Лейла Уэнделл.
"Компендиум антропоморфных персонификаций Смерти в явлениях истории до наших дней"
Избранные межкультурные и исторические персонификации смерти
Лучшим способом написать книгу по этой теме является обработка запросов, которые мы получаем через Информационный бюллетень Azrael Project; то есть получить больше информации об историях, связанных с персонификацией Смерти. Цель книги – дать своеобразное общее, всемирное, мультикультурное соответствие этим явлениям.
Эта обширная глава включает в себя некоторые наиболее известные наряду с менее известными «воплощениями Смерти». Я использую этот термин также свободно, поскольку, как и во многих культурах, Ангел Смерти может быть вполне искусным оборотнем. Мы пытались отследить как можно больше информации и как можно больше примеров персонификации Смерти. Я уверена, что их гораздо больше. Если я включу их все, то у нас будет книга энциклопедических масштабов! Для такого сборника, если, конечно, кто-то ищет информацию о сущности Смерти, нужно в буквальном смысле исследовать тысячи книг и кипы научных работ. В этом же проекте, чтобы начать путешествие, вам нужно найти не более одной книги.
Одно из ранних известных изображений персонифицированной Смерти было найдено в Чатал-Хююк, поселении неолита в Анатолии, датированном седьмым тысячелетием до н.э. Смерть здесь представлена гигантскими чёрными птицами, похожими на стервятников, кружащихся над безголовыми человеческими трупами. На многих изображениях каменного века Смерть выглядит как крылатое существо, высокое и тщедушной комплекции. В этих ранних версиях у Смерти не было имени, а просто образ, который для людей того времени был представлен одной из основных сил или «божеств». Это нечто большее, чем жизнь, что никогда не смогло бы успокоиться, независимо от того, сколько «жертвоприношений» было принесено Ей в дар. Имена, названия и даже персонификация пришли гораздо позже, когда мир в глазах человека стал «более обширным» и более разнообразным. Когда человечество буквально отделилось от животного царства и задумалось о смысле жизни, всегда признавая неизбежность Смерти.
Мы начнем с Азраэля, названия еврейского происхождения. Хотя это и не самое раннее известное имя, тем не менее, самое узнаваемое, данное Ангелу Смерти в иудео-христианско-исламском мире. Оно буквально означает «кому Бог помогает», Азраэль по-прежнему остаётся легатом высшего сознания, которое для мультикультурной цели этой книги мы будем называть «божественным духом».
В учениях ислама написано, что «когда Михаилу, Гавриилу и Исрафелю не удалось предоставить семь горстей земли для сотворения Адама, в этой миссии преуспел 4-й ангел Азраэль, и, благодаря этому подвигу, он был назначен отделять тело от души» («Энциклопедия мифа и этики» Хастингса). Считается, что Азраэль хранит свиток, содержащий имя каждого человека, рождённого в мире. Время смерти неизвестно Азраилю. Когда приближается день смерти, Аллах позволяет листу, с начертанным именем человека, слететь с дерева, которое растёт рядом с его троном. Азраэль читает имя и в течение сорока дней должен отделить душу от тела. Его часто описывают в Коране как «божественное существо, наделённое огромной силой, настолько удивительной, что чтобы его удержать, нужно 70 000 цепей по тысяче звеньев каждая. По божественному указанию Азраэль расправляет крылья и открывает глаза, и, увидев это зрелище, ангелы падают без чувств». Далее сказано, что Азраэль получил «все силы небес, позволяющие ему овладеть смертью». В Коране также рассказывается о том, как человек ведёт беседу со Смертью: «Когда люди плачут и слишком сильно стенают над смертью человека, Ангел Смерти будет стоять у двери и говорить: "По какой причине вы жалуетесь? Я всего лишь посланник Бога и совершил Его приказ, и если вы бунтуете против Него, я часто буду возвращаться, чтобы забирать по одному из ваших домов"».
Хотя этот отрывок кажется чрезмерно зловещим, он показывает типичное личное взаимодействие человека, так сильно подверженного влиянию страха и господства своего Бога с персонифицированной Смертью, (особенно в обсуждаемом пантеоне). Практически вся историческая литература рассматривает Смерть как божественное творение Всевышнего с целью отделения души от тела в момент кончины. Это хорошо иллюстрируется в следующем таком же отрывке из мусульманских учений: «Когда умирает праведник, Ангел Смерти приходит с множеством божественных благостей, несущих сладкие запахи рая и заставляет душу покидать тело, как каплю, извлечённую из ведра воды. Но, когда умирает злой человек, Смерть приходит в компании демонов, которые вытаскивают душу железными крючьями».
В еврейской литературе написано, что «Азраил представляется нашему духу в форме, определяемой нашими убеждениями, действиями, бытовавшими в течение жизни. Он может даже проявлять невидимость, чтобы человек мог умереть в благоуханиях розы ... или смраде зловония». В исламских учениях сказано, что «Азраэль, Ангел смерти, замаскирован перед творениями Бога миллионами вуалей и что его истинная необъятность ещё более велика, чем сами небеса, а восток и запад находятся между его руками, как блюдо, на котором все вещи пребывают в балансе». Далее написано: «Когда душа видит Азраэля, она "влюбляется" в него и, следовательно, "соблазнённая" выходит из тела».
В еврейском фольклоре сказано, что «Ангел смерти» – это Самаэль (Самуил, что означает «божественное лекарство»), поскольку считалось, что его меч был выкован с желчью. В Талмуде, (Aboda Zara, 20), Самаэль описывается как «состоящий из глаз. В момент смерти он (Ангел Смерти) встаёт в изголовье с занесённым мечом, с которого стекает капля яда». Часто Смерть изображается несущей какой-то вид оружия или инструмент управления энергией; нож, меч, коса, столб света или жезл огня, – вот некоторые из них. Возможно, один из наиболее ярких случаев посещения Смерти в этом примере иллюстрирует рассказ об известном ученом-талмудисте Иешуа бен Леви. Когда пришло время умирать, ему явился Ангел Смерти (Самаэль, в данном случае), и Иешуа потребовал показать своё место в «раю». Когда Ангел согласился на это, Иешуа потребовал Его нож, чтобы Самаэль не убил его по дороге. Эта просьба была также удовлетворена, после чего Иешуа прыгнул с оружием в рай. Ангел Смерти, которому по талмудическому закону не разрешалось туда входить, ухватил Иешуа за край одежды; но тот поклялся, что не выйдет. Всевышний объявил, что Иешуа не должен покидать рай, раз связан клятвой. Ангел Смерти потребовал вернуть нож и, когда Иешуа отказался, раздался небесный голос: «Отдай ему нож, потому что дети людей нуждаются в нём» .
Человечество понимает символическую силу оружия. В случае Иешуа образ ножа символизирует власть над жизнью и смертью, а также средство причинения смерти.
В то время как Азраэль было самым известным именем, упомянутым в этой культуре, в некоторых арабских источниках, Смерть иногда упоминается под другим именем – Иблис, как в «Сказках арабских ночей»: «Ангел смерти и Горделивый Царь»;
«И пришёл Иблис (к Горделивому Царю), и царь склонил пред ним голову. Иблис сказал "Я Ангел Смерти, и я хочу забрать твою душу". Ответил царь: "Потерпи немного, пока я не возвращусь в свой дом и не попрощаюсь со своими людьми и детьми". "Не бывать этому", - ответил Ангел, - "Ты никогда не вернёшься и не посмотришь на них снова, потому что прошёл срок твоей жизни". Так сказав, он взял душу царя ... и ушел оттуда» .
Лонгфелло упоминает об Азраэле в стихотворении, включённом в «Рассказы придорожной гостиницы», в котором испанский еврей рассказывает об Азраэле и царе Соломоне. Царь развлекает «учёного мужа», который является раджой. Когда они прогуливаются, фигура в сумеречном воздухе пристально смотрит на человека. Раджа спрашивает Соломона: «Что это за фигура, бледная, как мертвец, смотрит на меня, как будто она пытается разглядеть в тусклом свете черты моего лица?». Царь спокойно отвечает гостю, что это Азраэль, Ангел Смерти. Затем мужчина просит Соломона, чтобы тот отправил его как можно дальше от Азраэля. С помощью своего волшебного кольца царь отправляет его в Индию. Азраэль спрашивает Соломона, кто тот человек, который так внезапно исчез. Царь сообщает Азраэлю имя, и тот благодарит за то, что отправил человека в Индию, так как она находится на его пути и Ангел Смерти будет, «искать его там» .
Примечания:
1) У Вейсмана Рабби Моше (Берешит – 1) «Когда подошло его время уйти из нашего мира, Ангел Смерти получил Божественное разрешение выполнить последнее желание этого праведника.
- Возьми меня в Ган Эден и покажи мне место, где я пребуду, - попросил р. Йошуа бен Леви. (Он мог высказать такую просьбу, ибо заранее знал о той награде, которая ожидает его в грядущем мире).
Ангел Смерти понёс его в Ган Эден, и по дороге р. Йошуа бен Леви сказал ему:
- Дай-ка мне твой нож, чтобы по дороге ты меня не убил.
Когда они прибыли к стенам Ган Эден и ангел поднял его, чтобы показать ему сад снаружи, р. Йошуа бен Леви перескочил через стену и воскликнул:
- Клянусь, что я никогда не сдвинусь с этого места!
И сказал Всемогущий:
- Надо вынести на суд поведение Йошуа бен Леви при жизни и расследовать, связывал ли он себя хоть однажды клятвой, о которой впоследствии пожалел и от которой стремился освободиться.
Обнаружено было, что р. Йошуа бен Леви никогда не просил избавить его от какой-либо клятвы. Поэтому последняя его клятва была уважена, и он получил разрешение живым оставаться в Ган Эден» (прим. перев.)
2) «Тысяча и одна ночь» (ночь 462) (прим. перев.)
3) Царь Соломон однажды перед сном
По плитам расписным перед дворцом
Гулял с приезжим из далеких стран.
У гостя был двойной высокий сан:
Раджа он и ученый - Рунжит-Син,
Могучий Индустана властелин.
И вдруг заметил гость перед собой
Виденье белое во мгле ночной.
Оно глядело на него в упор,
Как на знакомого с давнишних пор.
И он опросил одним движеньем губ:
"Что там за призрак, бледный, точно труп?
В моё лицо вперяет взор он так,
Как если бы узнал меня сквозь мрак!"
И царь в ответ ему проговорил:
"Его я знаю: это Азраил.
Он ангел смерти; чем ты устрашён?"
А гость ему: "Ко мне подступит он
И горло сдавит мертвенной рукой.
От Азраила, царь, меня укрой!
Над ветром властен ты. Меня вели
В столицу отнести моей земли!"
Царь посмотрел на чистый небосклон,
Шепнул магическое слово он,
И хризопраз на поднятом персте
Блеснул в непревзойдённой красоте.
И вот с заката вихрь летит, крутясь.
Вмиг им окутан чужеземный князь
И вознесён высоко над землёй.
Одежда, мощной взметена струей,
Над стенами, как знамя из парчи,
Сверкнула пурпуром, пропав в ночи.
И ангел, улыбаясь, так изрек:
"Коль Рунжит-Син был этот человек,
Мне лишь помог ты волшебством своим:
Я в Индустан как раз летел за ним!"
Перевод Д. Горфинкеля (прим. перев.)
Хель – «Богиня смерти» в германской и скандинавской землях. Говорят, что она обитала в «стране теней под названием Нифльхейм». Её лицо изображено наполовину нормальным, а другая половина цвета ночного неба (как и в изображении Шивы). Было сказано, что Один (германский, верховный бог) «дал ей власть над девятью мирами, чтобы она могла определить, где все должны жить после смерти». В этой части мира есть много женских персонификаций смерти. Также упоминается Фрейя, воительница таинственных Валькирий, (носящиеся по воздуху лошади-женщины смерти) как выдающаяся аллегория Смерти в норвежской мифологии. Кроме того, в этой части мира мы знаем имя Калма, богиню смерти финского происхождения, а также находим имя Нга, «Бог смерти». В древнем финском фольклоре Туонела была «Домом Смерти» и окружена «Рекой Смерти». Мёртвые переносятся по воде «Смертоносной девой» в самый тёмный момент ночи.
Во многих славянских и балтийских землях Смерть представлялась просто как женщина, одетая в белое, которая уносила души в «Велу», мир, окутанный серым туманом и холодом. Фольклор, особенно в регионе Шварцвальда, изобилует изображениями типа «Мрачный Жнец» и/или Смерть, как правило, олицетворяемая в виде иссохшего селянина с косой в руке, которая носит двойное значение – «Властелин урожая». Эта концепция по-прежнему сохраняется во многих языческих традициях, где божества сильно привязаны к временам года и природе в целом.
Другое, похожее изображение происходит от древних кельтов и галлов; Сукеллос «Жнец Душ», который описывался как «могучий охотник с косой в руке». В южной Галлии это существо также называлась Сильванусом. Большая часть изображений Мрачного Жнеца, которую мы имеем, происходит из этого мира. Опять-таки, в некоторых кельтских пантеонах Смерть имеет много аспектов. Одним из наиболее известных является женская тройственность, известная как «Морриган», «Королева теней». Состоящая фактически из трёх духов, она воплощалась в воображении как большая черная ворона или ворон, очень похожая на римскую Морс, пикирующую вниз, чтобы поймать свою добычу. Другим, менее известным кельтским олицетворением был Анку, известный в Бретани и сельской Ирландии звуком своей скрипучей телеги, путешествующий по дорогам в ночное время и собирающий свои жертвы. Ему нужно только открыть дверцу своей телеги или только подумать об этом, как жизнь исчезнет. Подобный миф известен и в современном греческом фольклоре, хотя эти народы были культурно разделены друг от друга.
В некоторых источниках раннего валлийского фольклора имя Гвин Аб Нудд упоминается как «Бог охоты, который собирает потерянные души и препровождает их в землю мёртвых на белом коне».
Кецалькоатль был богом запада и магии в древней Центральной Америке. Он изображался в виде пернатого змея с двумя лицами, одно лицо соответствовало жизни, другое – смерти. Он был и создателем, и разрушителем. Повелитель Жизни и Смерти, воплощение энергии Смерти, чей персонифицированный аспект был назван Миквицли, буквально означающий «смерть». Если мы пойдём дальше на север, в Мексику, мы найдём имя Мицлантекуцли, ацтекского «Бога Смерти», чья функция состояла в том, чтобы благополучно переправлять души умерших в следующий мир. Имя Кукулькан также кратко упоминается как «манифестация Смерти», но это, по-видимому, больше связано с функцией Кетцалькоатля.
В современном мексиканском фольклоре персонифицированная смерть называется Санта-Муэрте, «Святая смерть» и изображается в виде скелета в белом одеянии. В одной руке Он держит сбалансированные весы, а в другой – либо землю, либо более традиционную косу. Во время мексиканского праздника «День мёртвых», отмечаемого 2 ноября можно найти изображения Смерти во всей мексиканской культуре, от местных магазинов, церквей, до сложных домашних алтарей, конфет и детских игрушек.
Барон Самеди – это Смерть из пантеона гаитянской традиции вудун, описывается он довольно ярко – как высокий чернокожий человек во фраке и цилиндре. У него длинная белая борода и безглазые отверстия в черепе. При вызове он стучит тростью и снимает шляпу. Считается, что он очень образованный оратор, но его комментарии и манеры могут быть довольно непристойными. Предложение рома обязательно добавит ему вежливости. Здесь мы также обнаруживаем, что у Смерти есть другие аспекты; Барон Семитри, являющийся буквально «Правителем кладбища» и его коллега Барон Ла Кросс, известный как «Дух Теней Перекрёстка». Эти великие лоа (или великие духи) часто сопровождаются петра-лоа (средними духами), которые называются Геде Лоа, или «Духи кладбища».
Гаитянская женская ипостась лоа Смерти – бледная, тонкая и призрачная мадам Бриджит, которая выполняет ту же функцию, что и барон Самеди, но с ещё несколькими, подобными Кали, атрибутами «вихреподобных изменений и равновесия». Если мы отследим традиции вудун до самого его африканского источника, мы найдем имя Ойя, означающее «та, кто плачет». Богиня бурь, ураганов, радикальных изменений и смерти, она изображается как вихрь, который буквально срывает завесу между этим миром и следующим. Нося травяные юбки или юбки из разноцветных лохмотьев, она является жестоким и стойким хранителем кладбища, особенно душ женщин. Она также проникла в религию Сантерия, где выполняет ту же роль, что и Барон Семитри; как та, что следит за мёртвыми и направляет их путь.
Африканская культура особенно изобилует архетипическими изображениями Смерти. Эгунгун Западной Африки представляет собой группу «духов смерти», которых изображают в виде задрапированных в ткани сущностей. Как известно, они танцуют на различных фестивалях и племенных праздниках.
Гаунаб – ещё одна из многих африканских персонификаций Смерти. Его, главным образом, называют «Начальник мёртвых», его функции и образы очень похожи на аналогию, найденную в Конго, которая не упоминается под каким-либо конкретным именем, а просто как «один из сыновей великого бога Нга» (Это не единственная культура, в которой смерть упоминается как «сын». В Полинезии, например, Хин-Нуи-Те-По или «Великая дама ночи» упоминается как «Мать Смерти»).
В африканской культуре существует множество устных легенд, рассказывающих о взаимодействии человека со смертью. Например, в легенде народа Баганды, где Кинту, первому человеку, после многих испытаний и проверок было разрешено жениться на одной из дочерей небес. Бог посылает пару жить на земле и даёт им дары, в том числе курицу. Он велел им спешить, чтобы они не встретили Смерть (брата невесты), и не возвращаться, даже если они что-то забыли. Женщина забывает корм для курицы и возвращается за ним, несмотря на предупреждение, а недовольный Бог поручает Смерти сопровождать их. Кинту обращается к Богу, который смягчается и посылает другого своего «сына» (называемого Диггером), чтобы вернуть Смерть обратно на небеса. Во время преследования Смерти Диггером была наслана тишина, а Смерть спряталась в земле, но крики детей нарушили заклинание тишины, и Смерти разрешено было оставаться на земле и уничтожать все живые существа.
Есть ещё одна, очень странная африканская история, рассказанная людьми, живущими на берегу озера Киву. В ней говорится о том, как Бог пытается спасти людей от смерти, но впадает в отчаяние. Согласно этому мифу, Бог сделал человека бессмертным и пристально следил за Смертью, которая всегда пыталась вызывать ссоры между людьми и провоцировать их на битвы, в которых Она знала, что победит. Однажды Бог ушёл, а Смерть убила старуху. Она была похоронена. Но через несколько дней её могила начала вздыматься, как будто она возвращалась к жизни. Её невестка вылила кипящую воду на могилу и побила её пестиком, сказав: «Умри! Мёртвые должны оставаться мёртвыми!». Затем могила успокоилась, и старуха действительно стала мертва. Бог вернулся и, увидев, что старушка исчезла, спросил, что случилось. Когда ему объяснили, он ответил, что будет охотиться за Смертью. Смерть сбежала... и встретила другую старуху, которой сказала: «Спрячь меня, и я награжу тебя». Та позволила ей спрятаться под юбку, и Смерть вошла в её тело. Бог поймал их и решил, что, поскольку старуха была такой старой, то было бы лучше убить её и вырвать Смерть из её тела и тоже уничтожить. Но Смерть проскользнула сквозь пальцы Бога, и на этот раз убедила молодую девушку, чтобы та спрятала Её в своём животе. Бог отчаялся: если люди продолжали мешать его усилиям по их спасению, он решил отказаться от этой плохой затеи. Поэтому он разрешил Смерти поступать как Ей угодно.
Одна из самых странных историй родилась в племени Еве в странах Западной Африки. Паук Йийи (демиург местного пантеона) ел мясо, которое ему дала Смерть во время голода. У Смерти было много мяса, потому что она сделала большую поляну в лесу и установила там ловушки. В обмен на постоянное снабжение, Йийи отдал Смерти свою дочь в жёны. Смерть сказал своей новой жене, чтобы та не ходила через поляну, когда идёт за водой. Но в один дождливый день она не послушалась и угодила в ловушку. И муж разрубил её на части! Когда Йийи обнаружил, что произошло, побежал в ужасе в деревню в погоне за Смертью. Смерть никогда не был в деревне раньше, и, поджидая Йийи, забавлялся, стреляя в женщин, когда они спускались к реке, чтобы набрать воды. Затем он понял, что здесь и так достаточно забавы и ему не нужно больше устанавливать ловушки для животных.
У индейцев Чиппева есть уникальная легенда о Смерти. В ней говорится, что некогда жил великий маг, который пришёл к народу Чиппева, желая сделать их бессмертными. Он посоветовал им оказать «дружеское гостеприимство первому незнакомцу, который придёт к ним». К несчастью, для них, индейцы отвернулись от человека, несущего корзину гниющей плоти, приняв его за Смерть, но оказали нежное внимание самой Смерти под видом приятного юноши.
Сказки, подобные этим, столь же многочисленны, как племена смертных, живущие на земле. Другой пример, от аборигенов Нового Южного Уэльса, свидетельствует, что вначале Всевышний запретил людям ходить близ определённого полого дерева, в котором пчелы сделали себе гнездо. Мужчины повиновались, но женщины захотели мёда. Наконец, одна из женщин ударила по дереву топором и оттуда вылетела Смерть в форме летучей мыши, которая теперь может забрать любое живое существо, прикоснувшись к нему своими крыльями.
Существует множество других «имён» Смерти и обнаруженных аналогичных историй. Хотя, как упоминалось ранее, включать их все в объём данной книги, равнозначно задаче энциклопедических масштабов. Почти каждая культура на земле, вне всякого сомнения, имела свою версию антропоморфной смерти. Несколько других, которые как мы считаем, заслуживают упоминания, включают в себя один из мифов Меланезии, где Смерть называется Марава, «Даритель Смерти» и, как говорят, работает рука об руку вместе с Куат «Подателем Жизни».
В иранской мифологии смерть была тесно связана со временем, поэтому Зерван, Бог Времени, считался и богом Смерти. Другое имя, которое мы находим в персидском пантеоне – Мурдад. И, если мы взглянем на зороастризм, то найдём и андрогинного коллегу Мурдада – Майрья.
В древней Месопотамии вавилоняне называли Бога Смерти Угга; но он не фигурирует в их мифологии под этим именем. Более известно имя Мот, что, опять-таки, означает смерть. Здесь, как было замечено ранее, он приурочен к урожаю и олицетворялся довольно страшно, подобно тому, как это упоминалось в знаменитом «Эпосе о Гильгамеше», в котором написано, что Энкиду, несчастный друг Гильгамеша, спит и видит сон о приходе смерти, как захвачен ужасным существом; «Он преобразил меня, так что мои руки стали покрыты перьями, как у птицы. Он смотрит на меня и ведёт в дом тьмы, в жилище Иркалии; К дому, в который кто войдет, никогда не выйдет обратно».
Другое имя из шумерско-вавилонской мифологии – Эрешкигаль (Эрешигаль), шумерская богиня Смерти и подземного мира. Она была известна как тёмная сестра Инанны, плодородной повелительницы неба и земли, правитель «земли, откуда нет возврата».
У Хайда, канадских индейцев острова Королевы Шарлотты божество смерти имеет двойственную природу и называется Та'ксет и Тиа. Один из них – бог насильственной смерти, а его аналог отвечает за мирный переход.
У фалаша [7] Ангел Смерти – Суриэль, что означает «трубач». Считается, что Моисей получил все свои знания от Суриэля. Этот «ангел» также упоминается в «Каноническом молитвеннике мандейцев» как «Суриэль Освобождающий».
В христианском богословии Смерть не удостоена имени, а упоминается как некое «разумное существо» (Иов XXV11-22 и в Откровениях VI-8), поскольку «сидит на бледном коне и назывался Смертью». Это отражено и в более ранних гностических текстах, в частности «Книга Еноха»; «И посмотрел я и увидел бледную лошадь, и того, кто сидел на ней, имел имя "Смерть"». В раннехристианских текстах архангел Михаил когда-то считался оригинальным воплощением Ангела Смерти.
Примечания:
7. Фалаша - Эфиопские евреи, (на языке геэз — «пришельцы», «выходцы»)
Перевод - Коло Нави
Компендиум антропоморфных персонификаций Смерти
-
Катарина
- Сообщения: 790
- Зарегистрирован: Ср апр 26, 2017 9:22 pm
- Интересы в магии: Энергетика, руны
-
Катарина
- Сообщения: 790
- Зарегистрирован: Ср апр 26, 2017 9:22 pm
- Интересы в магии: Энергетика, руны
Re: Компендиум антропоморфных персонификаций Смерти
Антропоморфные персонификации
Словарь определяет это как «награждать человеческими характеристиками неодушевлённые объекты или вещи». И далее: «представлять (абстракцию) как человека; воплощение идеального примера». Мы знаем, что воплощённое человечество не одиноко во вселенной. Многочисленные взаимодействия с духовными и транс-мерными реальностями и сущностями также имели историю многочисленных свидетельств, охватывающих столетия и культуры в прямой и видимой персонификации конкретных существ. Каждая культура, от неолита до новой эры, определила видимую форму, проявила божественную творческую визуализацию для человеческого рода, чтобы созерцать и взаимодействовать с ними. Плотоядные существа с телесными ограничениями часто нуждаются в осязаемой форме, с которой они связаны напрямую; и об этом знают энергии, населяющие менее «материальные» миры.
Для простого смертного, имеющего средние способности психического распознавания или не обладающего ими, антропоморфизм имеет важное значение в процессах обучения и понимания. Человечеству необходимо довести своих «божеств» до комфортного уровня взаимодействия, и они (божества) часто готовы приспособиться к нам.
Персонификация объекта заключается в физике, которую человечество ещё не способно постичь, не говоря уже о его измерении. Проще говоря, проявление включает сфокусированную энергию, превращённую в молекулы, которые сформированы и уплотнены в видимую и часто осязаемую человеком форму. Мы уже знаем, что всё вокруг состоит из энергии молекул. Чем плотнее их концентрация, тем более осязаема форма. Чем рассеяннее их сочетание, тем менее заметно мы ощущаем их нашими ограниченными человеческими чувствами; и мы действительно должны понять, насколько мы ограничены в этом «мешке с прахом».
Вся духовная энергия изначально бесформенна, такими когда-то были все мы. Возьмём, к примеру, психокинетическую и телекенетическую энергию, где простые слабые выбросы энергии могут влиять на материю и её движение. Эти вещи достаточно хорошо задокументированы. Представьте себе на мгновение, как умело может управлять энергией высокоразвитое духовное или транс-мерное существо, если сама энергия является его жизненной силой! Оно может легко конденсировать свою молекулярную структуру, чтобы смертные глаза могли воспринимать её уплотнённую форму; и оно может с такой же легкостью воссоздать особенное лицо, чтобы человечество с готовностью признало его функцию и намерение.
В то время как большинство людей не наделены способностью (или, возможно, неспособностью) изменять законы «известной» физики, другие сущности обладают такими возможностями (было бы надменно думать, что мы знаем всё, что нужно знать о физике Вселенной, не говоря уже о пространственной физике). Сущности используют эту способность взаимодействовать с физическим миром. Мы пришли к определению таких способностей, как метафизика.
Осирис – египетское воплощение «Энергии Смерти», хотя совершенно не обязательно считать его персонификацией Смерти (египетский пантеон разделён на многие более высокие и более низкие аспекты), он описан в древних текстах как «тёмный властелин, имеющий красивые, но, все же, страшные тёмные глаза и такой же тёмный цвет лица: он также, как говорят, достигает высоты в пять с половиной ярдов! Египетская концепция истинного, антропоморфного олицетворения сущности Смерти лучше всего иллюстрируется Анубисом (на самом деле являющимся «ипостасью» Осириса). В то время как Осирис считается «Богом мёртвых», Анубис – «Хранитель мёртвых», чья функция состояла в том, чтобы взвесить сердце покойного на весах и сравнить с пёрышком, таким образом, определяя место души в вечности.
Секер, является ещё более старой египетской персонифицированной версией Смерти, особенно в районе древнего Мемфиса. Говорят, что он восседает на престоле в области абсолютной темноты, изображался он в виде мумии и назывался «величайшим богом, который существует изначально и пребывает во тьме». Первоначально, поскольку «боги смерти» ушли, у Секера и Осириса было много общих черт, и возможное слияние этих двух было результатом триумфа Осириса над многими «меньшими» разнообразными египетскими богами смерти. Тогда как Секер представлял смерть как абсолютную и окончательную, Осирис – это смерть, обозначающая лишь переход, временное явление. Египетская мифология изобилует аллегориями Смерти. Этот отрывок из «Текстов Саркофагов» Среднего Царства (около 2160-1580 гг. до н.э.) наглядно показывает, что египтяне очень реалистично олицетворяли Смерть: «Спаси меня от костей того, кто берёт себе то, что видит: пусть сияющее дыхание его рта не забирает меня».
Мы, несомненно, могли бы написать целую книгу, подробно рассказывающую о многочисленных, разнообразных персонификациях Смерти в египетском пантеоне. Тем не менее, есть более конкретные труды по общей египетской истории, охватывающие всё это полностью.
Танатос, греческое воплощение Смерти, является «фигурой жреца в соболиных одеждах и братом-близнецом Морфея (сна)». Греки старались исключить любую мысль о его мрачной природе, рассматривая Танатоса как «нежного бога, который безмятежно приходит во время кончины». Здесь, опять же, Смерть олицетворяется и второстепенным аспектом, Хароном, паромщиком, который перевозит души мёртвых через Лету («реку забвения»). Именно благодаря этой культуре мы имеем понятие «заплатить перевозчику» за переход на другую сторону. Если ему не заплатить, как правило, эквивалентом гроша или пенни, душе суждено блуждать у реки вечно. Так возникла практика класть монеты на глаза мертвеца.
Сам Харон не был частью греческой мифологии примерно до 5-го века до н.э., когда надписи восхваляли его как «того, кто освобождает многих людей от трудов». Его часто изображают суровым и грозным стариком, который строго блюдёт правила переправы. Это хорошо проиллюстрировано в пересказе Буллфинча об инциденте, впервые описанном Вергилием: «Харон, старый и убогий, но сильный и энергичный ... принимал в лодку своих пассажиров. Великие герои, юноши и незамужние девушки, столь же многочисленные, как листья, падающие осенью, или стаи птиц, летящие на юг при приближении зимы. Они стояли, прижимаясь к бортам, и глядели с тоской на противоположный берег. Но паромщик забрал только избранных, отведя остальных .[4] Эней, удивляясь этому, спросил Сивиллу: "Почему такой выбор? " Она ответила: "Те, кто взят на борт, являются душами тех, кто получил надлежащие погребальные обряды; множество других, оставшихся непогребёнными, не имеют права переправиться, и вынуждены блуждать сто лет и летать туда-сюда по берегу, пока, наконец, их не призовут"» .[5] Эней, показывая освященную золотую ветвь, наконец, убеждает Харона сделать исключение, и позволить ему, одному из живых, перейти в царство мёртвых, чтобы похоронить павшего товарища и увидеть своего отца. Именно из-за этого необычного путешествия у нас есть некоторые подробные впечатления в рассказе о «нижнем мире», в котором можно найти души мертвых. «Харон с глазами, похожими на горящие угли, сгоняет их и бьет веслом отставшие души» (из Данте «А», 1300) [6] . Несмотря на то, что в классической мифологии Харон обычно представляется мрачной и торжественной фигурой и выполняет конкретные задачи, тем не менее, он обладает неким юмором и даже своеобразной нежностью.
Интересно отметить, что Харон также упоминается в этрусской мифологии как «Бог мёртвых», он изображён в гробнице Орка Тарквинии (5 век до н.э.). Весьма вероятно, что Харон был «перенесён» в греческий пантеон из этого региона.
Современный греческий фольклор превратил концепцию Харона в совершенно новую персонификацию. Смерть здесь уже не дряхлый паромщик, а, скорее, «сопровождающий мёртвых». Во многих областях Греции считается, что со временем люди стали меньше чтить своих богов (т. е. больше интересоваться материальными благами, а не духовными знаниями). Смерть вынуждена была забирать живых, чтобы восстановить их души. Следовательно, олицетворение сопровождающего смерть, представляется человеком с тёмным лицом, управляющего огромными чёрными лошадьми, с наездником в виде безликого существа с горящими глазами, который, фактически, является Самой Смертью. И даже сегодня, в эпоху моторизованного транспорта, если кто-то услышит, как стучат копыта, прислушивается в надежде, что сопровождающий не остановится перед его домом. Считается, что, если сопровождающий смерть перестанет требовать души, наездник спешится и дважды постучит в дверь, сигнализируя, что кто-то в этом доме только что умер.
У древних римлян богом смерти был Оркус, описываемый как «бледное божество, почти лишённое плоти и окутанное огромными чёрными крыльями». Его функция заключалась в том, чтобы уносить души мёртвых в подземный мир, который, по их мнению, был буквально местом под земной поверхностью. Кроме того, и здесь Смерть олицетворяется более чем одним аспектом. Феврус этрусского происхождения также был воплощением Смерти в Древнем Риме. Это название обозначает «месяц мёртвых», наш эквивалент февраля. У смерти также был третий аспект, женская персонификация, Либитина, Богиня похорон. Этот триумвират божеств олицетворял первичные римские верования. Тем не менее, было ещё одно, более выраженное и подробное женское родовое олицетворение Смерти. Её лик изображали редко, и ей не были посвящены храмы, ей приносили те же жертвы, что и Оркусу, её мужскому эквиваленту.
Её имя сегодня мало кому известно и редко упоминают при рассмотрении богов и богинь древности. Её зовут Морс. Сегодня её собственное имя погрузилось в безвестность, о нём редко вспоминают. Морс поклонялись древние и часто воспевали поэты. Это женское божество, упоминаемое сегодня, в основном, в римских стихах, было господствующим олицетворением Смерти. «Это была Морс, бледная, болезненная и истощенная ... которую поэты описывают как «хищная, предательская и яростная, ранящая ... готовая поглотить всех, кто к ней подошёл». Она появлялась как одетая в чёрное, крылатая фигура, которая могла, подобно огромной хищной птице, нависать над своей предполагаемой жертвой, до тех пор, пока не наставал момент её схватить. В книге М. А. Дуайта 1864 года, «Греческая и Римская мифология», отмечается, что «Морс не была так почитаема в храмах и жертвоприношениями, потому что Смерть неумолима, недоступна мольбам и равнодушна к молитвам и жертвам». Смерть в форме этого смертоносного охотника в женском образе – это поразительная фигура для размышлений, особенно если учесть, что большинство современных персонификаций изображают Смерть в мужском обличье, или же вообще без указания пола. На самом деле женщины гораздо чаще, чем мужчины, заботятся и ухаживают за неизлечимо больными. Морс представляет собой очень сильное женское божество, претендующее на многие культуры, а также на человеческое воображение, прежде чем начал доминировать образ патриархального бога.
Существует также ещё одна интересная корреляция с изображением Морс. В часто смешанных этрусских и древнеримских пантеонах упоминается ещё одна женская антропоморфная персонификация Смерти – Тухульха (этрусского происхождения), которую описывают как птицеподобное существо с волосами из змей, как считается, она может убивать одним взглядом.
В тибетском пантеоне Шива – предпоследний архетип Смерти, опять же, вкупе со второстепенным аспектом, называемым Махакала, который и является, собственно, Смертью. Шива упоминается как «имеющий форму», а Махакала – как «бесформенное» воплощение энергии Смерти. Этот отрывок из «Агхора. По левую руку Бога» Роберта Свободы описывает их лучше всего: «У Махакалы нет никаких ограничений, по крайней мере, в той Вселенной, которую мы знаем. У него вообще нет формы. Шива проявляет форму, на которой мы можем сосредоточить внимание. Махакала же, будучи совершенно бесформенным, может принимать любые формы по своему усмотрению».
Шиве приписывается «сострадательная, но страшная божественность, от чьего взгляда вздрагивает даже Вишну» (тибетский аспект Всевышнего). Махакала сказал: «заставлю всех плакать и кричать от радости освобождения заключённых душ». Рудра – другое имя в этом сложном пантеоне. В буквальном переводе оно означает «крик» или «тот, кто заставляет других плакать». Рудра – древнее имя Шивы, в текстах указано «Он так называется оттого, что заставляет кричать всех, кто вступает с Ним в контакт, потому что отделяет их от ограниченного существования, к которому они крепко привязаны». Далее написано: «Моим великодушием я удалил этого человека от всех страданий и скорбей существования, и он даже не осознавал моего присутствия. Теперь он действительно в мире. Неразумные люди оплакивают своих мертвецов. Но они должны стенать по себе».
В «Агхоре» Р. Свободы говорится: «Все боятся смерти, и это объясняет, почему никто не хочет любить Махакалу. Только у двух человек во всех наших писаниях есть Махакала, и оба они стали бессмертными… Уничтожение необходимо, но, к сожалению, никто не хочет сталкиваться со Смертью. Даже у Рамы и Кришны, реальных воплощений Бога, был момент шока и трепета, когда Махакала предстал перед ними ... Вид Махакалы настолько ужасен, что даже Боги воплощения дрожат перед Ним…».
В индийской культуре существует множество «ликов» Смерти, в зависимости от конкретных «сект» и верований. Первое, что приходит на ум – Кали, женский аспект Смерти. Хотя она упоминается больше как «Разрушительница» или «Пожирательница», без сомнения, она воплощает ту же энергию, что и Махакала. Кали, «Чёрная Мать», изображается довольно ужасно: голая, с дикими и маниакальными глазами. Одной рукой она размахивает окровавленным ножом и другой – окровавленной человеческой головой. На е груди покоится ожерелье из человеческих черепов. В индийском искусстве она часто изображается стоящей одной ногой на мёртвом Шиве, лежащем на земле. В индийской культуре у Кали множество лиц и имён.
В буддизме и в некоторых других индийских пантеонах «Королем Смерти» называют Яму. Он также упоминается как судья умерших, потому что оценивает их деятельность на земле, чтобы определить судьбу после смерти. Он описывается как имеющий «плоть зеленого или чёрного цвета» и одет в кроваво-красные одежды. Он носит корону и цветок в волосах и имеет множество глаз, ног и рук. В каждой из конечностей он несёт мистические орудия и человеческие черепа». (Так похоже на образ Кали). Другое имя Ямы – Ваджра-Бхайрава, что буквально означает «ужасающая молния». Ещё одно часто встречающееся имя – Дайкоку-тен, восточно-буддийского происхождения и в значительной степени эквивалентно Шиве/Махакале. Его называют «Великим Чёрным».
О взаимодействии людей с Ямой свидетельствуют многочисленные истории из обширных апокрифических текстов Индии. Один из них, в частности, описывает, «что Яму трудно победить, когда он приходит в час поиска своей жертвы на земле. Однако нежная и красивая Савитри, жена Сатьявана, сумела убедить Бога Смерти вернуть ей её мужа ... Когда Яма уносил душу Сатьявана, его жена последовала за ним ... пока Яма не был так тронут этой верностью и любовью, что предложил ей исполнение её желания, при условии, чтобы она не просила, чтобы её муж вернулся к жизни!».
Эмма-О упоминается как «Царь мёртвых» в древнем восточном буддизме. Говорят, что он стал Смертью, потому что был первым человеком, который смог умереть. Он описывается как краснолицее, злобное божество с неопрятной бородой, одетое в судейские одежды и с короной, на которой изображена печать царя. В правой руке у него табличка, эмблема официальной власти. В левой руке жезл с двумя обвиняющими лицами в навершии; один называется «Видящий глаз», а другой – «Чувствительный нос». Эмма-О всё ещё является частью популярного пантеона буддизма по всей Японии и Китаю.
У светского китайского буддизма есть другое имя для Властителя Смерти – Йен-ван, чья задача состоит в том, чтобы решить, когда придёт время умирать. Затем он разрывает мистическую нить, соединяющую тело с душой. Из восточных верований мы получили концепцию «серебряной нити», эфирной «пуповины», соединяющей тела до момента смерти. В современном японском пантеоне «Богиня Смерти» называется Юки-Онна, что буквально означает «Снежная королева», которая «усмиряет ошеломление тех, кого она принимает, чтобы сделать их переход максимально мирным и безболезненным». Она также обрезает нить в конце жизни.
Примечания:
Перевод - Коло Нави
Словарь определяет это как «награждать человеческими характеристиками неодушевлённые объекты или вещи». И далее: «представлять (абстракцию) как человека; воплощение идеального примера». Мы знаем, что воплощённое человечество не одиноко во вселенной. Многочисленные взаимодействия с духовными и транс-мерными реальностями и сущностями также имели историю многочисленных свидетельств, охватывающих столетия и культуры в прямой и видимой персонификации конкретных существ. Каждая культура, от неолита до новой эры, определила видимую форму, проявила божественную творческую визуализацию для человеческого рода, чтобы созерцать и взаимодействовать с ними. Плотоядные существа с телесными ограничениями часто нуждаются в осязаемой форме, с которой они связаны напрямую; и об этом знают энергии, населяющие менее «материальные» миры.
Для простого смертного, имеющего средние способности психического распознавания или не обладающего ими, антропоморфизм имеет важное значение в процессах обучения и понимания. Человечеству необходимо довести своих «божеств» до комфортного уровня взаимодействия, и они (божества) часто готовы приспособиться к нам.
Персонификация объекта заключается в физике, которую человечество ещё не способно постичь, не говоря уже о его измерении. Проще говоря, проявление включает сфокусированную энергию, превращённую в молекулы, которые сформированы и уплотнены в видимую и часто осязаемую человеком форму. Мы уже знаем, что всё вокруг состоит из энергии молекул. Чем плотнее их концентрация, тем более осязаема форма. Чем рассеяннее их сочетание, тем менее заметно мы ощущаем их нашими ограниченными человеческими чувствами; и мы действительно должны понять, насколько мы ограничены в этом «мешке с прахом».
Вся духовная энергия изначально бесформенна, такими когда-то были все мы. Возьмём, к примеру, психокинетическую и телекенетическую энергию, где простые слабые выбросы энергии могут влиять на материю и её движение. Эти вещи достаточно хорошо задокументированы. Представьте себе на мгновение, как умело может управлять энергией высокоразвитое духовное или транс-мерное существо, если сама энергия является его жизненной силой! Оно может легко конденсировать свою молекулярную структуру, чтобы смертные глаза могли воспринимать её уплотнённую форму; и оно может с такой же легкостью воссоздать особенное лицо, чтобы человечество с готовностью признало его функцию и намерение.
В то время как большинство людей не наделены способностью (или, возможно, неспособностью) изменять законы «известной» физики, другие сущности обладают такими возможностями (было бы надменно думать, что мы знаем всё, что нужно знать о физике Вселенной, не говоря уже о пространственной физике). Сущности используют эту способность взаимодействовать с физическим миром. Мы пришли к определению таких способностей, как метафизика.
Осирис – египетское воплощение «Энергии Смерти», хотя совершенно не обязательно считать его персонификацией Смерти (египетский пантеон разделён на многие более высокие и более низкие аспекты), он описан в древних текстах как «тёмный властелин, имеющий красивые, но, все же, страшные тёмные глаза и такой же тёмный цвет лица: он также, как говорят, достигает высоты в пять с половиной ярдов! Египетская концепция истинного, антропоморфного олицетворения сущности Смерти лучше всего иллюстрируется Анубисом (на самом деле являющимся «ипостасью» Осириса). В то время как Осирис считается «Богом мёртвых», Анубис – «Хранитель мёртвых», чья функция состояла в том, чтобы взвесить сердце покойного на весах и сравнить с пёрышком, таким образом, определяя место души в вечности.
Секер, является ещё более старой египетской персонифицированной версией Смерти, особенно в районе древнего Мемфиса. Говорят, что он восседает на престоле в области абсолютной темноты, изображался он в виде мумии и назывался «величайшим богом, который существует изначально и пребывает во тьме». Первоначально, поскольку «боги смерти» ушли, у Секера и Осириса было много общих черт, и возможное слияние этих двух было результатом триумфа Осириса над многими «меньшими» разнообразными египетскими богами смерти. Тогда как Секер представлял смерть как абсолютную и окончательную, Осирис – это смерть, обозначающая лишь переход, временное явление. Египетская мифология изобилует аллегориями Смерти. Этот отрывок из «Текстов Саркофагов» Среднего Царства (около 2160-1580 гг. до н.э.) наглядно показывает, что египтяне очень реалистично олицетворяли Смерть: «Спаси меня от костей того, кто берёт себе то, что видит: пусть сияющее дыхание его рта не забирает меня».
Мы, несомненно, могли бы написать целую книгу, подробно рассказывающую о многочисленных, разнообразных персонификациях Смерти в египетском пантеоне. Тем не менее, есть более конкретные труды по общей египетской истории, охватывающие всё это полностью.
Танатос, греческое воплощение Смерти, является «фигурой жреца в соболиных одеждах и братом-близнецом Морфея (сна)». Греки старались исключить любую мысль о его мрачной природе, рассматривая Танатоса как «нежного бога, который безмятежно приходит во время кончины». Здесь, опять же, Смерть олицетворяется и второстепенным аспектом, Хароном, паромщиком, который перевозит души мёртвых через Лету («реку забвения»). Именно благодаря этой культуре мы имеем понятие «заплатить перевозчику» за переход на другую сторону. Если ему не заплатить, как правило, эквивалентом гроша или пенни, душе суждено блуждать у реки вечно. Так возникла практика класть монеты на глаза мертвеца.
Сам Харон не был частью греческой мифологии примерно до 5-го века до н.э., когда надписи восхваляли его как «того, кто освобождает многих людей от трудов». Его часто изображают суровым и грозным стариком, который строго блюдёт правила переправы. Это хорошо проиллюстрировано в пересказе Буллфинча об инциденте, впервые описанном Вергилием: «Харон, старый и убогий, но сильный и энергичный ... принимал в лодку своих пассажиров. Великие герои, юноши и незамужние девушки, столь же многочисленные, как листья, падающие осенью, или стаи птиц, летящие на юг при приближении зимы. Они стояли, прижимаясь к бортам, и глядели с тоской на противоположный берег. Но паромщик забрал только избранных, отведя остальных .[4] Эней, удивляясь этому, спросил Сивиллу: "Почему такой выбор? " Она ответила: "Те, кто взят на борт, являются душами тех, кто получил надлежащие погребальные обряды; множество других, оставшихся непогребёнными, не имеют права переправиться, и вынуждены блуждать сто лет и летать туда-сюда по берегу, пока, наконец, их не призовут"» .[5] Эней, показывая освященную золотую ветвь, наконец, убеждает Харона сделать исключение, и позволить ему, одному из живых, перейти в царство мёртвых, чтобы похоронить павшего товарища и увидеть своего отца. Именно из-за этого необычного путешествия у нас есть некоторые подробные впечатления в рассказе о «нижнем мире», в котором можно найти души мертвых. «Харон с глазами, похожими на горящие угли, сгоняет их и бьет веслом отставшие души» (из Данте «А», 1300) [6] . Несмотря на то, что в классической мифологии Харон обычно представляется мрачной и торжественной фигурой и выполняет конкретные задачи, тем не менее, он обладает неким юмором и даже своеобразной нежностью.
Интересно отметить, что Харон также упоминается в этрусской мифологии как «Бог мёртвых», он изображён в гробнице Орка Тарквинии (5 век до н.э.). Весьма вероятно, что Харон был «перенесён» в греческий пантеон из этого региона.
Современный греческий фольклор превратил концепцию Харона в совершенно новую персонификацию. Смерть здесь уже не дряхлый паромщик, а, скорее, «сопровождающий мёртвых». Во многих областях Греции считается, что со временем люди стали меньше чтить своих богов (т. е. больше интересоваться материальными благами, а не духовными знаниями). Смерть вынуждена была забирать живых, чтобы восстановить их души. Следовательно, олицетворение сопровождающего смерть, представляется человеком с тёмным лицом, управляющего огромными чёрными лошадьми, с наездником в виде безликого существа с горящими глазами, который, фактически, является Самой Смертью. И даже сегодня, в эпоху моторизованного транспорта, если кто-то услышит, как стучат копыта, прислушивается в надежде, что сопровождающий не остановится перед его домом. Считается, что, если сопровождающий смерть перестанет требовать души, наездник спешится и дважды постучит в дверь, сигнализируя, что кто-то в этом доме только что умер.
У древних римлян богом смерти был Оркус, описываемый как «бледное божество, почти лишённое плоти и окутанное огромными чёрными крыльями». Его функция заключалась в том, чтобы уносить души мёртвых в подземный мир, который, по их мнению, был буквально местом под земной поверхностью. Кроме того, и здесь Смерть олицетворяется более чем одним аспектом. Феврус этрусского происхождения также был воплощением Смерти в Древнем Риме. Это название обозначает «месяц мёртвых», наш эквивалент февраля. У смерти также был третий аспект, женская персонификация, Либитина, Богиня похорон. Этот триумвират божеств олицетворял первичные римские верования. Тем не менее, было ещё одно, более выраженное и подробное женское родовое олицетворение Смерти. Её лик изображали редко, и ей не были посвящены храмы, ей приносили те же жертвы, что и Оркусу, её мужскому эквиваленту.
Её имя сегодня мало кому известно и редко упоминают при рассмотрении богов и богинь древности. Её зовут Морс. Сегодня её собственное имя погрузилось в безвестность, о нём редко вспоминают. Морс поклонялись древние и часто воспевали поэты. Это женское божество, упоминаемое сегодня, в основном, в римских стихах, было господствующим олицетворением Смерти. «Это была Морс, бледная, болезненная и истощенная ... которую поэты описывают как «хищная, предательская и яростная, ранящая ... готовая поглотить всех, кто к ней подошёл». Она появлялась как одетая в чёрное, крылатая фигура, которая могла, подобно огромной хищной птице, нависать над своей предполагаемой жертвой, до тех пор, пока не наставал момент её схватить. В книге М. А. Дуайта 1864 года, «Греческая и Римская мифология», отмечается, что «Морс не была так почитаема в храмах и жертвоприношениями, потому что Смерть неумолима, недоступна мольбам и равнодушна к молитвам и жертвам». Смерть в форме этого смертоносного охотника в женском образе – это поразительная фигура для размышлений, особенно если учесть, что большинство современных персонификаций изображают Смерть в мужском обличье, или же вообще без указания пола. На самом деле женщины гораздо чаще, чем мужчины, заботятся и ухаживают за неизлечимо больными. Морс представляет собой очень сильное женское божество, претендующее на многие культуры, а также на человеческое воображение, прежде чем начал доминировать образ патриархального бога.
Существует также ещё одна интересная корреляция с изображением Морс. В часто смешанных этрусских и древнеримских пантеонах упоминается ещё одна женская антропоморфная персонификация Смерти – Тухульха (этрусского происхождения), которую описывают как птицеподобное существо с волосами из змей, как считается, она может убивать одним взглядом.
В тибетском пантеоне Шива – предпоследний архетип Смерти, опять же, вкупе со второстепенным аспектом, называемым Махакала, который и является, собственно, Смертью. Шива упоминается как «имеющий форму», а Махакала – как «бесформенное» воплощение энергии Смерти. Этот отрывок из «Агхора. По левую руку Бога» Роберта Свободы описывает их лучше всего: «У Махакалы нет никаких ограничений, по крайней мере, в той Вселенной, которую мы знаем. У него вообще нет формы. Шива проявляет форму, на которой мы можем сосредоточить внимание. Махакала же, будучи совершенно бесформенным, может принимать любые формы по своему усмотрению».
Шиве приписывается «сострадательная, но страшная божественность, от чьего взгляда вздрагивает даже Вишну» (тибетский аспект Всевышнего). Махакала сказал: «заставлю всех плакать и кричать от радости освобождения заключённых душ». Рудра – другое имя в этом сложном пантеоне. В буквальном переводе оно означает «крик» или «тот, кто заставляет других плакать». Рудра – древнее имя Шивы, в текстах указано «Он так называется оттого, что заставляет кричать всех, кто вступает с Ним в контакт, потому что отделяет их от ограниченного существования, к которому они крепко привязаны». Далее написано: «Моим великодушием я удалил этого человека от всех страданий и скорбей существования, и он даже не осознавал моего присутствия. Теперь он действительно в мире. Неразумные люди оплакивают своих мертвецов. Но они должны стенать по себе».
В «Агхоре» Р. Свободы говорится: «Все боятся смерти, и это объясняет, почему никто не хочет любить Махакалу. Только у двух человек во всех наших писаниях есть Махакала, и оба они стали бессмертными… Уничтожение необходимо, но, к сожалению, никто не хочет сталкиваться со Смертью. Даже у Рамы и Кришны, реальных воплощений Бога, был момент шока и трепета, когда Махакала предстал перед ними ... Вид Махакалы настолько ужасен, что даже Боги воплощения дрожат перед Ним…».
В индийской культуре существует множество «ликов» Смерти, в зависимости от конкретных «сект» и верований. Первое, что приходит на ум – Кали, женский аспект Смерти. Хотя она упоминается больше как «Разрушительница» или «Пожирательница», без сомнения, она воплощает ту же энергию, что и Махакала. Кали, «Чёрная Мать», изображается довольно ужасно: голая, с дикими и маниакальными глазами. Одной рукой она размахивает окровавленным ножом и другой – окровавленной человеческой головой. На е груди покоится ожерелье из человеческих черепов. В индийском искусстве она часто изображается стоящей одной ногой на мёртвом Шиве, лежащем на земле. В индийской культуре у Кали множество лиц и имён.
В буддизме и в некоторых других индийских пантеонах «Королем Смерти» называют Яму. Он также упоминается как судья умерших, потому что оценивает их деятельность на земле, чтобы определить судьбу после смерти. Он описывается как имеющий «плоть зеленого или чёрного цвета» и одет в кроваво-красные одежды. Он носит корону и цветок в волосах и имеет множество глаз, ног и рук. В каждой из конечностей он несёт мистические орудия и человеческие черепа». (Так похоже на образ Кали). Другое имя Ямы – Ваджра-Бхайрава, что буквально означает «ужасающая молния». Ещё одно часто встречающееся имя – Дайкоку-тен, восточно-буддийского происхождения и в значительной степени эквивалентно Шиве/Махакале. Его называют «Великим Чёрным».
О взаимодействии людей с Ямой свидетельствуют многочисленные истории из обширных апокрифических текстов Индии. Один из них, в частности, описывает, «что Яму трудно победить, когда он приходит в час поиска своей жертвы на земле. Однако нежная и красивая Савитри, жена Сатьявана, сумела убедить Бога Смерти вернуть ей её мужа ... Когда Яма уносил душу Сатьявана, его жена последовала за ним ... пока Яма не был так тронут этой верностью и любовью, что предложил ей исполнение её желания, при условии, чтобы она не просила, чтобы её муж вернулся к жизни!».
Эмма-О упоминается как «Царь мёртвых» в древнем восточном буддизме. Говорят, что он стал Смертью, потому что был первым человеком, который смог умереть. Он описывается как краснолицее, злобное божество с неопрятной бородой, одетое в судейские одежды и с короной, на которой изображена печать царя. В правой руке у него табличка, эмблема официальной власти. В левой руке жезл с двумя обвиняющими лицами в навершии; один называется «Видящий глаз», а другой – «Чувствительный нос». Эмма-О всё ещё является частью популярного пантеона буддизма по всей Японии и Китаю.
У светского китайского буддизма есть другое имя для Властителя Смерти – Йен-ван, чья задача состоит в том, чтобы решить, когда придёт время умирать. Затем он разрывает мистическую нить, соединяющую тело с душой. Из восточных верований мы получили концепцию «серебряной нити», эфирной «пуповины», соединяющей тела до момента смерти. В современном японском пантеоне «Богиня Смерти» называется Юки-Онна, что буквально означает «Снежная королева», которая «усмиряет ошеломление тех, кого она принимает, чтобы сделать их переход максимально мирным и безболезненным». Она также обрезает нить в конце жизни.
Примечания:
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 1 гость