Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:19 pm

Легенды, заговоры и суеверия Ирландии
Франческа С. Уайльд, 1888


Автор этой книги Франческа Сперанца Уайльд – мать всемирно известного писателя Оскара Уайльда – замечательно образованная и удивительно талантливая женщина, считала, что три великих источника знания открывают туманное прошлое человечества – язык, мифология и древние памятники страны. Франческа посвятила свой труд мифологии. Она собрала ирландские легенды, сказания и заклинания, бережно сохраняя выразительные обороты древнего языка и первобытную простоту стиля. Здесь представлены суеверия, приметы и заклинания, легенды о святых и об умерших, о рогатых женщинах, о животных, птицах, о добрых и злых феях. И все это захватывающе интересно, волшебно и мистически прекрасно.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:20 pm

Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Предисловие

Три великих источника знания, которые открывают перед нами окутанное туманом прошлое человечества, — это язык, мифология и древние памятники страны.

По языку мы можем понять, каких высот в умственной и общественной жизни достиг данный народ в данное время — в искусстве, обычаях и цивилизации, в отношениях человека с человеком и в отношении к материальному и видимому миру.

Мифология народа приоткрывает его связь с духовным и невидимым миром, а древние памятники — кромлехи, столбы, часовни и башни, храмы и гробницы — это торжественные, вечные символы религиозной веры, ритуалы, запечатленные в камне.

Письменное слово, или литература, является последним, наиболее полным и высочайшим выражением интеллекта, культуры и научного прогресса народа.

Народ Ирландии никогда не полагался особо на записанное слово. Ученое сословие, олламы, жили своей жизнью, и их знание оставалось священным. Таким образом, люди полностью полагались на традиции своих праотцев, смешанные с новыми учениями, которые преподало им христианство, так что эта народная вера со временем стала смесью языческих мифов с христианской легендой, и эти два элемента остаются неразрывно слиты и до сего дня. Мир — это фактически целый том или даже нечто вроде журнала, издававшегося в течение шести тысяч лет, но ирландский крестьянин едва ли перевернул его первую страницу.

Наша книга повествует лишь о мифологии или о фантастической вере ирландцев в отношении невидимого мира — странных и мистических верованиях, которые они принесли с собой тысячи лет назад со своей арийской родины, но которые все еще — даже и в наше время — влияют на весь образ мыслей и действия людей в повседневной жизни.

У всех народов среди образованных классов вера в прямое влияние сверхъестественного на жизнь и постоянное его вмешательство в естественный ход человеческих действий вскоре рассеивается и постепенно исчезает, поскольку знание законов природы разрешает много тайн, которые некогда были необъяснимы, однако многое в мистической связи между духовным и материальным миром все же остается неразрешимым даже для философа. Что же касается необразованных масс, которые ничего не знают о раз и навсегда установленных законах природы, каждое явление им кажется происходящим от непосредственного воздействия какой-то нечеловеческой силы, хотя и невидимой, но вечно присутствующей; она может даровать все блага, однако если ее оскорбить, она может стать неумолимой, и поэтому ее следует задабривать.

Итак, суеверие ирландского крестьянина — это его инстинктивная вера в существование определенных невидимых сил, которые влияют на всю человеческую жизнь; и, принимая во внимание необыкновенно тонкую душевную организацию этого народа, не приходится удивляться, что эти люди привыкли жить в тени и под страхом невидимых сил, которые, действуют ли они на благо или во зло, ужасны и таинственны для необразованного ума: он видит только странные результаты, производимые невидимыми силами, но не имеет даже приблизительного представления о причинах.

Многие ирландские легенды, суеверия и древние заклинания, собранные здесь, были получены в основном из устных сообщений самих крестьян, будь то ирландцев или англо-ирландцев, чья речь хранит столь много выразительных оборотов древнего языка.

Эти рассказы были записаны сведущими людьми, хорошо знающими оба языка, точными, насколько это возможно, словами рассказчика, так что была сохранена значительная часть первобытной простоты стиля, и наши легенды обладают особой ценностью и уникальностью — ведь они идут прямо из сердца народа.

Уже через несколько лет такой сборник будет невозможен, поскольку древний народ стремительно переселяется в иные земли и в широкий трудовой мир Америки, где со всеми новыми влияниями просвещения и прогресса молодое поколение, хотя и продолжая любить землю своих отцов, едва ли найдет свободную минуту, чтобы помечтать о населенных феями холмах, озерах и крепостях древней Ирландии.

Однако я должна немедленно возразить всем, кто хотел бы считать меня меланхолической «хвалительницей минувших времен»[3]. Эти исследования прошлого Ирландии — просто выражение моей любви к тому прекрасному острову, который впервые вдохновил меня, дал мне мои самые живые интеллектуальные порывы и подарил самую сильную и искреннюю любовь к стране и ее гению, которые только возможны для женской природы.

Франческа Сперанца Уайльд

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:20 pm

Введение

Древние легенды всех народов мира, на которых были вскормлены поколения людей от века к веку, столь поразительно похожи друг на друга, что мы почти вынуждены поверить, что когда-то было время, когда вся семья человечества разделяла одну веру и один язык. Но когда людей стало больше, им пришлось расселиться; и эта беспрестанная миграция племен земли, начавшаяся с восточной колыбели человеческой расы, продолжается теперь уже тысячи лет с неисчерпаемой энергией.

Из прекрасной страны Эдема в передней части Персидского залива, где росли верования и культура, произошли первые миграции; естественно, они были направлены по течению великих рек — по Евфрату и Тигру и на юг по Нилу, и именно здесь были построены первые могущественные города мира, и первые великие царства Востока начали посылать своих колонистов, чтобы завоевать неизвестный молчаливый мир вокруг них. Из Персии, Ассирии и Египта в Грецию и на острова Средиземного моря отправлялись странствующие племена, которые несли с собой, как знак своего происхождения, обрывки своей первоначальной веры и ломаные выражения своего первоначального языка — эти ранние страницы в истории человеческой расы, вечной и неразрушимой, которые сотни веков не смогли стереть из ума человечества.

Но по мере того, как эти первобытные племена ответвлялись от первоначального ствола, и вера, и язык начали принимать новые формы: под влиянием климата, при виде новых и поразительных явлений природы в землях, где они находили временный приют или постоянный дом, у кочующих людей возникал новый образ жизни и образ мыслей. Тем не менее у всех народов оставался фундамент первоначальной веры и языка, который легко можно проследить через все перемены в человеческой мысли, вызванные обстоятельствами — или более высокой культурой, или, наоборот, падением, которые и язык, и символы вынуждены переживать среди грубых и безграмотных племен.

Восстановление первоначальной веры и языка человечества из этих рассеянных и разбитых фрагментов — задача, которая сейчас столь неотрывно привлекает усилия энергичных и ученых этнографов Европы; однако в том, что касается языка, успехи пока невелики, поскольку было открыто, видимо, не более двадцати слов, которые, по мнению филологов, могут принадлежать к первоначальному языку; оказывается, некоторые предметы или представления во всех языках обозначаются одним и тем же словом, и таким образом, филолог приходит к выводу, что эти слова должны были быть связаны с этими представлениями с самой первоначальной зари языка, и, поскольку эти слова выражают в основном связи членов семьи друг с другом, они остаются запечатленными в умах кочующих племен, нетронутые и неизменные после всех превратностей их последующего жизненного опыта.

Тем временем в Европе ученые заняты тщательными исследованиями древних мифов, легенд и преданий мира, пытаясь извлечь из них информацию о древнейшем образе мыслей, господствовавшем среди первобытного племени и путей его первоначального расселения, которую никакие другие памятники древности не могут нам дать. Предания, как солнечные лучи, принимают свой цвет от среды, в которой они распространяются; однако ученый, изучающий мифологию, знает, как устранить случайные добавления из истинной первоначальной основы, которая остается устойчивой и неизменной; из многочисленных мифов и легенд народов земли, которые столь похожи друг на друга, что указывают на общее происхождение, он может восстановить первоначальные догматы веры в религии человечества и почти с уверенностью определить первоначальный источник тех путей человеческой жизни, которые теперь пересекают земной шар во всех направлениях. Несомненно, что этот источник всей жизни, религии и культуры, существующих ныне на земле, находился в Иране, или, как мы его еще называем, Персии, и в древних легендах и языке великого иранского народа, главнейшего и благороднейшего типа из всех арийских рас. Иранцы, одаренные великолепной физической красотой, благородным умом и богатым и музыкальным языком, также имели высокое чувство отношений между человеком и духовным миром. Они не допускали в свои храмы идолов; их Бог был Единым Высшим Творцом и Вседержителем всего: символом его было солнце и чистый огонь как элемент. Однако когда мир стал старше и порочнее, чистые первобытные учения затмились человеческими вымыслами: вместо Бога стали почитаться символы, и в результате получилось низкое идолопоклонничество Вавилона, Ассирии и ханаанеев. Египет — величественный, мудрый, ученый, скорбный Египет — сохранил большую часть первоначальной истины; однако жрецы считали, что истина эта слишком драгоценна, чтобы выдавать ее толпе, и посему они тщательно хранили ее для себя и для собственной своей касты. Они одни знали древнее и тайное значение символов, людям позволяли видеть только внешние и зримые знаки.

Из Египта философия, культура, искусство и религия пришли в Грецию, но греки преобразили все эти блестящие элементы на собственный свой манер и пролили блеск красоты на тяжелую и мрачную мистику Египта. Все уродливое, страшное и отвратительное было изгнано из греческой мифологии. У греков не было представления о дьяволе, и они не верили в ад как отдельное и вечное жилище потерянных человеческих душ. Греческие боги были божественно прекрасны, и все божества наперебой старались помочь тому смертному, что призывал их. Умершие в Аиде скорбели о своей судьбе, поскольку они не могли более наслаждаться блистательной красотой жизни, но не было суровых и пугающих заповедей, которые приговаривали их к мукам вечного наказания. Земля, воздух, небеса и море, бури и солнце, леса и цветы и пурпурный виноград, которым венчали божество, — все это было для поэтической мысли грека проявлением всеобъемлющей духовной силы и жизни. Их верой был возвышенный пантеизм, который видит богов во всем, и при этом над всеми царит один Высший Бог. Свобода, красота, искусство, свет и радость — вот элементы греческой религии, в то время как вечная мудрость, великая Афина, богиня Парфенона, была особым, избранным божеством их собственной, полубожественной расы.

Тем временем другие ветви первоначального иранского племени распространялись по диким лесам Центральной Европы, где они заложили основы великой расы тевтонов и готов, которой суждено было царить над миром; однако для них Природа стала суровой и пугающей матерью, и жизнь казалась бесконечной войной со свирепыми и могущественными демонами элементов — мороза, снега и тьмы, которые губили прекрасного бога Солнца и которые безраздельно царили в то страшное время, когда земля превращалась в железо, а воздух — в лед и, казалось, не было рядом благодетельного Бога, который пришел бы на помощь. Эти невидимые силы изображали омерзительные идолы, и их умиротворяли кровавыми обрядами; и люди и боги, которых они изображали, были столь же свирепы и жестоки, как дикие звери в лесу и все грани дикой природы вокруг них.

Но волны жизни человеческой продолжали катиться на запад, пока они не прокатились по всем землям и островам Великого моря; и бродячие моряки в поисках нового дома перешли за Геркулесовы столпы в Западный океан и, продвигаясь вдоль берегов Испании и Франции, стали прародителями народов, которые до сих пор несут на себе печать своего восточного происхождения и известны в истории как кельтское племя; при этом они тщательно хранили обычаи, привычки и традиции, которые их праотцы приобрели в Египте или Греции и передавали их как драгоценное наследство колониям, которые они основали. Из Испании эти древние мореплаватели легко достигли зеленого острова на Западе — именно того, который особо интересует нас, ирландцев. И здесь, в нашей прекрасной Ирландии, последняя волна великой иранской миграции наконец остановилась. Дальнейшее движение было невозможно — неведомый океан казался людям границей мира. Итак, странники первобытной расы с обрывками первоначальной веры и мифических поэтических преданий и особым диалектом своего древнего языка образовали здесь своего рода осадок, который все еще сохраняет свое особое родство с землей-родительницей — хотя все перемены и случайности трех тысяч лет пролетели над этим народом, его легендами и языком. Итак, прежде всего в Ирландии и следует изучать природу и происхождение первобытных племен Европы. Даже форма кельтской головы выказывает решительное сходство с головой греческой расы, существенным образом отличаясь от саксонских и готских типов. Это одно из множества доказательств в поддержку теории, что кельтские народы в своем движении на запад к Атлантике проходили по берегам Средиземноморья, поскольку по всей этой линии мы находим одну и ту же форму черепа. Филологи также утверждают, что ирландский язык ближе к санскриту, чем какой-либо другой из живых и употребительных языков в Европе; в то время как легенды и мифы Ирландии легко можно проследить к далекому Востоку, они ничего общего не имеют со свирепыми и дикими суевериями северной мифологии.

Это исследование легендарной традиции как основания истории человечества теперь считается столь важной отраслью этнологии, что в Париже недавно был основан журнал, полностью посвященный сравнительной мифологии, к сотрудничеству в котором приглашаются ученые всех национальностей: славяне, тевтоны и кельты, причем ирландские легенды считаются особенно важными, поскольку они содержат больше первобытных элементов, чем у каких-либо других западных народов. Все другие страны были неоднократно захвачены чужеземными племенами, народами и расами, но ирландцы остались теми же, что и были, и вместо того, чтобы легко перенять обычаи завоевателей, они настолько покорили их своим обаянием, что сами захватчики стали Hibernicis ipsis Hiberniores[4]. Датчане захватили восточное побережье Ирландии на триста лет, однако в ирландских легендах нет никаких следов ни Тора, ни Одина, ни инеистых великанов, ни великого мирового змея Ермунганда; но если мы отправимся в истории мира к началу вещей, когда иранские народы были единственными учителями человечества, мы обретем истинный древний источник ирландской легенды и найдем, что первоначальный материал лишь слегка изменился, в то время как среди других народов эта основа оказалась покрыта густым палимпсестом их собственных выдумок, которые подсказывали им особые местные условия.

Среди древнейших религиозных символов мира — Дерево, Женщина и Змея, — несомненно, воспоминание о легенде о Рае; и почтение к некоторым священным деревьям господствовало в Персии с древнейших времен, оно распространилось среди всех ирландских народов. В Иране было обычаем вешать драгоценные одежды на ветви в качестве вотивных приношений; известно, что Ксеркс, перед тем как отправиться на битву, призывал победу именем Священного Дерева и вешал драгоценности и богатые одеяния на ветви. А поэт Саади рассказывает про деревья историю, в которой чувствуется истинно восточный оттенок печального символизма: однажды, как он говорит, он был в гостях у очень богатого старика, у которого был сын — необыкновенный красавец. Однажды вечером старик сказал поэту: «За всю мою жизнь у меня был только этот, единственный сын. Рядом с этим местом растет Священное Дерево, к которому люди прибегают со своими мольбами. Много ночей у подножия этого дерева я молил Бога, пока Он не даровал мне этого сына». Вскоре поле этого Саади случайно услышал, как этот юноша сказал шепотом своему приятелю: «Счастлив я был бы узнать, где растет это Священное Дерево, чтобы мог попросить у Бога смерти своему отцу».

Беднейшие классы в Персии, не имеющие возможности приносить в жертву драгоценные одеяния, имеют обыкновение привязывать к ветвям кусочки разноцветных тканей, и считается, что эти тряпки имеют особую способность излечивать болезни. Такие деревья часто расположены вблизи колодца или могилы святого человека и поэтому считаются особенно священными.

Этот рассказ мог бы относиться к Ирландии, ибо и сама вера, и церемонии в точности совпадают, их и сегодня все еще можно наблюдать и в Иране, и в Эрине. Однако не все деревья считались святыми — только те, на которых не было съедобных плодов, что могут питать людей; может быть, этот предрассудок связан со смутной памятью о древе с плодами зла, в то время как все искали Древо жизни, обещавшее дар бессмертия. В Персии особенно почитали платаны, в Египте — пальмы, в Греции — дикие оливы, а кельтские народы — дуб. Иногда среди ветвей зажигали крошечные свечи, и этот огонь как бы изображал присутствие божества. Следует заметить, говоря о родстве ирландцев и иранцев, что древнее персидское название дерева — дар[5], а ирландцы называют свое священное древо дуб — darragh.[6]

Вера в существование племени сверхъестественных созданий, стоящих на полпути между человеком и Высшим Божеством, прекрасных и благодетельных, племени, которое никогда не знало тягот человеческой жизни, также было частью религии иранских народов. Они называли их «пери» или Feroьers («фейри»)[7], и у них есть чудесные легенды о прекрасных Dukhtari Shah Periвn — «дочерях царя фей»: мужчины изнемогали от тщетного желания хоть раз увидеть их красоту, но если это желание исполнялось и им удавалось хоть раз посмотреть на пери, они умирали. Все народы верят в существование таких таинственных духов, которые обладают таинственным и могучим влиянием на жизнь и деятельность людей, но все народы представляют их по-разному, согласно местным обычаям и окружающим условиям. Так, русские верят в призрак Украины, прекрасной молодой девушки, одетой в белое, которая встречает странника в пустынных снежных степях и заманивает его, погружая своими поцелуями в роковой сон, от которого он уже никогда не сможет пробудиться. Легенды скандинавов также все отражают их собственный жизненный опыт: скрип и грохот льда — это удар молотка бога Тора, иней — это борода инеистого великана; и когда их солнечный бог Бальдр начинает умирать в день летнего солнцестояния, они зажигают сосновые ветви, чтобы проводить его по дороге вниз, в подземное царство, а когда он после зимнего солнцестояния возвращается в верхний мир, они сжигают рождественское полено и вешают светильники на ели, чтобы осветить ему путь наверх. Эти традиции — пережиток древнего почитания солнца, но и крестьяне, которые возжигают огни Ваала на летнее солнцестояние, и представители высших классов, которые зажигают огни на блестящей рождественской елке, забыли происхождение этого обычая, хотя старый как мир символ и его употребление сохранились.

Сиды, или фейри, Ирландии все еще сохраняют все добрые черты своей старинной персидской расы, поскольку в мягком, ровном климате Ирландии нет страшных природных явлений, которые могли бы найти себе воплощение в каких-то новых образах, а щедрые, веселые эльфы — сами по себе лучшее и наиболее верное отражение ирландского характера, которое только можно было бы придумать. Феи любили музыку, танцы, веселье; и, прежде всего, они всегда хотели, чтобы их оставили в покое и не мешали бы им соблюдать свои собственные эльфийские обычаи и привычки и проводить время по-своему. Кроме того, они, как и ирландцы, обладали тонким чувством права и справедливости, их восхищали щедрая рука и доброе слово. Все укромные места Ирландии были населены этими светлыми, счастливыми, прекрасными созданиями, и для ирландского характера, который всегда испытывал нужду в духовном, любил все туманное, мистическое, похожее на сон, все сверхъестественное, какое-то неизъяснимое очарование заключалось в мысли о том, что кругом находятся добрые духи, исполненные сочувствием к смертным, страдающим от несправедливости и нуждающимся в помощи. Однако феи иногда могли быть капризными и прихотливыми, как дети, и страшно мстили тем, кто начинал строить что-то на их волшебных кругах или подглядывал за ними, когда они расчесывали свои длинные золотые волосы при свете солнца, или танцевали в лесах, или плавали в озерах. Смерть ждала всех, кто подходил слишком близко или с излишним любопытством вглядывался в тайны природы.

Для ирландского крестьянина земля и воздух были наполнены этими таинственными существами, которых они наполовину любили и наполовину боялись, и поэтому они старались умилостивить их лестью, называли «добрым народом», точно так же, как греки называли своих богинь ужаса «эвменидами»[8]. Их голоса слышались в горном эхе, их очертания можно было увидеть в пурпурно-золотом горном тумане; они шептали что-то среди ароматных ветвей боярышника; шорох осенних листьев был звуком шагов маленьких эльфов — красных, желтых, коричневых, — они радостно плясали, утопая в порывах ветра, а ячмень гнулся, качаясь, потому что король эльфов и его двор скакали по полям. Они танцевали бесшумными ножками и ступали так легко, что капли росы, на которых они плясали, лишь дрожали, но не разбивались. Музыка фей была тихой и сладкой, под нее было так же «сладостно млеть», как слыша игру великого бога Пана у реки[9]; они питались лишь нектаром из чашечек цветов, хотя в своих волшебных дворцах они предлагали смертным, которых похищали, великолепные пиры, — но горе тому смертному, кто вкушал эльфийской еды — есть означало смерть. Все беды мира происходят от еды: если бы только Ева воспротивилась искушению и не съела яблоко, то все наше племя могло бы до сих пор жить в раю. Сиды с завистью смотрели на красивых маленьких человеческих детей и крали их, когда только могли, а дети самих сидов и смертных матерей, как считалось, росли сильными и могучими, но характер у них был злой и опасный. Есть также поверье, что каждые семь лет феи должны приносить жертву лукавому, и чтобы спасти своих собственных детей, они стараются похитить какую-нибудь прекрасную смертную девушку и отдать ее князю тьмы.

Догматическая религия и наука уже давно убили в культурной Европе способность творить миф и поэзию. Она существует теперь только как врожденный и инстинктивный дар у детей, поэтов и народов, похожих на детей, таких как ирландцы — простых, веселых, благочестивых и неграмотных, которые не менялись веками, которых их язык отгородил от остальной Европы; наука, культура и холодные насмешки скептиков никогда еще не проникали за этот защитный покров.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:21 pm

Ирландцы с готовностью приняли христианство. В его основе лежал трогательный рассказ о юной и прекрасной Деве-Матери и Боге-Ребенке, он затрагивал глубочайшие чувствительные струны в нежном, любящем и благожелательном сердце ирландца. Однако оно не уничтожило легенды о древних временах, новая христианская вера приняла их и включила в себя. Остались и священные колодцы, и святые деревья, и они стали даже еще более священными благодаря связи с именем какого-нибудь святого. И до сего дня старая мифология держится с силой и жизненностью, не тронутыми никакими признаками слабости или разложения. Греки, которые происходят от того же первоначального племени, что и наш народ, благодаря влиянию высочайшей культуры достигли полноты и совершенства вечной юности, но ирландцы — без культуры — остались вечно детьми, среди которых все еще сильны детские суеверные чувства: они способны поверить во что угодно, поскольку, чтобы сомневаться, нужно знать. Они никогда, подобно грекам, не поднимались до понятия о расе, более благородной, нежели они сами, — о людях, более сильных и одаренных, с бессмертным божественным огнем в венах; о женщинах, божественно прекрасных или вдохновленных божеством; но ирландцы и никогда не уничтожали образа Божьего в своих сердцах неверием или неблагочестием. Одно из самых прекрасных и трогательных свидетельств веры в человеческой истории — это неколебимая преданность ирландского народа его старинной религии, несмотря на преследования и жестокие законы, более оскорбительные и унизительные, чем что-либо, что когда-либо одна христианская секта причиняла другой.

При такой благочестивой натуре было бы невозможно сделать ирландцев нацией скептиков, если бы даже целый легион германских рационалистов явился среди них, чтобы проповедовать крестовый поход против всякой веры в духовное и невидимый мир. И древние традиции их племени так крепко держатся в сердцах еще и потому, что ирландцы — артистичный народ; для обожания и любви им требуются предметы, а не просто абстракции, которые может принять в таком качестве их разум. Кроме того, они нация поэтов; Бог всегда рядом с ними; святые, и ангелы, и призрачные создания земли и неба со смесью любви и страха постоянно влекут ум ирландцев в бесконечный, невидимый мир. Возможно, ни одна традиция или обычай, которые берут свое начало в религиозных верованиях, не были утрачены в Ирландии за долгую череду веков с тех пор, как первые люди с Востока прибыли сюда и поселились на наших берегах. На летнее солнцестояние все еще горят огни Ваала, только уже не в честь солнца, а ради Иванова дня; и крестьяне все еще проводят свой скот между двух огней — но не во имя Молоха, как раньше, а во имя какого-нибудь святого покровителя. То, что все ирландские легенды говорят о том, что они пришли с Востока, а не с Севера, совершенно точно; они указывают на теплую землю, а не на страну айсбергов, где гремит гром, когда разбиваются закованные льдом реки, на страну, где тень деревьев и холодный ветерок от сверкающего колодца были дарящим жизнь благословением природы. Почитание колодцев не могло зародиться в такой влажной стране, как Ирландия, где колодцы можно найти на каждом шагу и где земля и небо всегда тяжелы и насыщены влагой. Оно должно было прийти от восточного народа, странствовавшего по сухой и жаждущей земле, там, где открытие колодца казалось вмешательством ангела во благо человеку.

Древние хроники говорят нам и о том, что некогда в Ирландии господствовало почитание змей и что святой Патрик уничтожил змеиного идола Crom-Cruadh (Великого червя)[10] и бросил его в Бойн (отсюда и возникла легенда, что Патрик изгнал с острова всех ядовитых тварей). Поскольку ирландцы никогда не могли видеть змей, которых в Ирландии нет, такой культ должен был прийти с далекого Востока, где это прекрасное и смертельное создание считается символом духа зла; его почитают и умилостивляют вотивными приношениями, как поступали в Древнем мире со всеми злыми сущностями в надежде отвратить от людей их ненависть и заставить их проявить жалость и милосердие; точно так же и египтяне умилостивляли священных крокодилов тонкой лестью и вешали им в уши драгоценные камни. У ирландцев, судя по всему, не было какого-то своего особенного, национального культа. Их погребальные церемонии напоминают Египет, Грецию и другие древние восточные страны, откуда они привезли свой обычай поминок: отсюда пришли надгробные плачи, скорбящие женщины, погребальные игры. В Спарте после кончины царя или великого полководца справляли поминки и устраивали погребальный плач, что не было принято в остальной Греции: спартанцы говорили, что научились этому у финикиян, и их особенный обычай поразительно похож на ирландский. Вспоминали все доблести покойного, и хор нанятых плакальщиц рыдал над телом — у греков они кричали «элелеу», тот же самый крик, что и ирландское «у-лу-лу». Обычай предпочитать женщин мужчинам для погребального плача существовал во всем античном мире, поскольку открытое проявление скорби считалось ниже достоинства мужчины. Именно Кассандра завела плач над телом Гектора, и Елена стала первой возносить хвалу в его честь. Погребальные песни в Египте, Аравии и Абиссинии все очень похожи на ирландские; действительно, надгробный выкрик везде тот же самый, и египетская жалоба «Хай-лу-лу! Хай-лу-лу!», которую возглашали над умершим, возможно, и была первоначальной формой ирландского плача.

Греки всегда старались уменьшить ужас смерти, и именно для этого они учредили погребальные игры; и погребальные церемонии имели вид праздника, где люди ели, пили и совершали возлияния вином в честь умершего. У ирландцев также были свои погребальные игры и особые танцы, во время которых они сбрасывали верхнюю одежду, становились в круг, взявшись за руки, и двигались медленно вокруг скорчившейся в центре круга женщины, закрывавшей лицо руками. Еще одной особой частью церемонии было появление женщины с коровьей головой и рогами, такой же как Ио является в сцене из «Прометея» Эсхила. Эта женщина, возможно, должна была изображать рогатый полумесяц, древнюю Диану, богиню Смерти. Обычай снимать одежды, несомненно, обозначал сбрасывание одежд плоти. Мы ничего не принесли в этот мир и, конечно, ничего не уносим с собой. Душа должна встать непокрытой перед Господом.

На островах западного побережья Ирландии, где до сих пор живы самые древние суеверия, есть странный обычай. Нельзя начинать погребального плача, пока не пройдет трех часов с момента смерти, поскольку, как говорят там, звук рыданий помешает душе говорить с Богом, когда она предстанет перед Ним, и разбудит двух огромных собак, которые следят за душами умерших, пытаясь пожрать их, — и Сам Господь небесный не сдержит их, если они проснутся. Эта традиция поминания умерших в тишине, в тот момент, когда душа стоит перед Богом, — красивое и торжественное суеверие, которое должно было зародиться среди людей, истово веривших в невидимый мир; возможно, оно относится к глубокой древности.

Звук ирландского надгробного плача поразительно торжествен. Никто не может слушать, как тянется это долгое минорное завывание «у-лу-лу» без сильного чувства и даже слез; однажды услышав, его невозможно забыть. Нет ничего оскорбительного для горя в самой мысли о нанятых плакальщицах; напротив, это прекрасная дань уважения умершему — повелеть, чтобы похвалы ему декламировали публично, перед лицом собравшихся друзей. Что-то неописуемо впечатляющее есть в виде этих скорбящих женщин, скорчившихся у погребального ложа с покрытой головой: они качаются из стороны в сторону и возглашают торжественную, древнюю песню смерти с мерным ритмом, иногда она поднимается до пронзительного рыдания. Они кажутся какими-то странными, туманными тенями видения из Древнего мира, и немедленно воображение переносится назад, на столь далекий Восток, в то время, когда все эти погребальные символы имели тайное и жуткое значение. Иногда рыдание, звук подлинного и мучительного горя, прорывается через пение нанятых плакальщиц. Ирландский плач, записанный с уст осиротевшей матери несколько лет назад, в буквальном переводе звучит так: «О, женщины, взгляните на меня! Взгляните на меня, женщины! Видели ли вы когда-либо такую скорбь, как моя? Видели ли вы подобную мне в моей скорби? Арра, мой дорогой, мой дорогой, это твоя мать зовет тебя. Как же долго ты спишь. Видишь ли ты всех этих людей вокруг тебя, мой дорогой, и как я горько плачу? Арра, что это за бледность на этом лице? Воистину, не было равного ему в Ирландии красотой и белизной, твои волосы были тяжелы, как вороново крыло, и твоя кожа была белее, чем ручка знатной дамы. Неужели чужие люди должны нести меня в могилу, а сын мой лежит здесь?»

Эта трогательная жалоба звучит так совершенно по-гречески и по форме и по чувству, что ее можно было бы принять за фрагмент из хора в «Гекубе» Еврипида. Даже «Арра» напоминает одно из греческих слов, которые греки часто использовали, начиная предложение или задавая вопрос, хотя, конечно, сходство может быть лишь поверхностным.

Предания и легенды, которые рассказывают крестьяне на ирландском языке, гораздо более дики и странны, и в них гораздо больше духа старого мира, чем в обычных волшебных сказках, которые люди рассказывают по-английски, как можно видеть из следующей мифической истории, переведенной с ирландского; говорят, что ей уже тысяча лет.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:21 pm

Рогатые женщины

Однажды ночью богатая женщина засиделась за расчесыванием и приготовлением шерсти, в то время как вся семья и слуги спали. Вдруг раздался стук в дверь и голос позвал:

— Откройте! Откройте!

— Кто там? — спросила хозяйка дома.

— Я ведьма об одном роге, — был ответ.

Хозяйка, подумав, что кто-то из соседок зовет на помощь, открыла дверь, и вошла женщина; в руке у нее была пара чесалок, а на лбу рог, как будто он всегда был тут. Она молча села у огня и начала чесать шерсть со страшной быстротой. Вдруг она остановилась и сказала:

— Где женщины? Они слишком опаздывают.

Тогда раздался второй стук в дверь, и голос позвал как прежде:

— Откройте! Откройте!

Хозяйка сочла своим долгом встать на этот зов и открыть, и тут же вошла вторая ведьма с двумя рогами на лбу, в руке ее было веретено.

— Дайте и мне сесть, — сказала она. — Я ведьма о двух рогах. — И она принялась прясть со скоростью молнии.

И так продолжались стуки в дверь, слышались крики, и ведьмы входили, пока наконец двенадцать женщин не уселись вокруг огня — первая с одним рогом, последняя с двенадцатью рогами. И они чесали нити, крутили свои веретена, мотали и ткали, пели все вместе древнюю песню, но ни словом не обмолвились с хозяйкой дома. Странно было слушать и страшно смотреть на этих двенадцать женщин с их рогами и их веретенами; хозяйка испугалась до полусмерти; она силилась встать, чтобы попытаться позвать на помощь, но не могла ни пошевелиться, ни слова сказать, ни закричать, потому что на ней были ведьминские чары.

Тогда одна из них обратилась к ней на ирландском и сказала:

— Поднимись, женщина, и приготовь нам пирог.

Тогда хозяйка стала искать сосуд, чтобы принести воду из колодца, замесить муку и сделать пирог, но она не смогла найти ничего. И они сказали ей:

— Возьми сито и принеси в нем воду.

И она взяла сито и пошла к колодцу, но вода выливалась из него, и она не смогла нисколько принести для пирога; она села у колодца и заплакала. Тогда рядом с ней раздался голос и сказал:

— Возьми желтую глину и мох, соедини их и замажь сито так, чтобы оно держало воду.

Так она и сделала, и сито удержало воду для пирога. И голос снова сказал:

— Возвращайся, и когда ты окажешься в северном углу дома, громко крикни три раза и скажи: «Гора белых женщин» и небо над ней охвачена огнем».

И она так и сделала.

Когда ведьмы внутри услыхали эти слова, протяжный и ужасный крик сорвался с их губ, и они бросились вон с дикими стенаниями и визгом и понеслись к Сливнаман[11], где было их жилище. Но дух колодца приказал хозяйке дома войти и подготовить дом против колдовства ведьм, если они вернутся снова.

Во-первых, чтобы разрушить их чары, она разбрызгала воду, в которой мыла ноги детям (ножную воду), за дверью на пороге; во-вторых, она взяла пирог, который ведьмы приготовили в ее отсутствие из муки, смешанной с кровью, которую они вытянули у домочадцев, пока те спали. И она разломала пирог на кусочки и положила по кусочку в рот каждому спящему, и они тут же поправились; и она взяла ткань, которую они соткали, и положила ее наполовину внутрь, наполовину снаружи сундука с замком; а напоследок она заперла дверь большой перекладиной, закрепленной на косяках, так что они не могли войти. И, сделав все это, она стала ждать.

Не прошло много времени, как ведьмы вернулись назад, и они были в бешенстве и призывали к мщению.

— Открой! Открой! — вопили они. — Открой, ножная вода!

— Я не могу, — отвечала ножная вода, — я рассеяна по земле и дорога моя — вниз, к озеру.

— Открой, открой, древесина, и стойка, и перекладина! — крикнули они двери.

— Я не могу, — сказала дверь, — потому что на косяках укреплена перекладина и у меня нет сил сдвинуться.

— Открой, открой, пирог, который мы приготовили и смешали с кровью, — снова закричали они.

— Я не могу, — сказал пирог, — потому что я разломан и разбит и кровь моя на губах спящих детей.

Тогда ведьмы помчались по воздуху с протяжными криками и полетели назад к Сливнаман, проклиная необыкновенными проклятиями дух колодца, который хотел их погубить; но женщину и дом они оставили в покое, а накидку, оброненную одной из ведьм во время полета, хозяйка оставила у себя на память о страшной ночной схватке; и эта накидка оставалась во владении той же самой семьи от поколения к поколению еще пятьсот лет спустя.

Легенда замка Баллитовтас[12]

Следующая сказка, которую я выбрала, написана в более легком и более современном духе. В ней можно найти все обычные элементы волшебной сказки, но для наших детей и нянюшек она станет новинкой, и, будучи хорошо иллюстрирована, могла бы быть приятным и оригинальным дополнением к довольно избитым легендам, на которых до сих пор воспитывались дети многих поколений.

В старые времена там, где сейчас замок Баллитовтас, жил бедный человек по имени Товтас. Это было время, когда манна небесная падала на землю с вечерней росой, и Товтас жил собирая манну и таким образом кормился, потому что он был бедный человек и больше ничего не имел.

Однажды той дорогой проходил разносчик с прекрасной юной дочерью.

— Пусти нас переночевать, — сказал он Товтасу, — потому что мы устали.

И Товтас так и сделал.

На следующее утро, когда они собрались уходить, его сердце затосковало по юной девушке, и он сказал разносчику:

— Отдай мне твою дочь в жены.

— А как ты будешь содержать ее? — спросил разносчик.

— Лучше, чем ты, — ответил Товтас, — потому что она ни в чем не будет нуждаться.

И он рассказал им все о манне: как он выходит каждое утро, когда она ложится на землю с росой, и собирает ее, как его отец и его предки делали это до него и жили благодаря этому всю жизнь, так что ни он, ни его близкие никогда не знали нужды.

Тогда девушка дала понять, что она хотела бы остаться с молодым человеком, и разносчик дал согласие, и они поженились, Товтас и прекрасная юная девушка; и разносчик оставил их и ушел своей дорогой. Так проходили года, и они были очень счастливы и никогда не нуждались; и у них был один сын, красивый статный юноша, и он был настолько умен, насколько и пригож.

Но в должное время старый Товтас умер, и после того, как ее муж был похоронен, женщина вышла собирать манну так, как, она видела, делал он, когда роса ложится на землю; но она скоро устала и сказала себе:

— Почему я должна делать это каждый день? Я сейчас соберу достаточно, чтобы хватило на неделю, а потом смогу отдыхать.

И так она жадно набрала большую кучу манны и пошла своей дорогой в дом. Но грех жадности лег на нее навечно, и ни крупицы манны не упало с росой ни этим вечером, ни когда-либо еще. И она обеднела и ослабела от голода, и должна была идти работать в поле, чтобы заработать на кусок хлеба, чтобы прокормить себя и сына; она выпрашивала медные монеты у людей, идущих в церковь, и платила ими за обучение своего сына в школе; так он продолжал свое учение, и не было в графстве никого, кто сравнился бы с ним в красоте и знаниях.

Однажды он услыхал, как люди рассказывают, что где-то в Дублине живет знатный лорд, у которого такая красивая дочь, что подобной ей никогда не видано; и все блестящие молодые джентльмены сходили по ней с ума, но ей никто из них не нравился. И он пришел домой к матери и сказал:

— Я отправлюсь, чтобы увидеть эту дочь знатного лорда. Может, мне повезет больше, чем всем этим блестящим молодым джентльменам, которые влюблены в нее.

— Ну и иди, дурачок! — сказала мать. — Как может бедняк превзойти богачей?

Но он стоял на своем.

— Даже если я погибну по пути, — сказал он, — я все равно попытаюсь.

— Тогда подожди, — ответила она, — до воскресенья, и я отдам тебе половину всего, что получу.

Итак, она дала ему половину денег, которые набрала у церковных дверей, и пожелала ему счастливого пути во имя Господа. Не успел он еще уйти далеко, когда встретился ему бедный человек, который попросил у него какую-нибудь мелочь ради Бога. Тогда он дал ему немного из материнских денег и пошел дальше.

Снова встретился ему другой, и умолял дать что-нибудь во имя Господа, чтобы купить еду, и ему он тоже дал немного и потом отправился дальше.

— Подай мне что-нибудь ради Бога, — воскликнул голос, и он увидел перед собой третьего бедняка.

— У меня ничего не осталось, кроме нескольких пенсов, — сказал Товтас, — если я подам тебе, у меня ничего не будет на еду и я умру с голоду. Но пойдем со мной, и все, что я смогу купить на это, я разделю с тобой.

И по дороге к постоялому двору он рассказал нищему всю свою историю, и как он хотел отправиться в Дублин, но теперь у него не было денег. Так они пришли на постоялый двор, и он попросил хлеба и молока.

— Разрежь хлеб, — сказал он нищему. — Ты старший.

— Не буду, — сказал тот, потому что ему было стыдно, но Товтас настоял на своем.

И так нищий разрезал хлеб, но хотя они ели, он совсем не уменьшался, и хотя они выпили молока сколько хотели, его не стало меньше. Тогда Товтас поднялся, чтобы заплатить, но когда хозяйка подошла и посмотрела, она сказала:

— Как же это? Вы ничего не съели. Я не возьму ваших денег, бедный мальчик.

Но он настоял, чтобы она взяла немного, и они ушли и отправились дальше вместе.

— Итак, — сказал нищий, — сегодня ты три раза сделал мне добро, потому что трижды я повстречался тебе, и ты каждый раз помогал мне во имя Господа. Смотри, и я могу помочь тебе. — И он протянул прекрасному юноше золотое кольцо. — Куда бы ты ни поместил это кольцо, только пожелай — и появится золото, сверкающее золото, так что ты никогда не будешь нуждаться, пока оно у тебя.

Тогда Товтас положил кольцо сначала в один карман, потом в другой, и так, пока все его карманы не стали такими тяжелыми от золота, что он едва мог идти; но когда он обернулся, чтобы поблагодарить доброго нищего, тот исчез.

Итак, дивясь про себя всем своим приключениям, он продолжал идти, пока не оказался наконец в виду дворца лорда, на который стоило полюбоваться, но он не вошел внутрь, пока не купил прекрасную одежду и не стал таким великолепным, как какой-нибудь принц; и затем он смело поднялся, и они пригласили его, говоря между собой: «Наверное, он королевский сын».

И когда настал час обеда, дочь лорда взяла под руку Товтаса и улыбнулась ему. И он пил дорогие вина и потерял голову от любви; но наконец вино одолело его, и слугам пришлось отнести его в постель; и, добираясь до своей комнаты, он уронил кольцо с пальца, но не заметил этого.

Потом, утром, дочь лорда проходила мимо и бросила взгляд на дверь его спальни, а около нее лежало кольцо, которое она видела на его руке.

— Ах, — сказала она, — теперь я подразню его этим кольцом.

И она положила его в свою шкатулку, и ей захотелось быть богатой, как королевская дочь, чтобы королевский сын мог жениться на ней; и, глядь, шкатулка наполнилась золотом так, что она не смогла закрыть ее; и она положила ее внутрь другой шкатулки, и та тоже наполнилась; и тогда она испугалась этого кольца и положила его в карман, как в самое безопасное место.

Но когда Товтас проснулся и обнаружил потерю кольца, сердце его опечалилось.

— Теперь, — сказал он, — удача действительно покинула меня.

И он спрашивал всех слуг, а потом дочь лорда, и она смеялась — по ее смеху он понял, что оно у нее, но никакие уговоры не могли заставить ее вернуть кольцо; когда все оказалось бесполезным, он ушел и направился к своему старому дому.

Товтас был очень несчастен; он рухнул на папоротники около старой крепости, ожидая прихода ночи, потому что не хотел идти домой при свете дня, боясь, что люди будут смеяться над ним за его глупость. И когда смеркалось, три кота вышли из крепости, разговаривая между собой.

— Как долго нет нашего повара, — сказал один.

— Что с ним могло случиться? — сказал другой.

И так они ворчали, пока не подошел четвертый кот.

— Где ты пропадал? — сердито спросили они все сразу.

Тогда он рассказал свою историю — как он встретил Товтаса и дал ему кольцо.

— И я как раз отправился во дворец лорда посмотреть, как там повел себя молодой человек; и я прыгнул через обеденный стол, а нож лорда задел мой хвост; три капли крови упали на его тарелку, но он не заметил этого и проглотил их вместе с мясом. Так что теперь у него внутри три котенка и он умирает от боли, и никогда не исцелится, пока не выпьет три глотка воды из колодца Баллитовтаса.

Итак, когда молодой человек услышал разговор котов, он вскочил и пошел, и сказал своей матери, чтобы она дала ему три бутылки полные воды из колодца Товтаса, и решил отправиться к лорду, переодетый доктором, и вылечить его.

Так он вышел и направился в Дублин. И все доктора Ирландии собрались вокруг лорда, но ни один из них не мог сказать, что причиняет ему боль или как вылечить его. Тогда Товтас вошел и сказал:

— Я вылечу его.

Тогда ему предоставили комнату и угощение, и когда он отдохнул, он дал три глотка колодезной воды его лордству, и тут же наружу выскочили три котенка. И был большой праздник, и с Товтасом обращались как с принцем. Но все равно он так и не смог получить кольцо у дочери лорда, поэтому снова отправился домой в полном унынии и говорил себе:

— Если бы я мог снова встретить того человека, который дал мне кольцо, кто знает, может быть, удача снова улыбнулась бы мне?

И он присел отдохнуть в лесу и увидел, как невдалеке три парня ссорились под дубом.

— Стыдно вам так ругаться, — сказал он им. — Из-за чего спор?

Тогда они рассказали ему.

— Наш отец, — сказали они, — прежде чем умереть, зарыл под этим дубом кольцо, с помощью которого ты можешь оказаться в любом месте за две минуты, если только пожелаешь; кубок, который всегда полон, пока стоит, и пуст, если его положить на бок; и арфу, которая играет сама любую мелодию, которую ты назовешь или пожелаешь.

— Я хочу поделить эти вещи, — сказал младший брат, — и тогда каждый сможет пойти и поискать счастья.

— Но я имею право на все, — сказал старший.

И они продолжали ссориться, пока Товтас наконец не сказал:

— Я скажу вам, как уладить дело. Приходите все сюда завтра, а я обдумаю это дело за ночь, и я обещаю, что вам не из-за чего будет больше ссориться, когда вы придете утром.

Итак, братья обещали оставаться добрыми друзьями до утренней встречи и ушли.

Когда Товтас увидел, что отделался от них, он выкопал кольцо, кубок и арфу и сказал:

— Теперь у меня все в порядке, а им больше не о чем будет спорить утром.

И снова отправился он в замок лорда с кольцом, кубком и арфой; но вскоре он вспомнил о силе кольца и через две минуты уже был в большом зале, где все лорды и леди как раз сидели за обедом; и арфа заиграла нежнейшую музыку, и все слушали в восхищении; и он пил из кубка, который никогда не пустел, а потом, когда голова его немного закружилась, он сказал:

— Ну, хватит.

И, обхватив рукой стан дочери лорда, он схватил свою арфу и кубок другой рукой и прошептал:

— Хочу, чтобы мы оказались около старой крепости со стороны леса.

И в две минуты они оба попали в нужное место. Но его голова отяжелела от вина, и он положил арфу рядом и заснул. И когда она увидела, что он спит, она сняла кольцо с его пальца, подняла с земли арфу и кубок, и не прошло и двух минут, как она вернулась домой, во дворец своего отца.

Когда Товтас проснулся и обнаружил, что и предмет его мечтаний, и все его сокровища, которые были рядом, исчезли, он чуть не сошел с ума и бродил по окрестностям, пока не вышел к фруктовому саду, где увидел дерево, покрытое румяными красными яблочками. Так как его томили голод и жажда, он сорвал одно и съел, но едва он успел его проглотить, из его лба начали расти рога, и они становились все больше и длиннее, пока он не понял, что с виду он вылитый козел, и, что бы он ни делал, он не мог избавиться от них. Тогда он действительно обезумел, воображая, как соседи будут смеяться над ним; и когда он бушевал и вопил от стыда, он заметил другое дерево с яблоками еще более красивыми и румяно-золотыми.

— Пусть у меня вырастет хоть пятьдесят пар рогов, я должен их попробовать, — сказал он; и, схватив одно яблоко, он попробовал его, и как только он сделал это, рога сразу отпали, и он почувствовал, что выглядит сильнее и красивее, чем раньше.

— Ну, теперь наконец-то она моя, — воскликнул он. — Теперь я всем им приделаю рога и не уберу их, пока они не отдадут мне ее в невесты перед всем двором.

Без промедления он отправился во дворец лорда, захватив с собой столько яблок с обоих деревьев, сколько смог унести. И когда они увидели красоту плодов, они страстно пожелали их; и он отдал им все, так что в конце концов во всем пиршественном зале не осталось ни одной головы без рогов. Тогда они закричали и стали умолять избавить их от рогов, но Товтас сказал:

— Нет. Они останутся, пока дочь лорда не отдадут мне в невесты и не вернут мне все — два моих кольца, мой кубок и мою арфу.

И это было сделано перед лицом всех лордов и леди; и его сокровища были возвращены ему, и лорд вложил руку своей дочери в руку Товтаса, сказав:

— Бери ее, она твоя жена, только освободи меня от рогов.

Тогда Товтас достал золотые яблоки; все поели их, и рога отпали; и он забрал свою невесту и свои сокровища и перенес их домой, где он построил замок Баллитовтас на том месте, где стояла хижина его отца, и окружил колодец стенами. И когда он наполнил свою сокровищницу золотом так, что никто не смог бы счесть его богатства, он зарыл свои волшебные сокровища глубоко в землю, и ни один человек не знал где, и ни один человек не смог найти их до наших дней.

История о волке

Превращение в волка — любимая тема ирландских легенд, и, собравшись в зимние ночи вокруг очага и подкидывая торф в огонь, крестьяне рассказывают множество ошеломляющих историй о странных приключениях с волками. Эти истории пришли к ним от предков в древние, стародавние времена — ибо теперь волков в Ирландии уже нет.

Итак, один юный крестьянин по имени Коннор потерял однажды из своего стада двух прекрасных коров, и никто о них ничего нигде не знал и не мог рассказать ему. Так что он решил отправиться искать их по всей стране; взял он в руку прочную терновую палку и пошел своей дорогой. Он шел весь день, проходя милю за милей, но коров своих так и не увидел. Настал вечер, и стало уже очень темно; Коннор устал и проголодался, и кругом не было места, где можно было бы устроиться на ночлег — ибо он оказался в самой середине мрачной, безлюдной вересковой пустоши; не было видно ни одного жилища, если не считать длинного, низкого, грубо построенного амбара, где могли бы жить одни лишь разбойники или дикие звери. Но из щели между досками все-таки пробивался свет, и Коннор собрал все свое мужество, подошел и постучал в дверь. Немедленно ему открыл высокий, худой, седовласый старец с пристальными темными глазами.

— Входи, — сказал он, — и привет тебе. Мы тебя ждали. Вот моя жена. — Старец подвел его к очагу, где сидела старая, худая, седовласая женщина с длинными острыми зубами и страшными сверкающими глазами.

— Привет тебе, — сказала она. — Мы тебя ждали, пора ужинать. Садись и поешь с нами.

Хотя Коннор был храбрым парнем, даже он слегка удивился при виде этой странной особы. Однако поскольку у него с собой была прочная палка, он решил, что в случае чего сможет побороться за свою жизнь и за право идти дальше, а пока можно и отдохнуть и поесть, поскольку он уже проголодался и устал, а теперь уже была черная ночь, и ему было не найти дороги обратно домой, даже если бы он и хотел. Так что парень сел у очага, пока старуха помешивала варево на огне. Однако Коннору казалось, что она все время следит за ним своими пристальными зоркими глазами.

Затем в дверь постучали. Старик встал и открыл. В дверь вошел молодой, красивый черный волк; он немедленно прошел по комнате во внутренние покои дома, и через несколько минут оттуда вышел черноволосый, стройный, красивый юноша, который сел за стол и внимательно посмотрел на Коннора своими сверкающими глазами.

— Привет тебе, — сказал он, — мы тебя ждали.

Коннор не успел ответить, как снова послышался стук, и вошел второй волк, который также прошел внутрь дома, как и первый, и вскоре еще один темноволосый красивый юноша вышел и сел с ними ужинать, пристально глядя на Коннора своими зоркими глазами, но ничего не сказал.

— Это — наши сыновья, — пояснил старик. — Скажи им, чего ты хочешь и зачем ты пришел к нам, поскольку мы живем одни и не хотели бы, чтобы здесь за нами следили и чтобы сюда являлись чужие люди.

Тогда Коннор рассказал свою историю, сказал, что потерял двух прекрасных коров, и искал весь день, и не нашел никакого следа их; что не знает ничего о том месте, где очутился, ни о добром господине, который пригласил его поужинать; но если бы они просто могли ему сказать, где он сможет найти своих коров, он был бы им очень благодарен и тут же отправился бы домой.

Все они расхохотались и посмотрели друг на друга, и старая женщина показалась Коннору еще страшнее, чем раньше, когда она обнажила свои длинные острые зубы.

На это Коннор уже разозлился — он вообще был парень горячий, крепко схватился он за свою терновую палку, встал и потребовал, чтобы они открыли ему дверь: он-де пойдет своей дорогой, раз они его не слушают и только насмехаются над ним.

Тогда старший из юношей встал.

— Подожди, — сказал он, — конечно, мы свирепы и злы, но доброты мы никогда не забываем. Разве ты не помнишь, как однажды в долине ты нашел бедного маленького волчонка, ему было так больно, и он уже был готов умереть, ибо острая колючка пронзила ему бок? А ты был так добр, что вытащил колючку и дал ему напиться, и пошел своим путем, оставив его мирно отдыхать?

— Да, конечно, я хорошо это помню, — сказал Коннор, — и помню, как бедный маленький зверек в благодарность лизнул мою руку.

— Хорошо же, — сказал юноша. — Я и был тот волк, и я помогу тебе, если смогу, только останься у нас сегодня ночью и ничего не бойся.

Так они сели снова ужинать и весело пировали, а затем все крепко заснули, и Коннор уже ничего не помнил до того, как проснулся утром и оказался у огромного стога на своем собственном поле.

«Конечно же, — подумал он, — то, что приключилось прошлой ночью, совсем не было сном, и когда я приду домой, я, конечно, найду своих коров, ибо этот прекрасный и любезный молодой волк обещал мне помочь, и я уверен, что он меня не обманет».

Но когда он пришел домой и оглядел двор, коровник и поле, то оказалось, что коров нигде нет, и даже нет никакого их следа. Поэтому Коннор очень расстроился и пал духом. Но тут рядом в поле он разглядел трех самых прекрасных (и странных) коров, которых когда-либо видел. «Наверное, случайно забрели, — сказал он сам себе, — с чьего-то соседского поля». Он взял большую хворостину, чтобы прогнать их через ворота в поле. Однако когда он дошел до ворот, там стоял молодой черный волк и смотрел на него, а когда коровы попытались пройти через ворота, зверь клацнул на них зубами и отогнал обратно. Тогда Коннор понял, что его приятель-волк сдержал свое слово. Так что он позволил коровам спокойно вернуться на поле; и там они и остались, и стали самыми лучшими коровами во всей стране; их потомки живут и здравствуют и по сей день, а сам Коннор стал богатеть и процветать, ибо ни одно доброе дело не остается без награды — оно навеки приносит счастье тому, кто его сделал, как говорится в старой пословице:

Благо сотворил — счастье получил.

Но Коннор потом уже никогда не мог попасть на ту вересковую пустошь и найти тот одинокий амбар, хотя он искал повсюду, потому что хотел поблагодарить хозяев, ибо он чувствовал себя обязанным своим друзьям-волкам; и никогда он больше не встречал никого из этого семейства, но каждый раз горевал, когда в город для награды приносили убитого волка, боясь, что на сей раз жертвой мог оказаться его добрый друг. А в то время волков в Ирландии стало так много (ибо страна была опустошена постоянными войнами), что за каждую волчью шкуру, которую приносили на двор к судье, назначили награду и платили большие деньги. Было это во время королевы Елизаветы, когда английские войска беспрестанно воевали с ирландским народом, и в Ирландии уже было больше волков, чем людей, и сотни мертвецов лежали непогребенными у больших дорог, ибо не хватало рук, чтобы выкопать им могилы…

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:22 pm

Дурной глаз

Ничего другого так не боятся люди, ничто не считают они таким погибельным, как дурной глаз.

Дурной глаз может поразить человека в любой момент, если только не предпринимать самых величайших предосторожностей, и даже в таком случае невозможно помочь по-настоящему, если только не пригласить волшебника-целителя, который может изречь то тайное заклинание, которое одно может уничтожить зло и его роковое воздействие.

Дурной глаз может действовать множеством разных способов, и некоторые из них бывают гораздо страшнее других. Если некий человек окажется первым, кого вы встретили утром, то во всех ваших делах вам весь день не будет удачи. Если человек с дурным глазом остановился и внимательно смотрит на что-либо — на скот или на дитя, его взгляд несет в себе приговор: это рок, которого нельзя избежать, если только не прибегнуть к мощному защитному заклинанию. Однако если такой зложелатель произнесет над спящим ребенком стих, то ребенок непременно умрет, ибо это — песнопение нечистого, и ни одно заклинание не может сопротивляться злу или отвратить его. Иногда можно заколдовать, глядя на предмет внимательно через девять пальцев; это колдовство наносит особенный ущерб жертве, если та сидит у огня вечером при полной луне. Поэтому, чтобы не заподозрили в том, что у тебя дурной глаз, необходимо, посмотрев на ребенка, сразу же сказать «Благослови его Господь». А проходя по двору, где собирают коров для доения, надо сказать: «Божье благословение на вас и на всех ваших трудах». Если этого не сказать, то можно ждать самого худшего, и людей переполнит страх и тревога, если, конечно, тут же не вымолвить защитное заклинание.

Особое зловещее влияние взгляда, конечно, чувствовали в своей жизни многие люди; иногда само присутствие в комнате того, кто каким-то таинственным образом антипатичен нашей натуре, оказывает воздействие, которое словно парализует разум и речь. Ибо душа подобна тонко настроенной арфе, которая дрожит от малейшего внеш него воздействия; взгляд и присутствие некоторых людей рядом с нами могут излучать божественную радость, в то время как иные могут убить душу презрительной насмешкой или нахмуренным взором. Это незаметное воздействие мы зовем мистическим, но древние племена считали, что производят его духи — будь то добрые или злые — и что они воздействуют на нервы или на интеллект.

Несколько лет назад в Керри жила одна пожилая женщина, и считалось, что встреча с ней утром обещает такое несчастье, что все девушки имели привычку выходить после заката, чтобы принести воды на следующий день, дабы избежать ее злого взгляда — ибо всему, на что смотрела она, ее взгляд сулил потери и горе.

Был и мужчина, которого также боялись из-за странной, роковой силы его взгляда; так много бед и несчастных случаев приписывали его присутствию, что наконец его соседи настояли, чтобы он носил черную повязку поверх своего «дурного глаза» и не снимал ее, кроме тех случаев, когда его об этом просят, ибо иные ученые джентльмены, которые интересовались такими вещами, иногда приходили к нему и просили доказательств его силы, и он делал это на спор, пока пил со своими друзьями.

Однажды, близ руин старого замка, он встретил мальчика, который в большом горе плакал над своим любимым ручным голубем, который залетел на вершину постройки, и ничем нельзя было сманить его вниз.

— Что ты дашь мне, — спросил мужчина, — если я спущу его вниз для тебя?

— Дать мне нечего, — сказал мальчик, — но я помолюсь за тебя Богу. Только верни мне моего голубка, и я буду счастлив.

Тогда мужчина снял свою черную повязку и пристально посмотрел на птицу; и голубь внезапно упал на землю и лежал недвижимым, как будто пораженный молнией, но он не пострадал, и мальчик забрал его и радостный отправился домой.

У одной женщины в графстве Голуэй был очень красивый ребенок, такой красивый, что все соседи никогда не забывали сказать «Благослови его Бог», когда видели его, ибо они знали, что феи обязательно захотят украсть маленького и унести его к себе в холмы.

Но однажды случилось так, что пришла одна чужая старая женщина. «Позволь мне отдохнуть, — сказала она, — я ведь так устала». И она села и посмотрела на ребенка, но так и не сказала «Благослови его Бог». Отдохнув, старуха поднялась, снова внимательно молча посмотрела на малыша и затем пошла своей дорогой.

Всю последующую ночь ребенок рыдал и не мог уснуть. А весь следующий день он ныл, как будто бы от боли. Так что мать сказала об этом священнику, но он из страха перед феями не хотел ничего сделать. Бедная мать была просто в отчаянии; и тут как раз она увидела, как какая-то чужая женщина проходит мимо дверей.

— Кто знает, — сказала мать своему мужу, — может быть, эта женщина и поможет нам?

И они попросили ее зайти и отдохнуть. И, посмотрев на ребенка, женщина тут же сказала: «Благослови его Бог», и три раза сплюнула на него, и затем уже села.

— Что же ты дашь мне, — сказала она, — если я тебе скажу, из-за чего страдает ребенок?

— Я покрою твою руку серебром, — сказала мать, — столько, сколько ты хочешь, только скажи! — И она выложила деньги на руку женщины. — Теперь скажи мне правду, ради и во имя Марии и добрых ангелов!

— Что ж, — сказала незнакомка, — феи забрали твоего ребенка на эти два дня в холмы, и тот, кого они оставили на его месте, — подменыш. Но твоему ребенку уже сказали столько благословений, что феи не могут ему повредить. Ибо ему не хватило только одного благословения, и только один человек посмотрел на него дурным глазом. Теперь ты должна выследить эту женщину, затащить ее в дом и тайком отрезать кусок ее плаща. Затем сожги этот кусок рядом с ребенком, покуда дым от него не заставит малыша чихнуть; и, когда это случится, чары будут разбиты, и твой собственный ребенок вернется к тебе живым и здоровым заместо этого подменыша.

Затем незнакомка встала и ушла.

Весь тот вечер мать высматривала старуху и наконец увидела ее на дороге.

— Заходи же! — воскликнула она. — Заходи, добрая женщина, ибо у нас на сковородке — горячие оладьи и ужин готов.

Стало быть, женщина зашла, но так и не сказала «Да благословит вас Бог» ни людям, ни каким-либо другим живым существам, она только мрачно смотрела на ребенка, который кричал еще больше, чем раньше.

А мать сказала своей старшей девочке втайне отрезать кусок ткани от плаща женщины, когда они сели за ужин. И девочка сделала так, как она хотела, и отдала лоскут своей матери, и никто не знал об этом. Но, к их удивлению, как только это было сделано, женщина встала и вышла, не сказав никому ни слова, и больше они ее не видели.

Затем отец вынес ребенка на улицу, и сжег кусок ткани перед дверью, и держал мальчика над дымом, покуда он три раза сильно не чихнул, после чего он вернул ребенка обратно матери, которая уложила его в постель; там он мирно заснул с улыбкой на лице и уже больше не плакал таким болезненным криком. И когда он проснулся, мать поняла, что снова получила обратно от фей своего любимого мальчика, и ничего плохого с ним больше не случалось.

Влияния таинственной и зловещей силы дурного глаза во все времена чрезвычайно боялись как в Ирландии, так и в Египте, в Греции или в Италии, вплоть до сего дня. Все, что юно, прекрасно или совершенно в своем роде и что возбуждает естественное внимание и восхищение, особенно подвержено роковому воздействию, которое следует за взглядом дурного глаза. Поэтому у крестьян существует неистребимая привычка никогда не хвалить ничего, не добавив немедленно «Благослови его Бог», ибо если эту формулу пропустить, то тому, что таким образом похвалят, суждено самое худшее.

Это суеверие в Ирландии, должно быть, очень древнее, ибо в одной древней рукописи сказано, что Балор, гигант и герой племени фоморов, был способен своим взглядом заставить врагов окаменеть; вот как рассказывают о том, как он получил такую власть.

Однажды друиды были заняты своими заклинаниями; в их котле кипели какие-то чары или заклятие; мимо как раз проходил юный Балор. Ему было любопытно посмотреть на их работу, и он заглянул в открытое окно. Случилось так, что именно в эту минуту они подняли крышку котла, из него вырвался пар и попал в один из глаз Балора; этот пар нес в себе весь яд того заклинания. От этого его лоб вырос до таких размеров, что нужно было четыре человека, чтобы поднять его, когда он хотел применить к врагам силу своего ядовитого взгляда. Наконец он, согласно древней легенде, был убит за много веков до христианской эры в поединке на великой долине Маг Туиред (Долина Башен)[13], в битве за обладание Ирландией между Фир Болг и племенами богини Дану — ибо когда голову Балора еще не успели поднять, чтобы он пронзил врага и уничтожил его страшной силой своего взгляда, враг бросил камень, да так сильно, что он прошел прямо через дурной глаз и пронзил череп Балора, и великий маг упал и больше уже не поднялся.

Интересный рассказ об этой битве, который замечательным образом подтверждает касающиеся ее легенды, все еще ходит в тех местах, его приводит сэр Уильям Уайльд в своей работе «Лох-Корриб, его берега и острова». В древней рукописи сказано, что, когда молодого героя, защищавшего своего короля, убили, Фир Болг воздвигли над ним курган, и каждый принес свой камень, с тех пор тот курган называется Carn-in-en-Fhir (каирн[14] одного человека). Исследовав местность с копией рукописи в руке, сэр Уильям среди множества каменных гробниц, рассеянных по равнине, выделил определенный каирн, который, как кажется, наилучшим образом согласуется с описанием, и тщательно раскопал его под своим личным наблюдением.

Сначала была обнаружена большая каменная плита, положенная горизонтально; затем под ней оказалась другая, покрывавшая небольшую квадратную камеру, сложенную из камней, в которой находилась одна урна из обожженной глины, изящная и деликатная по форме и орнаменту; в ней находились обожженные человеческие кости. Нельзя сомневаться в том, что они принадлежали юноше из племени Фир Болг, которого таким образом почтили за верность, воздвигнув над ним Карн-ин-эн-Ир на исторической равнине в Мэйо.

Помимо Балора, в древности есть еще только один пример рокового воздействия дурного глаза[15]; он рассказан в житии святого Силана: у него на лбу был ядовитый волос, который убивал любого, кто смотрел на него первым по утрам. И поэтому все, кто устал от жизни — будь то от долгой болезни, или от горя, или просто от усталости, что приходит с годами, — обычно пытались попасть святому на глаза, чтобы их страдания завершились быстрой и легкой смертью. Но другой святой святой Молайше, прослышав о том, что святой Силан собрался посетить его церковь, решил, что отравленный волос больше не должен нести никому смерть. Поэтому Молайше встал рано утром, до того как поднялись все остальные, и пошел сам навстречу святому Силану; увидев, что тот идет по дороге, он смело приблизился и выдернул смертельный волос со лба Силана, но при этом он сам был сражен ядом и тут же упал мертвым.

Силу дурного глаза признают и законы брегонов[16]: там предписываются суровые меры против тех, кто пользуется этим дурным влиянием. «Если человек имеет обыкновение повреждать вещи из-за небрежения или по собственной воле, будь то, что он благословил, или то, что он не благословил, он несет за это полную ответственность или должен возместить нанесенный ущерб» — так говорит древний закон.

Этот «дар» приходит от природы и рождается вместе с человеком, хотя он может и не применяться, пока не возникнут обстоятельства, способные вызвать его проявление. Возникнув, он действует как дух горькой и злобной зависти, излучающий отравленную атмосферу, в которой холодеет и увядает все, чего она касается. Даже не будучи суеверным, каждый человек хоть раз почувствовал, что такая сила есть, и оказывался беспомощным и пассивным под ее воздействием, как будто бы вся уверенность в себе, вся энергия внутренней силы оказалась полностью парализована этим влиянием.

Крестьяне очень боятся тех, кого подозревают в дурном глазе, и сразу узнают их по определенным признакам. Особенно боятся мужчин и женщин с темными низкими бровями, и красивым детям не дают попадаться им на глаза, чтобы те не сглазили их.

Самыми зловещими считаются рыжие волосы, и это даже вошло в пословицу: «Не давай рыжей заглядываться на тебя».

Многие люди и не подозревают, что их взгляд или нахмуренное лицо имеют такую злую силу, пока не произойдет какого-нибудь несчастья, и потом они уже стараются не смотреть никому прямо в лицо, но избегают взгляда, когда говорят с людьми, чтобы тех, с кем они беседуют, не постигло несчастье.[17]

Спасительное заклинание «Благослови его Бог!» обычно используется, когда хотят кого-то похвалить, и если ребенок заболевает, то немедленно начинают подозревать, что кто-то со зла, из недоброжелательства забыл сказать эти обычные слова. Ничего крестьяне не боятся больше, чем открытого, пристального, прямого взгляда того, кого подозревают в наличии дурного глаза, и если такой взгляд падет на них, то их охватывает жуткий страх и сердечный трепет, который зачастую заканчивается болезнью или даже смертью.

Несколько лет назад одна женщина, жившая в Керри, заявила, что ее-де сглазил дурной глаз. Не было в ее жизни ни счастья, ни покоя, и она чахла от охватившего ее страха, вызванного следующим странным происшествием.

Каждый раз, когда ей случалось одной уходить из дому и на расстоянии крика не было никого, ей навстречу попадалась женщина, которую она совершенно не знала, которая молча глядела на нее с жутким выражением лица, швыряла ее на землю и начинала бить и щипать ее, пока та почти что не теряла сознание, после чего ее мучительница исчезала.

Пережив такое обращение несколько раз, бедная женщина в конце концов совершенно перестала выходить из дому без служанки или спутника; и она соблюдала эту предосторожность в течение многих лет — в это время никто не нападал на нее. Так что в конце концов она начала верить, что чары разрушены и что ее странный враг исчез навсегда.

Поэтому она стала меньше прибегать к своим обычным предосторожностям и однажды вышла одна к небольшому ручью, который протекал у дома, чтобы постирать кое-какую одежду.

Наклонившись над своей работой, она и не подозревала ни о какой опасности и даже начала петь, как делала это в беззаботные дни, когда на ней еще не лежали злые чары, — внезапно черная тень пала на воду, и, подняв глаза, она, к ужасу своему, увидела ту самую странную женщину на противоположной стороне ручья; ее жуткие глаза были устремлены прямо на нее, взгляд был тверд и недвижен, как камень.

Вскочив с криком ужаса, женщина отшвырнула свою работу и побежала к дому; но вскоре она услышала за спиной шаги, и в ту же секунду ее схватили и бросили на землю, и ее мучительница начала избивать ее еще хуже, чем раньше, пока она совсем уже не потеряла сознание; в таком состоянии ее нашел муж — она лежала на земле, лицом вниз, потеряв дар речи. Ее немедля унесли в дом и стали ухаживать за нею со всей заботой, которую только могли дать родственная привязанность и деревенская сноровка — но все было тщетно. Женщина, однако, достаточно пришла в себя, чтобы рассказать о страшной встрече, которую пережила, но еще до конца ночи она скончалась.

Считалось, что силой зачаровывать взглядом — а это не обязательно злая сила, вроде дурного глаза — в замечательной степени обладают ученые и мудрые люди, в особенности поэты, так что они могут заставить любить себя и следовать за собой любую девушку, которая им понравится, — просто одной силой своего взгляда. Году примерно в 1790-м один молодой человек, обитавший в графстве Лимерик, обладал этой силой в особенной и необыкновенной степени. Он был искусным и остроумным сочинителем стихов на ирландском языке и, возможно, обладал теми самыми глубокими поэтическими глазами, которые характерны для горячих и страстных поэтических натур, — такие глаза даже без всякой некромантии, как известно, оказывают могущественное магнетическое влияние на женские умы.

Однажды, путешествуя вдали от дома, он наткнулся на яркий и приятного вида деревенский дом, и, почувствовав усталость, остановился и попросил дать ему попить молока и отдохнуть. Дочь фермера — юная и прекрасная девушка — не желала пустить в дом чужого; все служанки были заняты взбиванием масла, она была в доме одна и поэтому отказалась его пустить.

Юный поэт внимательно и серьезно смотрел ей в лицо молча некоторое время, затем медленно обошел дом с левой стороны и подошел к небольшой рощице деревьев как раз напротив него. Здесь он постоял несколько минут, опершись об дерево и смотря на дом, как будто чтобы бросить на него последний мстительный — или же восхищенный — взор, а затем пошел, не оборачиваясь, своим путем.

Юная девушка смотрела на него из окна и в тот момент, когда он тронулся в путь, вышла в двери, как будто бы во сне, и медленно последовала за ним, шаг за шагом, по дороге. Служанки встревожились и позвали ее отца, который выбежал и, громко крича, требовал, чтобы она остановилась, но она так и не обернулась и, казалось, вообще ничего не слышала. Молодой человек, однако, обернулся и, видя, что все домочадцы бросились в погоню, пошел быстрее, сначала пристально секунду посмотрев на девушку. Немедленно она бросилась к нему, и они оба уже почти скрылись из вида, когда одна из девушек заметила кусочек бумаги, привязанный к ветви дерева, у которого отдыхал поэт. Из любопытства она сняла его, и в тот момент, когда служанка развязала узелок, дочь фермера внезапно остановилась, совершенно успокоилась, и когда ее отец подошел, она безо всякого сопротивления позволила ему увести ее обратно в дом.

Когда ее стали расспрашивать, она сказала, что чувствовала, как будто бы ее тянет следовать за юным незнакомцем, куда бы он ни пошел, какая-то невидимая сила, и что она готова была последовать за ним по всему миру, ибо ей казалось, что вся ее жизнь связана с ним; у нее не было воли сопротивляться, и она не осознавала ничего, кроме его присутствия. Однако внезапно чары разрушились, и она услышала голос отца и поняла, как странно себя вела. В то же время власть юноши над нею исчезла, и в сердце ее больше не было желания следовать за ним.

Когда бумагу открыли, оказалось, что в ней — пять таинственных слов, написанных кровью, в таком порядке:

Sator

Arepo

Tenet

Opera

Rotas

Эти буквы составлены так, что при чтении в любом направлении (справа налево, слева направо, вверх или вниз) получаются одни и те же слова; и если написать их кровью пером, сделанным из орлиного крыла, они образуют амулет, силе которого, как говорят, не может противиться ни одна женщина; однако недоверчивый читатель легко может сам проверить справедливость этого утверждения.

Эти народные рассказы раздражают нас своей незавершенностью; нельзя не пожалеть о том, что романтическая история о поэте и дочери фермера не имела счастливого конца; однако ирландские истории вообще довольно бессвязны и больше похожи на припомнившиеся отрывки древних преданий, чем на законченную и логически связную драму, где сцена ярко освещена, а пьеса кончается потрясающей развязкой. Начало обычно бывает захватывающим — ведь мы всегда так много ожидаем от увлекательного «жили-были когда-то…» — и, конечно, здесь будет старая женщина, такая странная и похожая на ведьму; таинственный незнакомец, который, наверное, окажется в этой истории нераскаянным злым духом; но в конце концов оба они окажутся по-детски беспомощными, и все их злые дела редко сводятся к чему-нибудь большему, чем украсть соседское масло или увести красивую девушку; на такие грехи прекрасно способны и самые обычные смертные без всякой помощи «богов земли» и их досточтимого вождя Финварры, короля фей. Однако следующая история о похищении человека волшебной силой фей продумана весьма хорошо. Герой рассказа вызывает наши симпатии и интерес, и сказка кончается счастливо, а это ирландцы весьма ценят, поскольку они не любят сказки, к которым не могут добавить в виде эпилога свое откровенное, от души «слава Богу».

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:31 pm

Похищенная невеста

Году примерно в 1670-м жил в местечке под названием Кверин в графстве Клэр один молодой человек. Был он отважен, силен и богат: ведь у него была своя собственная земля и свой дом, и не было над ним лорда, которому бы все это принадлежало. Звали его Керном из Кверина. Много раз выходил он один пострелять ночью на пустынном берегу диких птиц, и иногда он переходил на север, на широкий восточный берег примерно в двух милях оттуда, чтобы найти там диких гусей.

Однажды в холодный, морозный вечер накануне 1 ноября он поджидал птиц, лежа в засаде за руинами старой хижины, когда его внимание привлек громкий плеск. «Вот и дикие гуси», — подумал он и, подняв ружье, ждал в мертвом молчании, когда подлетит его жертва.

Но вдруг он увидел, как по краю берега движется какая-то темная масса. И юноша понял, что тут нет никаких диких гусей. Так смотрел он и ждал, пока черная тень не подошла ближе; тут он ясно разглядел четырех крепких мужчин, они несли на плечах погребальные носилки, на которых лежало тело, покрытое белой тканью. На несколько секунд они опустили его на землю — видимо, чтобы отдохнуть, — и Керн немедленно выстрелил. Тут четверо мужчин с криками убежали, а тело осталось лежать на носилках. Керн из Кверина немедленно подошел к нему и, подняв ткань с лица умершего, увидел при морозном свете звезд черты лица прекрасной юной девушки; было очевидно, что она не умерла, а находилась в глубоком сне.

Он осторожно провел рукой по ее лицу и пробудил ее; она открыла глаза и потрясенно огляделась вокруг, но так ничего и не сказала, хотя он и пытался успокоить и ободрить ее. Затем он решил, что им опасно оставаться на этом месте; он поднял девушку с носилок и, взяв ее за руку, отвел к себе домой. Они прибыли туда благополучно, но все так же молча. И в течение двенадцати месяцев она оставалась с Керном, и никогда не прикасалась к еде, и не говорила ни слова все это время.

Когда пришел следующий канун 1 ноября, он решил снова прийти на восточный берег и посмотреть с того же самого места в надежде пережить какое-нибудь приключение, которое могло бы пролить свет на историю прекрасной девушки. Он как раз шел мимо древней разрушенной крепости, именовавшейся Лис-на-фалланьге (Крепость плаща), и услыхал звуки музыки и веселья. Он остановился, чтобы послушать, что говорят голоса, и недолго пришлось ему ждать, как он услышал, что какой-то мужчина шепотом говорит:

— Куда же мы пойдем теперь, чтобы украсть невесту?

И второй голос ответил:

— Куда бы мы ни пошли, я надеюсь, что повезет нам больше, чем в этот же день двенадцать месяцев назад.

— О да, — сказал третий, — в ту ночь мы получили богатую добычу — прекрасную дочь О’Коннора, но этот дурень, Керн из Кверина, разбил наши чары и забрал ее у нас. Однако мало радости получил он от своей невесты, ибо она не ела, и не пила, и не произнесла ни слова с тех пор, как вошла в его дом.

— И такой она и останется, — сказал четвертый, — если только он не заставит ее поесть со скатерти ее отца, которая покрывала ее, когда она лежала на носилках; а теперь она лежит на изголовье ее постели.

Услышав все это, Керн ринулся домой и даже не стал дожидаться утра; он вошел в комнату девушки, взял скатерть, расстелил ее, разложил на ней еду и питье и подвел ее к столу.

— Пей, — сказал он, — чтобы речь вернулась к тебе.

И она выпила и съела еду, и потом к ней вернулся дар речи. И она рассказала Керну свою историю: как она в своей стране собиралась выйти замуж за молодого лорда, и все гости собрались на свадьбу, и она внезапно почувствовала себя больной, потеряла сознание и уже не помнила ничего, что случилось с нею до тех пор, как Керн провел рукой по ее лицу; при этом она пришла в себя, но не могла ни есть, ни говорить, поскольку на ней лежали злые чары и она ничего не могла с этим поделать.

Тогда Керн запряг карету и отвез юную девушку домой к отцу, который едва не умер от радости, когда увидел ее. И Керн вошел в большую милость у О’Коннора[18], так что, наконец, он отдал ему свою прекрасную дочь в жены; и они поженились и жили долго и счастливо, и не случалось с ними ничего плохого, но за всеми делами их рук следовало добро.

История Керна из Кверина все еще живет в верной и живой памяти ирландцев, и ее часто рассказывают крестьяне в графстве Клэр, собравшись вокруг огня на страшный праздник Самайна, или канун 1 ноября, когда мертвые ходят по земле и духи земли и воздуха имеют власть над смертными — к добру или к худу.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:32 pm

Музыка фей

Злое воздействие взгляда феи не убивает, но погружает в похожий на смерть транс: в это время истинное тело уносят в какое-то волшебное жилище, а на его месте оставляют или бревно, или какое-то уродливое, страшное существо, которое облекает себя лишь тенью образа украденного человека. Юные женщины, замечательные своей красотой, молодые люди и красивые дети являются основными жертвами нападений фей. Девушек выдают замуж за князей волшебного царства, юношей женят на королевах фей; и если смертные дети ведут себя плохо, то их посылают обратно и вместо них похищают других. Иногда с помощью заклинаний могущественного знахаря возможно вернуть живое существо обратно из страны фей. Но люди становятся уже не теми, что были прежде. Они всегда выглядят одержимыми, особенно если им случалось слышать музыку фей. Ибо музыка фей нежна, тиха, печальна и обладает роковым очарованием для ушей смертных.

В один прекрасный день некий джентльмен вошел в хижину в графстве Клэр и увидел юную девушку лет двадцати; она сидела у огня и напевала печальную песню без каких-либо ясно различимых слов или мелодии. Расспросив домашних, он узнал, что однажды она слышала арфу фей, а те, кто слышат ее, теряют всякую память о любви или ненависти и забывают все на свете, и никогда больше в их ушах не звучит никаких других звуков, кроме нежной музыки волшебной арфы, а когда чары рушатся, они погибают.

Замечательно, что ирландские народные песни — жалобные, прекрасные и несказанно волнующие — так чудесно выражают дух Col-Sidhe (музыки фей); она господствует в фантазиях ирландцев и смешивается со всеми их преданиями о мире духов. Дикие и капризные, как сама природа фей, эти нежные созвучия с их мистическим скорбным ритмом, кажется, касаются самых глубоких душевных струн или наполняют смехом солнечный свет — в зависимости от того, что на душе у музыканта. Но прежде всего ирландская музыка — это выражение Божественной скорби: она не бурная, не страстная, это музыка изгнанного духа, тоскующего, томящегося, туманного и беспокойного; он всегда ищет недостижимого, он всегда в тени, исполненный воспоминаний о некоем утраченном благе или туманного предчувствия грядущей судьбы — чувства, которые, как кажется, находят свое верное выражение в сладком, печальном, тоскливом рыдании волнующего минора подлинной ирландской песни. В одной древней рукописи есть прекрасная фраза, которая описывает чудесное воздействие ирландской музыки на чувствительную душевную организацию: «Раненые успокаивались, слыша ее, и засыпали; и рожающие женщины забывали о своей боли». Есть легенды о неуловимом очаровании музыки и танца фей, когда смертный, попавший под их влияние, словно плывет по воздуху «обнаженными, бесплотными стопами духа»[19], а неистовое ликование ритма погружает человека в полное беспамятство, а порою — и в смертный сон.

Танцы фей

Следующая история переведена с ирландского так, как она была рассказана уроженцем одного из западных островов, где первобытные суеверия все еще обладают всей свежестью юной жизни.

Однажды вечером в конце ноября (а именно в этом месяце духи имеют больше всего власти над всем сущим) самая прекрасная девушка на всем острове пошла к колодцу за водой, нога ее поскользнулась, и она упала. Несчастливое это было предзнаменование, и когда она встала и оглянулась, ей показалось, будто она попала в странное место, и все вокруг нее изменилось, как по волшебству. Но тут на некотором расстоянии она увидела огромную толпу, собравшуюся у пылающего костра, и ее медленно потянуло к ним, и, наконец, она оказалась в самой середине собравшихся, но все они молчали и пристально глядели на нее; и она испугалась и попыталась повернуться и оставить их, однако сделать этого она так и не смогла. Затем прекрасный юноша, вылитый принц — в алом кушаке и с золотой лентой на длинных белокурых волосах, — подошел к девушке и пригласил ее на танец.

— Как неумно с вашей стороны, сударь, приглашать меня на танец, — ответила она, — когда нет никакой музыки.

Тогда он поднял руку и сделал людям знак, и немедленно сладчайшая музыка зазвучала рядом и вокруг нее, и юноша взял ее за руку, и они танцевали и танцевали — пока не зашли луна и звезды, но она все как будто плыла по воздуху и забыла обо всем на свете, кроме танца, и сладкой тихой музыки, и своего прекрасного спутника.

Наконец танец прекратился, и партнер поблагодарил ее и пригласил поужинать вместе со всей компанией. Тут она увидела в земле отверстие и в нем — ступеньки; молодой человек, который казался королем всех этих людей, отвел ее вниз, за ним следовали все собравшиеся. В конце лестницы оказался большой зал, светлый и прекрасный — серебро, золото, свет, — и стол был накрыт со всевозможными яствами, и им наливали для питья вино из золотых чаш. Когда девушка села, все стали настойчиво уговаривать ее попробовать еду и выпить вина; и поскольку она устала после танцев, то взяла чашу, которую принц протянул ей, и уже поднесла ее к губам, чтобы выпить. И тут мимо нее прошел человек и прошептал:

— Не ешь еды, не пей вина, или ты никогда уже не попадешь домой.

Так что она отставила чашу и отказалась пить. Тут все разозлились, поднялся страшный шум; некий злой, темный человек встал и сказал:

— Тот, кто к нам приходит, должен с нами пить.

И он схватил ее за руку и поднес вино к ее губам, так что она чуть не умерла со страху. Но в этот момент вошел рыжий незнакомец, взял ее за руку и вывел наружу.

— На сей раз ты в безопасности, — сказал он. — Возьми эту траву и держи ее в руках, пока не дойдешь до дому, и никто не сможет повредить тебе. — И он вручил ей ветвь растения, которое именуется ахарь-лусс[20] (земляной плющ[21]).

Она взяла траву и побежала по полю темной ночью; но все время она слышала за спиной шаги, преследовавшие ее. Наконец она дошла до дому, и заперла дверь, и отправилась в постель; тут снаружи поднялся страшный шум, и слышны были голоса, что громко звали ее:

— Власть, которую мы имели над тобой, кончилась из-за силы этой травы, но постой — когда ты снова затанцуешь под музыку на холме, ты останешься с нами навеки, и никто этому не помешает.

Но девушка тщательно берегла волшебную ветвь, и феи никогда больше не беспокоили ее; но много, много времени еще прошло, пока звук музыки фей не перестал звучать у нее в ушах, музыки, под которую она танцевала в ту ноябрьскую ночь на склоне холма со своим волшебным возлюбленным.

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:58 pm

Суд фей. Легенда Шарк-Айленда[22]

Хотя рыжий человек в обычной жизни, как считается, приносит несчастье, тем не менее в мире фей он обычно действует в качестве благодетельного deus ex machina, который спасает, помогает и выручает несчастного смертного, который сам оказывается совершенно беспомощным перед чарами фей.

Жил на Акульем острове один человек, который имел обыкновение переправляться на остров Боффин[23], чтобы купить табачку, но когда погода была слишком плохая для того, чтобы спустить лодку на воду, настроение у него становилось такое же плохое, как погода, и он начинал поколачивать свою жену и расшвыривать кругом вещи, так что никто не мог встать с ним лицом к лицу. И в один прекрасный день пришел к нему человек.

— Что ты мне дашь, если я поеду на Боффин, — говорит он, — и привезу тебе табаку?

— Ничего я тебе не дам, — сказал тот. — Куда бы ты ни поплыл, тем же путем могу проплыть и я.

— Тогда пойдем со мной на берег, — сказал незнакомец, — и я покажу тебе, как переправиться, но поскольку поехать можно лишь одному, то ты должен пойти один.

И тогда они пошли на берег моря и увидели там большую компанию всадников и дам, скакавших кругом; звучала музыка, слышен был смех.

— Садись же на коня, и ты переправишься, — сказал человек.

Тот вскочил на коня, как ему сказали, и в мгновение ока они все перепрыгнули прямо через море и приземлились на Боффине. Тут он побежал покупать табак и через минуту вернулся; он нашел всю ту же компанию у берега. Наш герой вскочил на коня, и все они прыгнули прямо в море, но внезапно остановились на полдороге между двумя островами, где была большая скала, а за ней они уже не смогли заставить лошадей сдвинуться с места. Все они были страшно обеспокоены и стали думать, что делать.

— Среди нас смертный! — сказали они. — Давайте утопим его!

И они подняли его на вершину скалы и бросили вниз, и когда он снова всплыл на поверхность, они схватили его за волосы и вскричали:

— Топить его! Топить его! У нас есть власть над жизнью и смертью — дóлжно его утопить.

И они уже собирались бросить его вниз во второй раз, когда рыжий человек вступился за него и силой унес его целым и невредимым на берег.

— Теперь, — сказал рыжий, — ты в безопасности, но имей в виду, духи смотрят за тобой, и если ты когда-нибудь снова побьешь свою бедную добрую жену и начнешь пинать вещи в доме, просто чтобы смертельно ее огорчить, то, как пить дать, умрешь на этой самой скале. — Тут он исчез.

И с того времени мужчина стал тихим, как мышь, потому что боялся; и каждый раз, когда он проплывал мимо той скалы в своей лодке, то всегда останавливался на мгновение, и читал небольшую молитву за свою жену, и говорил «Благослови ее, Боже». И это отвратило зло; и оба они жили вместе счастливо и дожили до преклонных лет.

Сказка, конечно, довольно примитивная. Но мораль в ней вполне хороша, а угроза возмездием показывает, что феи проявляют похвальное негодование против тирании мужчин над слабым полом!

Аватара пользователя
Алексей Минский
Сообщения: 12860
Зарегистрирован: Сб янв 27, 2018 3:58 am
Откуда: Калиниград
Интересы в магии: графическая магия, ЧМ, Вика
Род занятий: практик, диагност
Контактная информация:

Re: Легенды, заговоры и суеверия Ирландии

Непрочитанное сообщение Алексей Минский » Пн дек 07, 2020 5:59 pm

Душа священника

Не так уж часто в ирландских легендах можно встретить этическую цель, однако следующее предание замечательно и глубоко соединяет в себе внутренний смысл с занимательным сюжетом. Идея, которая лежит в основе этой истории, — изысканна и трагична: Кальдерон или Гёте могли бы сделать из нее драму, а гений Браунинга нашел бы себе достойный предмет в этом контрасте гордости и отважного, самонадеянного скептицизма в час триумфа и морального торжества, который предшествует наказанию и гибели.

В старые дни в Ирландии были большие школы, где людям преподавали всевозможные науки, и даже у самых бедных людей знаний было больше, чем у многих благородных господ в наши дни. Но самыми учеными были священнослужители, и поэтому Ирландия славилась по всему миру, и многие короли из чужих земель посылали своих сыновей далеко в Ирландию, чтобы они воспитывались в ирландских школах.

Итак, жил-был в то время маленький мальчик, который учился в одной такой школе, и все дивились его уму. Его родители были всего лишь простыми людьми и, конечно, очень бедны, но каким бы он ни был юным и каким бы он ни был бедным — ни один сын короля или лорда не мог сравниться с ним в учености. Он мог посрамить даже своих учителей, ибо когда они пытались учить его, он рассказывал им что-нибудь, о чем они никогда не слышали, и показывал им их невежество. Одной из самых сильных его сторон был спор: и он мог бы спорить с вами, пока не докажет, что черное — это белое, и затем вам пришлось бы сдаться, поскольку в споре никто не мог его побить, — он мог все перевернуть и доказать, что белое — это черное, а то и что в мире вообще не существует цветов. Когда он вырос, его бедные отец и мать так гордились им, что решили, что он должен стать священником; наконец, они этого добились, хотя при этом чуть не умерли от голода, стараясь достать денег. И не было другого подобного ему ученого мужа в Ирландии, и он был столь же велик в споре, как и раньше, так что никто не мог противостоять ему. Даже епископы пытались говорить с ним, но и им он немедленно показывал, что и они ничего не знают.

А в те времена не было учителей, и народ учили священники; и поскольку тот человек был самым умным во всей Ирландии, то все чужеземные короли посылали своих сыновей к нему — насколько в его доме было места, чтобы принять их. Так что он стал очень гордым и начал забывать, из каких низов он вышел, и хуже всего — забывать и о Боге, который сделал его тем, кем он стал. И охватила его гордость из-за его умения спорить, так что, переходя от одного к другому, он стал, наконец, доказывать, что нет никакого чистилища, а потом и что нет ада, и рая нет, и потом что нет и Бога, и наконец — что у людей нет души, и люди ничем не лучше, чем собаки или коровы, и когда они умирают, с этим все заканчивается. «Кто же и когда видел душу? — говаривал он. — Если вы мне покажете душу, я поверю». Никто не мог ничего ответить на это; и, наконец, все стали верить, что раз никакого иного мира нет, то в этом мире каждый может делать все что заблагорассудится, раз уж сам священник подал такой пример и взял в жены прекрасную молодую девушку. Но поскольку во всей стране не было ни одного священника или епископа, который согласился бы обвенчать его, ему пришлось самому провести всю венчальную службу. Скандал был ужасный, но никто не посмел сказать ни слова, поскольку на его стороне были все эти сыновья королей и они готовы были убить любого, кто попытался бы предотвратить его греховный поступок. Ах, бедные мальчики! Все они ему верили и думали, что каждое его слово — правда. Вот так его идеи и начали распространяться, и весь мир готов был испортиться — когда однажды ночью с небес спустился ангел и сказал священнику, что жить ему осталось только двадцать четыре часа. Он весь задрожал и попросил еще немного времени.

Однако ангел был непреклонен и сказал ему, что так не получится.

— Зачем тебе еще время, грешник? — спросил он.

— О, сударь, пожалейте бедную мою душу! — молил священник.

— Неужели? Значит, у тебя все-таки есть душа? — сказал ангел. — Скажи-ка мне, как же ты это узнал?

— Она затрепетала во мне в тот момент, когда ты явился, — ответил священник. — Каким глупцом я был, что не подумал об этом раньше!

— Ты и вправду глупец, — сказал ангел. — К чему вся твоя ученость, если она не смогла сказать тебе, что у тебя есть душа?

— О, господин мой, — сказал священник, — если я должен умереть, то скажи мне, как скоро я окажусь на Небесах?

— Никогда, — ответил ангел. — Ты же говорил, что никакого рая нет.

— Тогда, господин мой, могу ли я отправиться в чистилище?

— Ты же говорил, что и чистилища нет, так что ты должен отправляться прямо в ад, — сказал ангел.

— Но, господин мой, я же отрицал и ад, — ответил священник, — так что ты туда тоже не можешь меня послать!

Ангел был слегка озадачен.

— Ну ладно, — сказал он, — скажу тебе, чем я могу тебе помочь. Ты можешь или жить сейчас на земле в течение ста лет, пользоваться всеми удовольствиями, а потом попадешь в ад навечно, или же ты умрешь в течение суток в самых страшных мучениях и пройдешь через чистилище, останешься там до Страшного суда — если ты только сможешь найти одного человека, который верит, и через его веру ты сможешь приобрести для себя милосердие Божье, и душа твоя будет спасена.

Священнику не понадобилось и пяти минут, чтобы решиться.

— Я лучше умру через двадцать четыре часа, — сказал он, — чтобы все-таки спасти свою душу.

На это ангел дал ему указания, что он должен делать, и оставил его.

Затем священник немедленно вошел в большую комнату, где сидели все собравшиеся вокруг него ученые и сыновья королей, и обратился к ним:

— Теперь скажите мне правду, и пусть никто не боится противоречить мне. Скажите мне, во что вы верите. Есть ли у людей души?

— Учитель, — отвечали они, — некогда мы верили, что у людей есть душа, но благодаря твоему учению мы уже не верим в это. Нет ада, нет рая и нет Бога. Вот во что мы верим, ибо этому ты научил нас.

Тогда священник побледнел от страха и воскликнул:

— Послушайте! Я учил вас лжи. Бог есть, и душа человеческая бессмертна. Теперь я верю всему, что отрицал раньше.

Однако голос священника потонул во взрывах хохота, ибо они думали, что он всего лишь испытывает их, чтобы снова поспорить.

— Докажи это, учитель, — кричали они, — докажи! Кто когда-либо видел Бога? Кто когда-нибудь видел душу?

И стены комнаты задрожали от их смеха.

Священник поднялся, чтобы ответить им, но не мог сказать ни слова: все его красноречие, все его умение спорить исчезли, и он ничего не мог сделать, кроме как заламывать руки и восклицать:

— Бог есть! Бог есть! Господи, помилуй мою душу!

И все они начали насмехаться над ним и повторять его собственные слова, которым он научил их:

— Покажи его нам, покажи нам твоего Бога!

И он бежал от них, стеная от отчаяния, ибо он увидел, что ни один из них не верит, и как же теперь он мог спасти свою душу?

Но затем он подумал о своей жене.

— Она, должно быть, верит, — сказал он себе. — Женщины никогда не отказываются от Бога.

И он пошел к ней, но она сказала ему, что верит только тому, чему он научил ее, и что хорошая жена должна прежде всего верить своему мужу — прежде всех других вещей на небе или на земле.

Тогда он впал в отчаяние и бросился вон из дома, и начал спрашивать всех, кого встречал на дороге, верят ли они. Но все давали один и тот же ответ: «Мы верим только тому, чему ты научил нас», ибо учение его распространилось далеко по всему графству.

Тут он наполовину обезумел от страха, ибо часы проходили; и он бросился на землю в пустынном месте, и рыдал, и стенал от страха, ибо приближалось время, когда он должен был умереть.

И тогда к нему подошел маленький ребенок.

— Спаси тебя Бог, — сказал ему ребенок.

Священник вскочил.

— Дитя, ты веришь в Бога? — спросил он.

— Я пришел из далекой страны, чтобы узнать о Нем, — сказал мальчик. — Может быть, ваша честь соблаговолит проводить меня в лучшую школу, что есть в этой земле?

— Лучшая школа и лучший учитель близко, — сказал священник и назвал свое имя.

— О нет, только не он, — ответил ребенок, — мне ведь сказали, что он отрицает и Бога, и рай, и ад, и даже то, что у человека есть душа, поскольку мы не можем ее увидеть; но я скоро переспорю его.

Священник пристально посмотрел на него.

— Как? — спросил он.

— Что ж, — сказал мальчик, — я бы спросил его, верит ли он, что у него есть жизнь, чтобы показать мне эту жизнь.

— Но он не сможет это сделать, дитя мое, — сказал священник. — Жизнь увидеть нельзя: она есть у нас, но она невидима.

— Так если у нас есть жизнь, хотя мы не можем ее увидеть, то у нас также может быть и душа, хотя она и невидима, — ответил ребенок.

Когда священник услышал, как он произнес эти слова, он пал перед ним на колени, плача от радости, потому что теперь он знал, что душа его в безопасности ибо, наконец, он встретил того, кто верил. И он рассказал мальчику всю свою историю, обо всей своей греховности, о своей гордости, и о своем кощунстве против великого Господа, и как к нему пришел ангел и сказал ему, что есть только один способ для него спастись — верой и молитвой кого-нибудь, кто верит.

— Теперь, — сказал он ребенку, — возьми этот перочинный нож и вонзи его мне в грудь, и продолжай поражать плоть, пока не увидишь бледность смерти на моем лице. И потом смотри — ибо живая сущность выйдет из моего тела, когда я умру, и ты тогда поймешь, что душа моя поднялась и предстала перед Богом. И когда ты увидишь эту сущность, беги скорее в мою школу и позови всех моих учеников, чтобы они пришли и посмотрели на душу своего учителя, покидающую это тело, и чтобы увидели, что все, чему он учил их — ложь, ибо существует Бог, карающий грех, и небо, и ад, и правда то, что у человека есть бессмертная душа, которой суждено вечное счастье или вечное горе.

— Я помолюсь, — сказал ребенок, — о смелости, чтобы сделать такую работу.

И он преклонил колени и стал молиться. Затем он встал и взял перочинный нож, и вонзил его в сердце священника, и ударял, и ударял снова, пока вся его плоть не была изрезана, но священник все еще продолжал жить, хотя его муки были страшны, ибо он не мог умереть, пока не закончится двадцать четвертый час. Наконец, страдания, казалось, прекратились и покой смерти воцарился на его лице. Тогда ребенок, который смотрел на это, увидел прекрасное живое существо с четырьмя снежно-белыми крыльями, которое поднялось из тела умершего в воздух и, порхая, облетело его голову.

И он побежал, чтобы привести учеников; и когда они увидели это существо, они поняли, что это — душа их учителя, и они с удивлением и страхом смотрели на то, как она исчезла из вида в облаках.

И это была первая бабочка, которую когда-либо видели в Ирландии; и теперь все люди знают, что бабочки — это души умерших, которые ждут минуты, когда они смогут войти в чистилище, и там через муки прийти к очищению и миру.

Но после этого школы Ирландии опустели, ибо люди стали говорить: к чему ехать так далеко, чтобы учиться, если уж самый мудрый человек в Ирландии не знал, что у него есть душа, до тех пор, пока едва не лишился ее, и спасся он только простой верой малого ребенка?

Упоминание о древних ирландских школах в этом мудром предании основано на историческом факте. С VII по X век Ирландия была центром учености. Великий английский король Альфред учился в одной из прославленных ирландских семинарий вместе с другими юношами королевского и благородного происхождения и здесь завязал на всю жизнь дружбу с ученым Адамнаном, который затем часто был желанным гостем при дворе короля Альфреда[24]. Другие выдающиеся ирландцы известны в истории как учителя и просветители Европы. Ирландский монах Алкуин стал другом и секретарем Карла Великого и в Экс-ля-Шапель основал первую школу грамматики на имперских землях. И прославленные Клемент и Альбин, два ирландца, одаренные выдающимися способностями и ученостью, помогали императору не только обучать народ, но и основать школу для знатных людей внутри его собственного дворца.

Ответить

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 2 гостя