредством обряда «проводы русалки» в рожь – наиболее важный для русских злак, в результате воспроизводился древнейший из известных семиотике общечеловеческих архетипов – сплетение женского начала с растительным символом. Так что в России и Белоруссии народная фантазия поселяла в жите именно русалок, а в некоторых местах Моравии – демона, которого называли смертью, мореной или бабой.
Все это опровергает вывод Д. К. Зеленина о том, что русальские обряды призваны были обезопасить произрастание хлебов от «заложных» покойников. Напротив, они способствовали повышению урожайности, обеспечивая своевременное опыление и заканчивая тем самым период цветения злаков (не случайно у болгар русалией называли растение с пустым стволом и приятным запахом, которое не цветет ). Необходимостью перейти от цветения к оплодотворению объясняется и второе из указанных Стоглавом мест проведения послетроицких обрядов – «по рекам», в которых обычно не купались, а лишь обливали друг друга водой, обладавшей оплодотворяющими свойствами..."
В общем, резюмирую. В славянской мифологии духи природы и умершие не своей смертью, до срока, погребенные без должного обряда — это одно и то же. Их сила лежит в основе плодородия земли и роста растений. Культ таких умерших/стихийных духов направлен на растительность.
⋈ Автор — © 2018, Максим Сухарев
Продолжение следует...