«Когда отец испускает себя в виде семени в лоно, на самом деле это Солнце испускает себя в виде семени в лоно».
«Джайминья-упанишада-брахмана». III, 10, 4.
Хорс—«Солнце мёртвых».
Солнце—это поистине источник жизни и податель неиссякаемого блага. Каждое утро мы с трепетом и
волнением ожидаем его появление, ибо с появление Солнца всё преображается, насыщается красками и оживает; напротив, с заходом Солнца блекнут краски, цепенеет природа в своей немощи, всё умирает и погружается во мрак. Вспоминаются в этом случае слова митраполита Кирилла о смерти Александра Невского: «Чада моя, разумѣйте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!» (Воинские повести Древней Руси (стр.127), или же те волнительные слова, которые скажет после смерти Пушкина А.С., Жуковский В.А.:«Солнце русской поэзии закатилось». По-видимому, справедливы слова Жуковского В.А., ибо с солнечной символикой у славян было связано не только начало, но и конец человеческой жизни. Об этом красноречиво говорят народные причитания, которые сохранили архаичный пласт языческого мироощущения: «Красно солнышко Укатается за горы толкучіе, За лѣса дремучіе, Въ водушки глубокіе» ( Барсов Е.В. Причитания Северного края. Т.1.,(стр.12), «Зашло мое солнечко красное», — причитает мать на могиле дочери. Подобное отождествление умершего с заходящим солнцем, встречается и в одном сербском причитании: «Мой Дамляне, Мое ярко сунце! Лепо ти ме бвше обасяло, Аль ми брже за горницу задѣ». (Соболев А.Н. Загробный мир...(стр.27). Несомненно, что подобные представления складывались глубине тысячелетий, что подтверждается археологическими данными. Так, например, археологами установлено, что в захоронениях неандертальцев трупы обычно были расположены по линии восток-запад, т.е. ориентированы по солнцу. Аналогичную особенность у славян, в своё время отмечал Нидерле Л.:
«...обычно славяне клали покойников ногами на восток, а головой на запад, чтобы лицо умершего было всегда обращено к восходящему солнцу». Следует заметить, что у большинства народов мира царства мёртвых локализуется в стороне заходящего солнца—на западе. Так, Соболев А.Н. в своём исследовании «Загробный мир по древнерусским представлениям» (стр.27) пишет: «...тамъ гдѣ умирало солнцѣ, гдѣ оно скрывалось, и лежитъ та невѣдомая страна, обитель, которая ожидаетъ его самаго по смерти и куда прежде отошли его отцы». Однако этот вопрос, более подробно был рассмотрен в главе «О предпочтительной стороне света», сего исследования; поэтому нет абсолютной необходимости возвращаться к обильному цитированию и повторению. Впрочем, более целесообразно рассмотреть комплекс мифологических представлений, которые связывают Солнце с хтонической сферой.
Так, известно, что крестьяне на Руси вплоть до XIX в. говорили, что Солнце вечером «уходит в другой
свет», «солнце погружается в море, а утром встаёт из океана». Галицкие русины, описывали данный процесс аналогичным образом: «Солнцѣ ся въ морѣ купае», т.е. «солнце спочило». (Фаминцын А.С. Божества древних славян (стр.161). Чрезвычайно схожие представления бытовали у украинцев: «Проведя ночь в подземных чертогах, утром солнце начинает подниматься по блакиту, причём ему пособляют демоны, живущие в морях; не одна тысяча куцанiв (чертей безхвостых) погибает от солнечного жару прежде, чем солнце наконец взойдёт». ( Десятын Г. Украинский Гелиос. Киевская старина. Т.4. стр.179). Об этом же поётся в одной латышской песне: «Когда солнце склоняется вечеромъ, оно ложится въ золотую лодочку; когда солнце всходитъ утромъ, лодка остаётся, качаясь на морѣ» или «Кто видѣлъ, кто говорилъ, что солнышко спитъ по ночамъ? Днёмъ оно бродитъ по зелёной рощѣ, а ночью по морскимъ волнамъ».
(Соколов М.Е. Старорусские солнечные боги и богини (стр.74-75). Интересные сведения содержатся в
Сборнике XVI в. —«Сказания о великом Куре», принадлежащий к отречённым сочинениям богомилов:
«...Солнцѣ же течеть по въздоухоу въ день, а нощью по окіяноу низко летить неомочаея но тъкмо трижды омывается въ окіяне глаголетъ писаніе». (Никитин А.Л. Хтонические мотивы в легенде о Всеславе полоцком (стр.39). Аналогичные представления сохранились у ингушей. Так, в одном ингушском космогоническом мифе, говорится, что «Солнце утром выходит из моря и вечером вновь в него погружается; когда оно поднимается на горизонт, то от него отделяется что-то чёрное; это, говорит народ, море сливается с солнцем». (Акиева П. Рождение. Свадьба. Смерть. (стр.199-200). Об архаичности сих представлений, свидетельствует один небольшой космогонический текст «Ригведы» X.72.7, где говорится о рождении Солнца:
Когда, о боги, как Яти,
Вы сделали набухшими (все) миры,
То спрятанное в море
Солнце вы извлекли наружу.
Как видно из примеров, в индоевропейской мифологии довольно ясно отражено представление о том, что область загробного мира находится где-то на западе, за морем. Поэтому в этот потусторонний мир мрака, находящийся «за морем», на западе, уходили не только души умерших, но и Солнце. Эти представления привели к возникновению таких погребальных обрядов, как захоронение в лодке, отправляемой в открытое море, или погребение с лодкой, или сооружение надгробия в виде лодки. (Голан А. Миф и символ (стр.51).
Добавлю, что в славянской культуре «подземное» и «водное» пространство, семантически тождественны друг другу—образуя некий всеобщий локус хтоничности. Стихии воды и земли в архаичном сознании были связаны с женским естеством, с их способностью создавать жизнь, тем самым нести, как благодать, так и потенциальную опасность. Последняя выражалась в связи женского образа с нижним, тёмным, земным, рождающим, а, следовательно, нечистым, негативным в контексте открывающих границ между этим и потусторонним миром. ( Арнольд ван Геннеп. Обряды перехода (стр.17). Поэтому Солнце совершая свой ночной путь в водах подземного мира, или вернее сказать, его схождение на закате в царство мёртвых, наделяет Солнце хтоническими чертами. Более того, на некоторую хтоничную природу Солнца, вполне справедливо указал Элиаде М., ссылаясь на один из гимнов «Ригведы»: «Солнце изначально было «безногим» и получило от Варуны «ноги, чтобы ходить». Солнце — жрец-асура всех богов-дева». (Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения (стр.109). Однако говорить о полной хтоничности Солнца было бы несправедливо; оно как и многие божества индоевропейцев амбивалентно. Уже в гимнах «Ригведы»
I.115.5., говорится о двух аспектах Солнца: «сияющем и черном», при этом амбивалентность солнечного божества в индийской традиции, как и во многих других, связана с противопоставлением дня и ночи, света и тьмы, Митры и Варуны, глазом которых является Сурья в цитируемом ниже гимне «Ригведы»: дневной путь солнца — сфера Митры, ночной — Варуны: («Ригведа». Мандалы I–IV. стр. 140, коммент. на стр. 611)
Сурья принимает этот цвет Митры (и) Варуны,
Чтобы быть видимым в лоне неба.
Бесконечно светла одна его сторона,
Другую, черную, собирают (его) кобылицы.
Далее, в «Ригведе» X.37.3.:
Испокон веков безбожник не может восторжествовать над тобой,
Когда ты едешь на колеснице с крылатыми конями.
Одна (твоя сторона), обращенная к востоку, вращается по темному пространству;
Благодаря другой ты восходишь со (своим) светом.
В сущности, индоевропейской мифологии довольно хорошо известна связь коня и солнца. Так, в гимне
«Ригведы» I.163.2., говорится:
Его, подаренного Ямой, запряг Трита.
Индра впервые сел на него верхом.
Гандхарва схватил его поводья.
Из солнца вытесали вы коня, о бога.
Более того, в Ведах солнце (Surya) представляется в образе человека, стоящего на золотой, блестящей
колеснице, которые влекут по воздушному пространству две, семь или десять крылатых кобылиц. При этом, что важно отметить—этим именам присваивались эпитеты, которые соответствовали определённым фазам дня; haritas (белый), aruschis (гнедой) и т.д.
Подобный образ двух коней, влекущих солнцеву колесницу встречается в «Старшей Эдде», в песне
Вафтруднира. Могучий Один, приняв вид странника, приходит в жилище великана Вафтруднира и
состязается с ним в мудрости. Они задают друг другу загадки мифологического содержания; так, великан спрашивает Одина: «как зовут жеребца, который приносит день человеческому роду?» Один: «его зовут светлогривым (Skinfaxi); он приносит с собой блестящий день человеческому роду и почитается самым лучшим конём на свете; грива его беспрестанно сверкает». Вафтруднир: «как зовут коня, который приносит ночь благим владыкам?». Один: «его зовут Инеегривым (Hrimfaxi); он приносит с собой ночь благим владыкам; пену с удил роняет на долы росой на рассвете». Аналогичный образ зафиксирован и русской волшебной сказке: «Идёт она и дрожит. Вдруг скачет мимо неё всадник; сам белый, одет в белом, конь под ним белый и сбруя на коне белая—на дворе стало рассевать. Идёт она дальше, как скачет другой всадник;
сам красный, одет в красном и на красном коне—встало всходить солнце». Целый день провела девица в дороге; пока добралась до избушки бабы-яги, смотрит: «едет всадник сам чёрный, одет во всем чёрном и на чёрном коне; подскакал к воротам и исчез, как сквозь землю провалился—настала ночь». Спрашивает девица у яги, кто такой белый всадник? И слышит ответ: это—день ясный! Спрашивает о красном и чёрном всаднике—и узнаёт, что первый—солнце ясное, а последний—ночь тёмная». (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. (Т.I. стр.304-305). Об этом же говорится в одной словацкой сказке о коне с солнцем во лбу: где вели коня, от него разливался такой свет, как будто бы стоял прекрасный день; а там, откуда он удалялся, все погружалось в густой мрак. (Фаминцын А.С. Божества древних славян (стр.251).
Весьма примечательно, что в ранней авестийской форме зафиксирован персонаж, который носит имя «Сияваршана», что означает «чёрный жеребец». По этому поводу Рапопорт Ю.А. констатирует: «Я не
исключаю и того, что образы Митры и Сиявуша в древней среднеазиатской мифологии могли тесно
соприкасаться. Напомню, что ведийской религии Митре сопутствовал его двойник —Варуна. Солнце—око их обоих, однако светом и днём владел Митра, а ночью, мраком—Варуна. Соответственно Митре
посвящались светлые животные. Варуне—чёрные. Эти представления вызывают определённые ассоциации с белыми конями иранского Митры и чёрным конём Сиявуша». (Рапопорт Ю.А. Из истории религии древнего Хорезма (стр.84). К аналогичным выводам пришёл Лосев А.Ф., который утверждал, что «хорошо обоснованы сопоставления Митры с Апполоном и Сиявуша с Дионисом. В то же время известно, что образы Геллиоса, Апполона и Диониса могли сливаться друг с другом. Очень чётко эти представления выражены в «Сатурналиях» Макробия: «Солнце, когда оно находится в верхней, т.е. дневной, полусфере, называется Апполоном. Когда же оно в нижней, т.е. ночной, полусфере, —то считается Дионисом». (Лосев А.Ф. Античная мифология в её историческом развитии (стр.267). Любопытно, что с именем «Сиявуш» не только фонетически, но и мифологически связан хорошо зафиксированный обряд у горных таджиков, который носит название «сиёхшувон/сёшувон»— «выстирание», мытье, снятие черноты в третий день после похорон. Рахимов Р.Р. в своём богатом фактическим материалом исследовании «Коран и розовое пламя» (стр. 115-116), по этому поводу, пишет: «Как видно, большинство терминов, в которых описывается
ритуальные очистительные действия «третьего дня», имеют основу сиёху со значением, «чернота»,
«темнота»; Соответственно обрядовое действие «третьего дня» могут быть интерпретированы в смысле удаление или выведение сиёхи путём выстирывания мягких вещей... » . И далее, он приводит интересный рассказ: «...Согласно рассказу, отмеченному нами в Ховалинге, смерть человека означает, что мусульманский ангел-властелин, ведающий приговорёнными к смерти мирянами, отделяет голову умирающего от тела, отчего нечистая кровь заполняет всё помещение, где эта драма происходит». В этом отношении интересны народные приметы ингушей, которые приводит Агиева Л.Т., как явный провозвестник смерти: «вой собаки, крик курицы, белая ткань, чёрный конь и т.п... ». А по поводу семантики цвета она утверждает, что «...чёрный, синий, белый цвета обладают смысловой нагрузкой и также несут в себе архитектонику смерти». (Агиева Л.Т. Этнография ингушей (стр.176). Показателен в этом отношении вещий сон, который видел древлянский князь Мал и зафиксированный в тексте «Летописца Переяславля Суздальского», где чёрные одеяла, которые дарит Ольга—символ смерти: «Князю же веселіе творящу къ браку и сонъ часто зряше Малъ князь: се бо пришедъ Олга дааше ему пръты многоценьны червены вси жемчюгомъ изсаждены и одѣяла чръны съ зелеными узоры и лоди, въ нихъ же несенымъ быти, смолны». Схожий мотив запечатлён в «Слове о полку Игореве»: «Святъславь мутенъ сонъ видѣ: въ Кіевѣ на горахъ си ночь съ вечера одевахъте мя, рече, чръною паполомою, на кроваты тисове. Чръпахуть ми синѣе вино съ трудомь смешено», как известно, сон предвещал полное поражение войск Игоря на Каяле.
Следует заметить, что у хеттов, голубой и чёрный цвет считались «ритально нечистыми». Ряд хеттских текстов, в частности нижеследующие строки из ритуала Туннави: «Те, которые сделали его тёмным, сделали жёлтым, осквернили его». И в другом тексте: «Смотри» Я беру у него от заклятого слова (возникшую) черноту и голубизну. По причине заклятого слова он стал чёрным, стал голубым». Помимо этого, подземный мир в ряде хеттских текстов, именовался «чёрной землёй». В одном мифе, призывая божество из подземного мира, просили его отворить врата «чёрной земли».( Ардзимба В.Г. Ритуал и мифы древней Анатолии (стр.211; стр.90).
Любопытны в этом отношении мифологические воззрения осетин. Так, согласно их воззрениям,
параллельно с «земным» Солнцем существует и «Мардты хур», что в переводе означает—«Солнце
мёртвых». Закат Солнца воспринимался осетинами, как уход Солнца в нижний мир, а восход, как
восхождение в верхний мир. Этот мотив довольно хорошо запечатлён в «Нартском эпосе», в сказании об «Анэноме»: «...Сатана, узнав о выходе сына из страны мёртвых, бросилась бежать по дороге мёртвых, надеясь догнать сына и повидать его. Но юноша скакал на своём коне далеко впереди, спеша обратно, так как время истекло. Только успел Анэном въехать в ворота страны мёртвых, как солнце село и ворота закрылись. Подбежавшая к воротам Сатана зарыдала и взмолилась к богу: «О, ты, бог богов, мой бог! Дай мне взглянуть на моего сына, радостью которого не жила и на которого не нагляделась!». Анэном услышал мать и закричал за воротами: «О мать моя! О нарт-Сатана!». Задрожало солнце от жалости к ним и появились его отблески на белых вершинах гор—поднялось солнце мёртвых—«Мардты хур» и осветило мир своим бледным сиянием». (Шифнер А. «Хвалебная песнь в честь нарта Урызмага»( стр. 71-86). В этой связи небезынтересен следующий факт: ещё в начале XX века в наиболее глухих ущельях Осетии впереди носилок с мертвецом катили круглый плоский хлеб диаметром до полуметра, называемый Соти и символизирующий Мардты хур—солнце мёртвых. (Пчелина Е.Г. Ossetica (стр.285). Следует отметить, что подобные религиозные представления нашли своё отражения у дагестанцев, а также родственных им
вайнахов, восточных славян и других народов существовала вера в «ночное светило», освещающее в
потустороннем мире мертвых. Так, например, в соответствии с космогоническими представлениями
аварцев-хунзахцев, «солнце совершает полный круг и после захода, под землей». Такое же поверье
существовало у дагестанских азербайджанцев. Лезгины иногда называют луну («варз») Ночным солнцем («Йифен рагъ»), так как она заменяет солнце на небосводе ночью. Аналогичные верования бытовали у чеченцев и ингушей. В частности, Ч. Ахриев писал об этом следующее: «Ангел водит солнце по небу; днем оно освещает людей, а ночью мертвых». По сведениям Б.К. Далгат, «солнце днем освещает этот свет, а ночью – тот свет, а по другому варианту, солнце – светило этого света, а луна – того света или мертвых; от луны покойникам также жарко, как нам от солнца». (Сефербеков Р.И. Пантеон языческих божеств народов Дагестана (стр. 58-59). Вообще сама идея «ночного светила», свойственная северокавказским народам, зарождается, по мнению Б.А. Рыбакова, на рубеже энеолита и бронзового века (культура шаровых амфор, фатьяновская культура), она воплощается в изображении солярных знаков на дне сосудов, входящих в состав
погребального инвентаря. Эти солярные знаки – символы по
дземного светила, освещающего мир мертвых. (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси (стр.223). Представления о подземном солнце фиксируются и на пермских средневековых бронзовых шаманских бляшках, и в изображениях северно-русских прялок XIX в.
(Рыбаков Б.А. там же (стр.225-228). Следует особо отметить, что как видно из вышеизложенного, Солнце
неразрывно связано с окказиональным антиподом—Луной, являясь ночным светилом для мёртвых. В
«Сравнительном словаре мифологической символики в индоевропейских языках» (стр.210) М.М.
Маковского читаем буквально следующее: Слова со значением «луна» — «солнце» могут соотноситься и со значениями «бог, божество»: ср. др.-инд. Suar «солнце», но др.-инд. sura «бог». Ср. также соотношение значений «луна» — «солнце» со значением «загробный мир»: др.-инд. arka «солнце», но лат. «orkus» подземный мир, царство смерти» (ср. др.-инд. табуированное образование с начальным отрицанием: n-arka «подземный мир, царство смерти»); алб. diell «солнце», но др.-инд. talatala- «загробный мир, ад»; греч. ηλιος «солнце», но греч. ηλυσιον «царство блаженных, загробный мир». Однако как известно, —Луна не способна светить само по себе; напротив, она отражает только Солнечный свет. Кроме того, в «Айтарея-брахмане» VIII, 28,14., говорится, что «Из солнца возникает луна». Далее, брахмане читаем: «В новолуние луна
поистине входит в солнце, скрывается и люди перестают видеть её». По-видимому, луна является всего лишь «теневой» стороной Солнца то есть— отражает всё мрачное, деструктивное, тёмное, смертное.
Кроме литературных свидетельств о «Солнце мёртвых», свидетельствуют и археологические находки. В 1902 г. в одном из болот Дании была найдена ставшая знаменитой солярная повозка из Трундхольма. Она сделана из бронзы и представляет собой лошадь, перевозящую солнечный диск, причем и диск, и лошадь поставлены на колеса. Изделие относят ко II, иногда – III периоду Монтелиуса, что означает XIV в. до н. э. или несколько позже. Культ солнца был одним из центральных в Скандинавии бронзового века. На
бронзовых бритвах из Дании и на петроглифах из западной Швеции встречаются изображения лошади, к которой привязан диск. Трундхольмская лошадь поставлена на колеса потому, что её, как следует заключить по сохранившемуся отверстию для веревки, возили в церемониальных процессиях. Связь между солнцем, лошадью и колесом (или диском) вполне обычна для индоевропейских народов. Правая сторона диска покрыта золотыми пластинами, разнообразно орнаментированными. Его левая сторона не лишена орнамента, но, как показали тщательные исследования, позолоты никогда не имела. Стало быть, правая и левая стороны диска сознательно сделаны отличными друг от друга. При этом, если смотреть на повозку со стороны позолоченной части диска, то лошадь выглядит движущейся слева направо – именно таким для обитателей северного полушария предстает дневное движение солнца от восхода к закату. (Панченко Д.В.
Три этюда о гомеровской космографии, географии и навигации (стр.55). Показательно в этой находке то, что именно «левая сторона диска лишена позолоты». Поэтому справедливы слова Кёйпера Ф.Б.: «...можно думать, что верхний мир и нижний мир не только расположены наверху и внизу по мировой оси, но также справа и слева от неё по горизонтали. Именно это мы встречаем в индийском мифе, где рассказывается, как Праджапати, воплощение неделимой космической целостности, создал небесных богов (дэвов) правой рукой (или справа от себя) и богов нижнего мира (асуров) левой рукой (или слева от себя)». (Кёйпер Ф.Б. Труды
по ведийской мифологии (стр.140). Так, Криничная Н.А. на анализе русских сказок говорит, что
отправление главного героя в «иное бытие» (подводный мир) за похищенной невестой, регламентирует его
поведение — «...похищенную следует брать левой рукой» (Криничная Н.А. Невеста из подводного мира
(стр.107). Или взять погребальные обряды, в которых предпочтение отдавалась левой стороне то есть
движение было направлено не посолонь (по солнцу—слева направо), а наоборот —справа налево. Так, в
«Ашвалаяне-грихьясутре» IV.2.10 пишется: «Дойдя до места сожжения, совершающий обряд, обойдя
площадку трижды справа налево, окропляет её водой... ». Или: «На ложе из дерева удумбара расстилают
шкуру чёрной антилопы шеей к югу, шерстью вниз...вырезав куски земли с южной стороны, на них ставят
горшок...Трижды справа налево обходят вокруг... ». И наконец: «Трижды справа налево обводят корову
вокруг огней и поленницы дров». Тот же семантический контест, в сущности, отражён в двух видах
свастики, которые бываю— правосторонние и левосторонние.
После существенного осмотра фактических данным о «Солнце мёртвых», перед нами возникает
закономерный вопрос: какой из славянских солнечных божеств взял на себя ипостась «темного» или
«Солнца мёртвых»? В древнерусском пантеоне божеств, которые традиционно считающимся солярными
являются —Хорс и Даждьбог. Однако неизвестно, как распределить функции между ними? Зачем в
пантеоне два солярных божества? Автор склоняется к тому, что Хорса следует отождествлять
преимущественно с тёмной ипостасью Солнца, или с «Солнцем мёртвых»; тогда как Даждьбог,
соответствует светлой ипостаси Солнца. Прибегая к типологическому сравнению из мифологии, для более
ясной картины, то это можно выразить следующим образом: Хорс—это «Солнце мёртвых» (соответствует
Варуне), а Даждьбог—дневное солнце (светлая ипостась, соответствует Митре). На отождествление Хорса с
«Солнцем мёртвых», указывает и то, что одно из имен бога преисподней в греко-римской античности —
Хорк (Ноге), который в нынешних итальянских суевериях известен в образе демонического коня Орко.
Атрибуты греческого Харона или Хороса — не только лодка, но и лошадь (Голан А. Миф и символ (стр.50);
опять же—связь с нижним миров, очевидна. Более того, в очерках по истории Грузии с древнейших времён
до IV века приведено сообщение Скилака Кариандского, писателя IVв. до н.э., о том, что за гелонами,
южнее от них, живут колхи и приводятся следующие топонимы и гидронимы: «Диоскурия и Гиен, город
эллинский, и Гиен-река, Херобий-река, Хорс-река, Харий-река... ». И.Бларанберг, описывая кавказкие
торговые пути, упоминает «по дороге на Дигор, поблизости от Харс-Дона есть гора Издихонт, или
Свинцовая гора... ». (Акиева П.Х. Рождение. Свадьба.Смерть. (стр.183).
Впрочем, эта теория ненова. В своё время Никитин А.Л. и Филлиповский Г.Ю. в своём труде «Хтонические
мотивы в легенде о Всеславе Полоцком» (стр.141) считали, что «Хорса следует относить к ночной ипостаси,
в противоположность Даждьбогу—дневному солнцу», но скудость фактического материала и надуманность,
не привлекли особого внимание учёный мир к интерпретации солнечных божеств этих авторов. Поэтому
весь вышеизложенный мной материал, служит веским аргументом в пользу данной интерпретации, но
однако стоит обратится к ещё некоторым неразрешённым и весьма спорным вопросам. Я намеренно
исключаю историографический обзор на данную проблему, ибо он довольно тщательно раскрыт в работе
Васильева М.А. «Язычество восточных славян на кануне крещения» (стр.5-50), а также в диссертации
Бескова А.А. «Анализ мифологической составляющей восточнославянского язычества» (стр.75-89).
Итак, ещё в 1962 году Зализняк А.А., писал: «Имя Хъrsъ cчитается несомненным заимствованием из
иранского. Наиболее распространённым является возведение его к североиранской форме, соответствующей
ав. hvare xsaetem, ср.-перс. xvarset, пер. xursit «сияющее солнце». (Зализняк А.А. Проблема славяно-
иранских языковых отношений древнейшего периода (стр.43). К слову сказать, что на осетинском языке
солнце «хур», «хор». Кроме этимологии, есть и другие данные, которые подтверждают солярную природу
Хорса. Право говорить об этом даёт отсутствие в Лаврентьевской летописи союза «и» либо точки между их
именами при перечислении кумиров, поставленных Владимиром в Киеве. Таким образом, сам летописец,
по-видимому, видел в этих божествах что-то единое, общее. Но, по-видимому, когда в 980 г. Хорс вошёл в
пантеон Владимира, он уже приобрёл «тёмную» ипостась, ибо нелепо вообразить два солнечных божества с
одинаковыми функциями.
Кроме того, известно, что Хорс является точным эквивалентом англосакс. hors и древнесканд. hross «конь».
На приведённую «лошадиную этимологию», обратил своё внимание ещё в XIX веке Фаминцын А.С. в своем
исследовании «Божества древних славян» (стр.208). Правда в итоге он пришёл к выводу, что Хорс это
просто эпитет Даждьбога, который указывает на конскую природу последнего. Выше уже был дан полный
разбор семантической связи между конями, которые представляли собой различные ипостаси Солнца и
находились в бинарной оппозиции по отношении к друг другу.
Далее , очень часто ссылаются на один момент из «Слова о полку Игореве», где говорится: «Всеславъ князь
людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше. Изъ Кыева дорискаше до куръ
Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше». Ведь констатируется, что «въ ночь влъкомъ
рыскаше», поэтому справедливы слова Кёйпера Ф.Б., что «...вполне ясно сказано о мифологической
идентичности ночного неба и нижнего мира». (Кёйпер Ф.Б. Труды по ведийской мифологии (стр.54).
Ночь— благоприятное время для активности хтонических персонажей, представителей низшего мира.
Поэтому важно рассмотреть «Слово... » в его мифологическом контексте. Итак, обратимся к одному
эпизоду—«Боянъ вѣщій, если кому хотяше пѣснь творити растекавшійся мыслью по древу, сѣрымъ волкомъ
по землѣ, шизымъ орломъ подъ облакы». Нет сомнений, что здесь обрисованы космологические воззрения.
Древо, земля и небо—три яруса мироздания. Эманацией высшей сферы—орёл, низшей—волк. Посредником
между двумя сферами является белка (мысь—в переводе со старославянского белка). Аналогичный сюжет
содержится в «Младшей Эдде» (стр.22-24): «Тот ясень (Иггдрасиль) больше и прекраснее всех деревьев.
Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба. Три корня поддерживают древо, и далеко
расходятся эти корни. . . Один корень — у асов, другой. . . — там, где прежде была Мировая Бездна. Третий.
. . подгрызает. . . дракон Нидхёгг. В ветвях ясеня живет орел, обладающий великой мудростью. . . Белка, по
имени Грызозуб (Ratatoskr), снует вверх и вниз по ясеню и переносит бранные слова, которыми осыпают
друг друга орел и дракон Нидхёгг». При этом волк и змей генетически связаны в мифе, а порой
взаимозаменяются; например, в «Речах Гримнира» (Старшая Эдда (стр.36) и в «Видении Гюльви» (Младшая
Эдда (стр.50). Известно, что космогонические модели переносились на всю социальную жизнь древнего
человека, создавая тем самым идею сакрального пространства. Справедливо на этот счёт слова Подосинова
А.В.: «В архаическом мышлении сакрализация подвергалась вся жизнь человека, всё его окружение,
начиная с самого ближнего—его тела—и далее по принципу концентрических кругов—очаг, комната, дом,
усадьба, дворец, город, страна». (Подосинов А.В. Ориентация по странам света в архаических культурах
Евразии (стр.565); или говоря иначе, то важна сама идея мифологического центра. В данном случае в XII в.,
таким центром выступает «мать городамъ русскимъ»,—Киев. Куда направляется Всеслав—«Изъ
Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя», а это неизвестные половецкие степи или «...земли незнаемѣ».
Поэтому, чем дальше от центра, тем больше возрастают силы хаоса, враждебности, смерти. В этом
отношении любопытны народные колыбельные песни:
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок.
Он ухватит за бочок
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
К нам, волчок, не ходи,
Нашу Машу не буди.
Миллер В.Ф. изучающий народные верования осетин, в своём фундаментальном труде «Осетинские этюды»
(стр.479), пишет: «Въ часъ смерти является в образѣ волка yoдjecar (диг.) —извлекатель души и завидя его
больной страшно пугается и указываетъ на потолокъ или на тёмный уголъ».
Кроме того, ещё астроном-историк Д. О. Святский высказал мысль о том, что, по представлениям автора
«Слова», Всеслав обладал «способностью обращаться в волка или делаться волкодлаком и «прерыскаше»
путь Хорсу, т. е. производить солнечные и лунные затмение. Действительно, об этом упоминает летописец в
1064 году, приблизительно за год до взятия Всеславом Новгорода: «Солнце пременися, и ве бысть светло, но
аки месяць, его же невегласи глаголют снедаему сущю. Се же бывают сица знаменья не на добро». Или,
например, в «Кормчей», это пояснялось осудительно: «глаголют: влъкодлаци лоуну изъедоша или солнце;
си же вся басни и лъжа суть». (Робинсон А.Н. Солнечная символика в «Слове о полку Игореве» (стр.12).
Интересно, что в мифологии осетин имелась вера в существа (в виде волков), вызывающие лунные и
солнечные затмения – Майхорта (букв. «пожиратели луны») и Хурхорта (букв. «пожирающие солнце»)
(Сефербеков Р.И. Пантеон языческих божеств Дагестана (стр.69). Однако если Всеслав был причиной
солнечного затмения, то как он мог «великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше?». Напротив, он бы не
пересекал путь, а двигался бы на встречу Хорсу, либо догонял его, но никак не пересекал бы ему путь.
Попытка связать Хорса с лунной символикой тоже выглядит весьма натянутой. Хотя, действительно в
некоторых русских, украинских и болгарских диалектах волк называется «хортом». Известна, например,
поговорка из Галиции: «Баба с чёртом, як пёс с хортом» (Бесков А.А. Анализ мифологической
составляющей восточнославянского язычества (стр.108). Как показывают лингвистические примеры, в
частности—осетинский язык, где причиной вызывающие лунные затмения, относится к
Майхорту(Хурхорт—пожирающий солнце, хур—солнце), где хорт—поглатитель, пожиратель; поэтому не
может быть отождествлён с Хорсом— ни лингвистически, ни мифологически. Здесь волк (хорт) является
всего лишь оппозиционным субъектом по отношению к Солнцу и Луне, а не воплощает в себе объект.
Примечательно, что если мы оставим в стороне упомянутые затмения и их причины, хотя изображение
солнечного затмения в «Слове» отвечало астрономическому факту, описанному также в двух летописях
(Лаврентьевской и Ипатьевской), а попробуем логически порассуждать, то придём к следующему
результату— так как направление из Киева в Тмутаракань—юго-восток, а солнце зашло, то Всеслав
пересекал(прерыскаше) ночному солнцу, «Солнцу мёртвых», ибо он двигался не вслед за Солнцем, путь
которого соответствует линии восток-запад, а пересёк его, тогда как солнце уже было ниже линии горизонта
(т.е. зашло).
И наконец, тот «камень преткновения», который встречается в «Беседе трёх святителей»,где
констатируется: «Два ангела громная есть, елленскій старецъ Перун и Хорсъ жидовинъ, два еста ангела
молніина». Миллер В.Ф. в своём иследовании «Взгляд на Слово о полку Игореве» (стр.198), утверждает:
«Слово гроза имѣетъ въ цслав. и древнерусскомъ значеніе horror, ужасъ, страхъ, трепетъ и не употребляется
въ смыслѣ бури (procella) ». По-видимому, автор «Беседы... » по фонетическому сходству отождествил
Хорса с horror. Однако более верно значение, которое приводит Миллер В.Ф., как ужас, страх, трепет, что
как раз и соответствует тёмной ипостаси Хорса.
Подводя итоги нашему исследованию, не лишним будет привести парадоксальные выводы Бескова А.Б. в
своей диссертации: «Таким образом, пару Хорс-Даждьбог можно рассматривать как оппозицию ночь-день,
месяц-солнце, подобно Ашвинам или Диоскурам... » (стр.113). И далее, он констатирует: «Термин
«солярные божества» применительно к Хорсу и Даждьбогу достаточно условен. Исторические источники не
дают достаточно материала для того, что ответить на вопрос, как распределились функции между этими
божествами. Но есть основания предполагать, что они могли соотносится одновременно и с солнцем, и с
месяцем, с дневным и с ночным временем суток» (Бесков А.Б. Анализ мифологической составляющей
восточнославянского язычества (стр.148).