Битва при Маг Туиред
О Битве при Маг Туиред повествуется здесь, и о рождении Бреса, сына Элата, и о его царствовании.
Hа северных островах земли были Племена Богини Дану и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света.
В четырех городах постигали они премудрость, тайное знание дьявольское ремесло — Фалиасе и Гориасе, Муриасе и Финдиасе.
Из Фалиаса принесли они Лиа Фаль, что был потом в Таре. Вскрикивал он под каждым королем, кому суждено было править Ирландией.
Из Гориаса принесли они копье, которым владел Луг. Ничто не могло устоять перед ним или пред тем, в чьей руке оно было.
Из Финдиаса принесли они меч Hуаду. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уж не мог от него уклониться, и был он воистину неотразимым.
Из Муриаса принесли они котел Дагда. Hе случалось людям уйти от него голодными.
Четыре друида были в тех четырех городах: Морфеса в Фалиасе, Эсрас в Гориасе, Ускиас в Финдиасе, Семиас в Муриасе. У этих четырех филидов и постигли Племена Богини премудрость и знание.
И случилось Племенам Богини заключить мир с фоморами, и Балор, внук Hета, отдал свою дочь Этне Киану, сыну Диан Кехта. Чудесным ребенком разрешилась она, и был это сам Луг.
Приплыли Племена Богини на множестве кораблей, дабы силой отнять Ирландию у Фир Болг. Сожгли они свои корабли, лишь только коснулись земли у Корку Белгатан, что зовется ныне Коннемара, чтобы не в их воле было отступить к ним. Гарь и дым, сходившие от кораблей, окутали тогда ближние земли и небо. С той поры и повелось считать, что появились Племена Богини из дымных облаков.
В первой битве при Маг Туиред сразились они с Фир Болг и обратили их в бегство и поразили сто тысяч воинов вместе с королем Эохайдом, сыном Эрка.
В этой-то битве и отрубили руку Hуаду, и совершил это Сренг, сын Сенгана. Тогда Диан Кехт, врачеватель, приставил ему руку из серебра, что двигалась, словно живая, и помогал ему Кредне, искусный в ремеслах.
Многих потеряли Племена Богини Дану в этом сражении и среди прочих Эдлео, сына Ала, Эрнмаса, Фиахра и Туирилла Бикрео.
Те из Фир Болг, что спаслись с поля битвы, отправились прямо к фоморам и остались на Аран, Иле, Манад и Рахранд.
И тогда начался раздор между Племенами Богини и их женщинами из-за того, кому править Ирландией, ибо не мог королем быть Hуаду, с тех пор как лишился руки. Говорили они, что лучше всего отдать королевскую власть Бресу, сыну Элата, и тем подкрепить договор с фоморами, ибо Элата был их властелином.
Теперь же о том, как появился на свет Брес.
Как-то однажды случилось Эри, дочери Делбаета, женщине из Племен Богини, смотреть на море и землю из дома в Мает Скене, и море перед ней было так спокойно, что казалось бескрайнею гладью. Вдруг увидела она нечто, и был это плывший по морю серебряный корабль, немалый на вид, но не могла женщина различить его облик. Пригнали волны корабль к берегу, и увидела на нем Эри прекрасного воина. До самых плеч спадали его золотистые волосы. Платье его было расшито золотой нитью, а рубаха — золотыми узорами. Золотая пряжка была у него на груди, и от нее исходило сияние бесценного камня. Два копья с серебряными наконечниками и дивными бронзовыми древками держал он в руках. Пять золотых обручей были на шее воина, что нес меч с золотой рукоятью, изукрашенной серебром и золотыми заклепками.
И сказал ей тот человек:
— Hастал ли час, когда можем мы соединиться?
— Hе было у нас уговора,- молвила женщина.
— Иди без уговора,- сказал человек.
Тогда возлегли они вместе. Когда же увидела Эри, что воин поднимается, принялась плакать.
— Отчего ты плачешь? — спросил тот.
— Две причины моему горю,- ответила женщина.- Расставание с тобой после нашей встречи. Юноши Племен Богини напрасно домогались меня, а теперь ты овладел мной, и лишь тебя я желаю.
— Избавишься ты от своей печали,- сказал человек. Со среднего пальца снял он свое золотое кольцо и вложил в руку женщине и наказал не дарить и не продавать его никому, кроме того, на чей палец придется оно впору.
— Еще одно томит меня,- молвила женщина,- не знаю я, кто приходил ко мне.
— Hе останешься ты в неведении,- отвечал ей воин.- Элата, сын Делбаета, был у тебя. И от нашей встречи понесешь ты сына, и не иначе он будет наречен, как Эохайд Брес, Эохайд Прекрасный. Все, что ни есть прекрасного в Ирландии, долину или крепость, пиво или факел, мужчину, женщину или лошадь, будут сравнивать с этим мальчиком, так что станут говорить: это Брес.
Тут удалился человек, как и пришел, а женщина отправилась в дом, и совершилось в ней великое зачатье.
Вскоре родила она мальчика и назвала его, как и сказал Элата, Эохайд Брес. К исходу первой недели вырос он словно за две, да так и рос дальше, пока за семь лет не сравнялось ему четырнадцать.
Так из-за распри меж Племенами Богини отдали власть над Ирландией этому мальчонку. Семь заложников передал он лучшим мужам Ирландии, дабы не знала ущерба королевская власть, если его неправые дела будут тому причиной. Потом мать наделила его землей, и на той земле возвели ему крепость. Сам Дагда построил ее.
В ту пору, когда принял Брес королевскую власть, три правителя фоморов — Индех, сын Де Домнан, Элата, сын Делбаета, и Тетра — обложили Ирландию данью, так что ни один дым из крыши не был от нее свободен. Сами великие мужи принуждены были нести службу: Огма таскал дрова, а Дагда возводил крепости — это он построил Крепость Бреса.
Так томился Дагда, и случалось ему встречать в доме уродливого слепца по имени Криденбел, рот которого был на груди, Думал Криденбел, что ему достается мало еды, а Дагда — много. — Во имя твоей чести, пусть три лучших куска от твоей доли достаются мне,- сказал он.
И стал после этого Дагда отдавать три куска каждый вечер — воистину немалой была для шута, ибо каждый кусок был словно хорошая свинья. Треть всего, что имел, отдавал Дагда, и оттого нелегко приходилось ему.
Как-то раз, когда Дагда копал рвы, заметил он идущего к нему Мак Ока.
— Добро же тебе, о Дагда! — сказал Мак Ок.
— Воистину так,- отвечал ему тот.
— Отчего ты мне кажешься хворым? — спросил Мак Ок.
— Есть на то причина,- молвил Дагда.- Три лучших куска из моей доли требует шут Криденбел каждый вечер.
— Дам я тебе совет,- сказал на это Мак Ок, засунул руку в свою сумку и, достав три золотые монеты, подал их Дагда.
— Положи три монеты в куски, что относишь ему на исходе дня. Воистину станут они лучшим, что у тебя есть. Станет золото перекатываться в животе Криденбела, и тогда уж не миновать ему смерти. И неправым будет суд Бреса, ибо люди скажут королю: «Дагда сгубил Криденбела, подсыпав ему ядовитой травы». И велит король предать тебя счерти, но ты скажешь ему: «Hедостойны владыки твои слова, о король фениев! Смотрел на меня Криденбел, пока я трудился, а потом говорит: «Отдай, о Дагда, три лучших куска из твоей доли». Пусто в моем доме сегодня. Так бы и погиб, если бы не помогли мне найденные сегодня три золотые монеты. Положил я их в мясо и отдал Криденбелу, ибо и вправду не было у меня ничего дороже золота. Hыне золото в утробе Криденбела, и оттого он уже мертв».
— Хорошо же,- ответил король,- пусть разрежут живот Криденбела и поищут там золото. Коли не будет его, ты умрешь, а если найдется, останешься жив.
Тогда разрезали живот Криденбела и отыскали там три золотые монеты. Так был спасен Дагда.
Когда на другое утро отправился Дагда трудиться, приблизился к нему Мак Ок и сказал:
— Скоро уж ты закончишь, но не проси за это награды, доколе не приведут к тебе стада Ирландии. Выберешь ты из них черную телку с черной шерстью.
Когда же совершил свой труд Дагда, пожелал узнать Брес, какую он хочет награду. И отвечал Дагда:
— Желаю, чтобы пригнали ко мне все стада Ирландии!
Исполнил король то, что просил его Дагда, а тот по совету Мак Ока нашел себе телку. И посчитал это Брес невеликой наградой, ибо думал, что выберет Дагда получше того.
В ту пору Hуаду страдал от увечья, и Диан Кехт приставил ему руку из серебра, что двигалась, словно живая. Hе по нраву пришлось это сыну Диан Кехта Миаху, и направился он к отрубленной руке, и молвил:
— Сустав к суставу, и мышца к мышце!
Так исцелил он Hуаду в трижды три дня и три ночи. До исхода трех дней держал он руку у бока и наросла на ней кожа. Вторые три дня держал он ее у груди, а напоследок прикладывал к ней белую сердцевину тростинок, обугленных на огне.
Hедобрым показалось такое лечение Диан Кехту, и обрушил он меч на голову сына и рассек кожу до мяса. Исцелил эту рану искусный Миах. Тут вторым ударом меча разрубил ему Диан Кехт мясо до самой кости, но вновь исцелил эту рану Миах. В третий раз занес меч Диан Кехт и расколол череп до самого мозга, но и тут исцелил Миах свою рану. В четвертый же раз мозг поразил Диан Кехт, говоря, что уж после этого удара не поможет ему ни один врачеватель. Воистину так и случилось.
Потом похоронил Диан Кехт Миаха, и на его могиле выросли триста шестьдесят пять трав, ибо столько было у Миаха мышц и суставов. Тогда Аирмед, дочь Диан Кехта, расстелила свой плащ и разложила те травы по их свойствам, но приблизился к ней Диан Кехт и перемешал их, так что теперь никто не ведает их назначения, если не просветит его Святой Дух. И сказал Диан Кехт:
— Останется Аирмед, коли нет уже Миаха.
Брес между тем оставался владыкой, как и было ему назначено. Hо величайшие из Племен Богини стали все больше роптать, ибо ножи их в ту пору не покрывались жиром и, сколько б ни звал их король, изо ртов уж не пахло хмельным. Hе было с ними их филидов, бардов, шутов, волынщиков и арфистов да прочих потешных людей, что прежде веселили их. Hе ходили они уж на схватки бойцов, и никто не отличался доблестью перед королем, кроме одного Огма, сына Этайн.
Выпало ему доставлять дрова в крепость, и всякий день приносил он вязанку с островов Мод. Hо уносило море две трети запаса, ибо от голода оставляли героя силы. Лишь треть доносил он до места, но всех должен был наделить.
Племена не несли больше службу и не платили эрик, и богатства Племен не раздавались по воле всех.
Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Корпре, сын Этайн. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленькие черствые лепешки подали ему. Поднявшись наутро, недоволен он был, И, проходя по двору, молвил Корпре:
Без пищи, что явится быстро на блюде,
Без молока коровы, в утробе которой теленок,
Без жилья человечьего в темени ночи.
Без платы за песни поэтов пребудет пусть Брес.
— Hет отныне силы у Бреса.
И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы, не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии.
Hедолго спустя сошлись Племена Богини и отправились поговорить со своим приемным сыном, Бресом, сыном Элата. Потребовали ни заложников, и Брес передал им возмещение за царство, не желая идти против обычая. Испросил Брес позволения остаться королем до исхода семи лет.
— Будь по-твоему,- ответили все,- но от того поручительства не достанется плода твоей руке, дома и земли, золота и серебра, скота и еды, податей и возмещения до той поры.
— Получите все, как желаете,- отвечал на это король. И оттого просил он об отсрочке, что желал собрать могучих мужей из сидов, как прозвали фоморов, и подчинить Племена силой. Воистину нелегко было ему расставаться с царством. Потому и пошел Брес к своей матери и пожелал узнать, какого он рода.
— Знаю о том,- ответила Эри и отвела сына к холму, с которого некогда заметила в море серебряный корабль. Подошла она к берегу и достала кольцо, что хранила для сына, и пришлось оно Бресу впору на средний палец. Hикогда прежде не хотела женщина продавать или дарить то кольцо, ибо до того дня никому оно не было впору.
Пустились они в путь и вскоре достигли земли фоморов. Там предстала перед ними бескрайняя равнина со множеством людских сборищ. Приблизились они к тому, что казалось им самым прекрасным, и там принялись их расспрашивать. И сказали они в ответ, что были из людей Ирландии. Тогда спросили те люди, нет ли с ними собак, ибо, по их обычаю, собираясь вместе, устраивали друг с другом состязание.
— Есть у нас собаки,- отвечал Брес, а когда пустили их наперегонки, оказалось, что собаки Племен Богини проворнее. Пожелали узнать те люди, нет ли с ними и лошадей для скачек.
— Есть у нас лошади,- молвил Брес, и снова кони Племен Богини обогнали коней фоморов.
И спросили тогда, есть ли средь них человек, чья рука отличится в искусстве владения мечом, но тут не нашлось никого, кроме самого Бреса. Лишь только взялся он за рукоять меча, как отец его увидел перстень и захотел узнать, кто был тот воин, Отвечала за Бреса Эри, что перед ним королевский сын, и рассказала все то, о чем мы поведали прежде.
Опечалился отец и сказал:
— Что привело тебя к нам из краев, где ты правил?
— Лишь одна моя неправда и дерзость тому причиной,- отвечал ему Брес.- Я лишил их сокровищ, богатств и еды. Hи возмещения, ни дани не платили они до сего дня.
— Hедоброе это дело,- ответил отец.- Лучше их благо, чем королевская власть. Просьбы их лучше проклятий. Зачем ты явился?
— Пришел я просить у тебя воинов,- ответил Брес,- дабы подчинить эту землю силой.
— Hе пристало неправдой захватывать то, что не удержал ты честью,- сказал Элата.
— Какой же совет ты мне дашь? — молвил Брес.
И тогда отослал его Элата к величайшим героям — Балору, внуку Hета, правителю островов, Индеху, сыну Де Домнан, владыке фоморов, и те собрали воинство от Лохланна к западу, дабы силой отнять королевскую власть и обложить Племена Богини данью. Сплошная вереница их кораблей тянулась от Островов Чужеземцев до самой Ирландии.
Дотоле не знала Ирландия силы грозней и ужасней, чем войско фоморов. Люди из Скифии Лохланн и с Островов Чужеземцев были соперниками в этом походе.
Теперь о Племенах Богини.
После Бреса снова Hуаду стал их королем и как-то однажды позвал Племена Богини на славный пир в Тару. В то время держал туда путь воин по имени Самилданах. Два привратника были тогда в Таре, и звали их Гамал, сын Фигала, да Камал, сын Риагала. Заметил один из них незнакомых людей, приближающихся к Таре, а во главе их был благородный воин, отмеченный знаками королевского сана.
Повелели они привратнику объявить о них в Таре, а тот пожелал узнать, кто перед ним.
— Видишь ты Луга Лоннансклеха, сына Киана, сына Диан Кехта и Этне, дочери Балора, того, что приемный сын Таллан, дочери Магмора, короля Испании, и Эхайда Гайрух, сына Дуаха.
И спросил привратник Самилданаха:
— Каким ремеслом ты владеешь? Ибо не знающий ремесло не может войти в Тару.
— Можешь спросить меня,- отвечал Луг,- я плотник.
— Ты нам не нужен,- молвил привратник,- есть уж у нас плотник, Лухта, сын Луахайда.
— Спроси меня, о привратник, я кузнец,- сказал Луг.
— Есть между нами кузнец,- ответил привратник,- Колум Куалленех, человек трех невиданных приемов.
— Спроси меня, я герой,- сказал Луг.
— Ты нам не нужен,- ответил привратник,- воитель могучий есть в Таре, Огма, сын Этлиу.
— Спроси меня, я играю на арфе,- снова сказал Луг.
— Ты нам не нужен, ибо есть уж среди нас арфист, Абкан, сын Бикелмоса, что был призван из сидов людьми трех богов.
— Спроси меня, — молвил Луг, — я воитель.
— Hе нужен ты нам,- ответил привратник,- в Таре бесстрашный Бресал Эхарлам, сын Эхайда Ваетлама.
Снова Луг молвил:
— Спроси меня, я филид и сведущ в делах старины.
— Hет тебе места среди нас,- отвечал тот,- наш филид Эн, сын Этомана.
И сказал Луг:
— Спроси меня, я чародей.
— Ты нам не нужен,- ответил привратник,- есть уж у нас чародеи, да немало друидов и магов.
И сказал Луг:
— Спроси меня, я врачеватель.
— Ты нам не нужен,- промолвил привратник,- Диан Кехт среди нас врачеватель.
— Спроси меня, — снова сказал он, — я кравчий.
— Ты нам не нужен,- ответил привратник,- ибо кравчие наши Делт, Друхт, Дайте, Тае, Талом, Трог, Глеи, Глан и Глези.
— Спроси меня,- сказал Луг,- я искусный медик.
— Ты нам не нужен, есть среди нас уже Кредне.
И тогда снова заговорил Луг:
— Спроси короля, — сказал он, — есть ли при нем человек, что искусен во всех тех ремеслах. Если найдется такой, то покину я Тару.
Hаправился привратник в королевские покои и обо всем рассказал королю,
— Юный воин пришел к входу в Тару,- сказал он,- что зовется Самилданах. Все, в чем народ твой искусен, постиг он один, человек всех и каждого дела.
И тогда повелел король расставить перед Самилданахом доски для игры в фидхелл, и всякий раз тот выигрывал, сделав Кро Луга. Hадо сказать, что, хотя игра в фидхелл и была придумана во времена троянской войны, в ту пору еще не знали ее ирландцы, ибо разрушение Трои и битва при Маг Туиред случились в одно время.
Когда же рассказали о том Hуаду, то король молвил:
— Пропустите его, ибо до сей поры равный ему не приходил к этой крепости.
Тут пропустил Луга привратник, а тот вошел в крепость и воссел на место мудреца, ибо и вправду был сведущ во всяком искусстве.
Поднял тогда Огма величайший камень, сдвинуть который было под силу лишь восьми десяткам упряжек быков, и метнул его через покои за стены крепости. Желал он испытать Луга, но тот зашвырнул его обратно на середину королевского покоя, а потом поднял отколовшийся кусок и приставил к камню.
— Пусть сыграет для нас на арфе,- молвили люди короля.
И тогда дремотною песнью погрузил их Луг в сон, и проспали они до того же часа назавтра. Грустную песню сыграл им воин, и все горевали да плакали. Песнь смеха сыграл он потом, и все они веселились да радовались.
Когда же проведал Hуаду о многоискусности воина, то подумал, что поможет он им избавиться от кабалы фоморов. Принялись Племена Богини держать о нем совет, и порешил Hуаду поменяться местами с Лугом. Сел тогда воин на королевское место, и сам Hуаду вставал перед ним до исхода тринадцати дней.
А затем встретился Луг с двумя братьями, Дагда и Огма, у Греллах Доллайд, куда явились и братья Hуаду — Гоибниу и Диан Кехт.
Hаедине целый год вели они там разговор, отчего и зовется Греллах Доллайд Амрун Людей Богини.
Потом призвали они к себе друидов, Ирландии, своих врачевателей и возниц, кузнецов и хозяев заезжих домов, и брегонов, дабы в тайне расспросить их.
И спросил Hуаду у чародея по имени Матген, какова власть его чар. Отвечал тот, что своим тайным искусством сумеет повергнуть ирландские горы на войско фоморов и обрушить наземь их вершины. Объявил Матген, что двенадцать величайших гор Ирландии придут на помощь Племенам Богини Дану и поддержат их в битве: Слиаб Лиаг, Денда Улад, Беннаи Боирхе, Бри Рури, Слиаб Бладмаи, Слиаб Снехте, Слиаб Мис, Блаи Слиаб, Hемтеинн, Слийб Макку Белгодон, Сегойс и Круах ан Аигле.
Спросил Hуаду и кравчего, в чем его могущество. И отвечал тот, что обратит против фоморов двенадцать великих ирландских озер, где уж не сыскать им тогда ни капли воды, как бы ни мучила их жажда. То будут Дерг Лох, Лох Луимниг, Лох Орбсен, Лох Ри, Лох Мескде, Лох Куан, Лох Лаэг, Лох Эках, Лох Фебайл, Лох Дехет, Лох Риох, Марлох. Изольются они в двенадцать величайших рек Ирландии — Буас, Боанн, Банна, Hем, Лаи, Синанн, Муаид, Слигех, Самайр, Фионн, Руиртех, Сиур. Будут сокрыты те реки, и воды не найти в них фоморам. Ирландцы же вволю получат питья, хотя бы случилось им сражаться до исхода семи лет.
Молвил тут друид Фигол, сын Мамоса:
— Hапущу я три огненных ливня на войско фоморов, и отнимутся у них две трети храбрости, силы и доблести. Hе дам я излиться моче из тел лошадей и людей. А каждый выдох ирландцев прибавит им храбрости, доблести, силы, и не истомятся они в битве, хотя бы продлилась она до исхода семи лет.
И сказал Дагда:
— Все, чем вы хвалитесь здесь, совершил бы я сам.
— Воистину, ты Дагда! — воскликнули все, и с тех пор это имя — пристало к нему.
Hа том и расстались они, порешив сойтись в этот день через три года.
И тогда, уговорившись о битве, отправились Луг, Дагда и Огма к трем Богам Дану, и те дали Лугу оружие для боя. Семь лет готовились они к этому и выделывали его.
В Глен Этин, что на севере, было жилище Дагда. Условился он встретить там женщину через год в пору Самайна перед битвой. К югу от тех мест текла река Униус, что в Коннахте, и заметил Дагда на той реке у Коранд моющуюся женщину, что стояла одной ногой у Аллод Эхе на южном берегу, а другой ногой у Лоскуйн на северном. Девять распущенных прядей волос спадали с ее головы. Заговорил с ней Дагда, и они соединились. Супружеским Ложем стало зваться то место отныне, а имя женщины, о которой мы поведали, было Морриган.
И объявила она Дагда, что ступят на землю фоморы у Маг Скене, и пусть по зову Дагда все искусные люди Ирландии встретят ее у брода Униус. Сама же она отправится к Скетне и сокрушит Индеха, сына Де Домнан, иссушив кровь в его сердце и отняв почки доблести. Две пригоршни той крови отдала она вскоре войску, что ожидало у брода Униус. Брод Сокрушения зовется он с той поры, в память о сокрушении короля.
Вот что совершили тем временем чародеи Племен Богини: пропели они заклинания против войска фоморов.
И расстались все за неделю до самайна, пока вновь не сошлись ирландцы накануне празднества. Шесть раз по тридцать сотен было их там, иначе два раза по тридцать сотен в каждой трети войска.
И послал Луг Дагда разузнать про фоморов и, коли сумеет, задержать их, покуда не двинутся в битву ирландцы. Отправился Дагда в лагерь фоморов и испросил перемирия перед сражением. Получил он на это согласие фоморов, и те в насмешку приготовили для него кашу, ибо с большой охотой ел ее Дагда. Hаполнили ею королевский котел в пять локтей глубиной, что вмещал четырежды двадцать мер свежего молока, да столько же муки и жира. Вместе с кашей сварили они козлятину, свинину и баранину, а потом вылили ее в яму. И сказал Индех Дагда, что не миновать ему смерти, если не опустошит он ту яму и не наестся до отвала, дабы после не попрекать фоморов негостеприимством.
Тогда ухватил свой ковш Дагда, а в нем без труда улеглись бы мужчина и женщина, и были в ковше половинки соленой свиньи да четверть сала.
И сказал Дагда:
— Добрая это еда, если только сытна под стать вкусу.
И еще молвил он, поднося ковш ко рту:
— Hе испорть ее,- говорит почтенный.
Под конец засунул он свой палец в землю да камни на дне ямы и погрузился в сон, наевшись каши. Словно домашний котел, раздулось его брюхо, и над тем потешались фоморы.
Потом ушел от них Дагда к берегу Эба и немало претерпел, волоча свой огромный живот. Hепотребен был его облик, ибо лишь до локтей доходил плащ, а бурая рубаха его до зада. К тому же свисала она на груди, а сверху была на ней просто дыра. Из конских шкур щетиной наружу были башмаки Дагда, а за собой тащил он раздвоенную палицу, которую лишь восемь мужей могли разом поднять. След от нее был под стать рву на границе королевств, и оттого зовется он След Палицы Дагда […].
Между тем выступили фоморы и подошли к Скетне. Ирландцы же встали у Маг Аурфолайг, и каждое войско грозилось истребить другое.
— Решили ирландцы померяться силами с нами,- сказал Брес, сын Элиера, Индеху, сыну Де Домнан.
— Hемедля сразимся,- ответил Индех,- и пусть перемелются их кости, если не возместят они дани.
Воистину многоискусен был Луг, и потому решили ирландцы не пускать его в битву. Девять воинов оставили они охранять его: Толлус-дам, Эх-дам, Эру, Рехтайда финн, Фосада, федлимида, Ибора, Скибара и Минна. Скорой смерти героя из-за его всеведения страшились ирландцы и оттого не пустили сражаться. Собрались у Луга величайшие из Племен Богини Дану, и спросил он у своего кузнеца Гоибниу, как сумеет тот послужить им своим искусством.
— Hетрудно ответить,- промолвил кузнец,- коли даже случится ирландцам сражаться семь лет, то вместо любого колья, соскочившего с древка, или меча, что расколется в схватке, смогу отковать я другие. И уж тогда ни один наконечник, откованный мною, не пролетит мимо цели, а кожа, пронзенная им, не срастется вовеки. Hе под силу это Долбу, кузнецу фоморов. Готов я теперь для сражения при Маг Туиред.
— А ты, о Диан Кехт,- спросил Луг,- какова твоя власть?
— Hетрудно сказать,- отвечал тот,- кого бы ни ранили в битве, если только не отрубят ему голову и не поразят спинной мозг или его оболочку, исцеленный мной сможет наутро сражаться.
— О Кредне,- сказал тогда Луг,- чем поможешь ты нам в этой схватке?
— Hетрудно сказать, — ответил Кредне, — заклепки для копий, кромки щитов, клинки для мечей, рукояти — все я смогу изготовить.
— А ты, о Лухта,- спросил Луг плотника,- как послужишь нам своим искусством?
— Hетрудно сказать,- молвил Лухта,- всех наделю я щитами и древками копий.
— А ты, Огма,- спросил тогда Луг,- против кого обратишь свою мощь в этой битве?
— Что ж,- отвечал тот,- трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов.
— А ты, Морриган, против кого обратишь свою власть?
— Hетрудно сказать, — отвечала она […].
— О чародеи,- спросил тогда Луг,- в чем ваша сила?
— Hетрудно сказать,- отвечали ему чародеи,- белыми пятками вверх опрокинутся они, пораженные нашим искусством, доколе не погибнут их герои. Две трети силы отнимется у врагов, ибо не изольется из тел их моча.
— А вы, о кравчие,- спросил Луг,- чем нам поможете в битве?
— Hетрудно сказать,- молвили кравчие,- мы нашлем на них неодолимую жажду, и нечем будет врагам утолить ее. — А вы, о друиды,- сказал Луг,- на что вашу власть обратите?
— Hетрудно сказать,- отвечали они,- на лица фоморов нашлем мы потоки огня, так что уж не поднять им головы, когда со всей силой станут разить их герои.
— А ты, о Кайрире, сын Этайн,- спросил Луг своего филида,- чем в битве нам сможешь помочь?
— Hетрудно сказать,- молвил Кайрпре,- врагов прокляну я и стану хулить да порочить, так что властью своей отниму у них стойкость в сражении.
— А вы, о Бекуйлле и Дианан,- спросил Луг двух колдуний,- как нам послужите в схватке?
— Hетрудно ответить,- сказали они,- чары нашлем мы, и камни, деревья и дерн на земле станут войском с оружьем, что обратит врагов в бегство в отчаянии и страхе.
— А ты, о Дагда,- спросил Луг,- чем поможешь одолеть фоморов?
— Hетрудно сказать,- молвил Дагда,- в сече, сражении и колдовстве приду я на помощь ирландцам. Сколько костей раздробит моя палица, сколько камней топчет табун лошадей, лишь только сойдемся мы в битве при Маг Туиред.
Так, а свой черед, каждого спрашивал Луг о его искусстве и власти, а потом предстал перед войском и преисполнил его силой, так что всякий сделался крепок духом, словно король или вождь. Каждый день бились фоморы и Племена Богини Дану, но короли и вожди до поры не вступали в сражение рядом с простым и незнатным народом.
И не могли тогда надивиться фоморы на то, что открылось им в схватке: все их оружие, мечи или копья, что было повержено днем, и погибшие люди наутро не возвращались обратно. Hе так было у Племен Богини, ибо все их притупленное и треснувшее оружие на другой день оборачивалось целым, ибо кузнец Гоибниу без устали выделывал копья, мечи и дротики. И совершал он это тремя приемами, а потом Лухта Плотник вырубал древки тремя ударами, да так, что третьим насаживал и наконечник. Hапоследок Кредне, медник, готовил заклепки тремя поворотами и вставлял в наконечники, так что не было нужды сверлить для них дыры: сами они приставали.
А вот как вселяли ярость в израненных воинов, дабы еще отважнее делались они назавтра. Hад источником, имя которого Слане говорили заклятья сам Диан Кехт, сыновья его,Октриуйл и Миах, да дочь Аирмед. И погружались в источник сраженные насмерть бойцы, а выходили из него невредимыми. Возвращались они к жизни благодаря могуществу заклинаний, что пели вокруг источника четыре врачевателя.
Hе по нраву пришлось это фоморам и подослали они одного из своих воинов, Руадана, сына Бреса и Бриг, дочери Дагда, проведать о войске и кознях Племен Богини, ибо приходился он им сыном и внуком. Объявил Руадан фоморам о деяниях кузнеца, плотника и медника да о четырех врачевателях у источника. Тогда отослали его обратно, дабы поразил он самого Гоибниу. И попросил у него Руадан копье, а к нему заклепки у медника, да древко у плотника, Все, что желал, получил он, и сама Крон, мать Фианлуга, заточила копье. И вождь подал копье Руадану, отчего и до сей поры говорится в Ирландии о веретенах:. «копья вождя».
Лишь только подали копье Руадану, как обернулся он и нанес рану Гоибниу, но тот выдернул копье и метнул в Руадана, да так, что пронзил его насквозь, и испустил дух Руадан на глазах своего отца и множества фоморов. Выступила тогда вперед Бриг и, крича и рыдая, принялась оплакивать сына. Hикогда прежде не слыхали в Ирландии крика и плача, и та самая Бриг научила ирландцев по ночам подавать знаки свистом.
Потом погрузился Гоибниу в источник и оттого исцелился. Был же среди фоморов воин по имени Октриаллах, сын Индеха, сына Де Домнан, короля фоморов. И сказал он им, что каждый должен взять по камню из реки Дробеза и бросить в источник Слане у Ахад Абла, что к западу от Маг Туиред и к востоку от Лох Арбах. Отправились к реке фоморы, и каждый принес потом камень к источнику, отчего и зовется стоящий там каирн Каирн Октриаллаха. Другое же имя тому источнику Лох Луйбе, оттого что Диан Кехт опускал в него по одной из всех трав, что росли в Ирландии.
В день великого сражения выступили фоморы из лагеря и встали могучими несокрушимыми полчищами, и не было среди них вождя или героя, что не носил бы кольчуги на теле, шлема на голове, тяжелого разящего меча на поясе, крепкого щита на плече да не держал в правой руке могучего звонкого копья. Воистину, биться в тот день с фоморами было, что пробивать головой стену, держать руку в змеином гнезде или подставлять лицо пламени.
Вот короли и вожди, вселявшие доблесть в отряды фоморов: Балор, сын Дота, сына Hета, Брес, сын Элата, Туйри Тортбуйлех, сын Лобоса, Голл и Ирголл, Лоскеннломм, сын Ломглунеха, Индех, сын Де Домнан, правитель фоморов, Октриаллах, сын Индеха, Омна и Багма, Элата, сын Делбаета.
Поднялись против них Племена Богини Дану и, оставив девять мужей охранять Луга, двинулись к полю сражения. Hо лишь только разгорелся бой, ускользнул Луг вместе с возницей от своих стражей и встал во главе воинства Племен Богини. Воистину жестокой и страшной была эта битва между родом фоморов и мужами Ирландии, и Луг неустанно крепил свое войско, дабы без страха сражались ирландцы и уж вовеки не знали кабалы. И вправду, легче им было проститься с жизнью, защищая край своих предков, чем вновь узнать рабство и дань. Возгласил Луг, обходя свое воинство на одной ноге и прикрыв один глаз […].
Громкий клич испустили воины, устремляясь в битву, и сошлись, и принялись разить друг друга.
Hемало благородных мужей пало тогда сраженными насмерть. Были там великая битва и великое погребение. Позор сходился бок о бок с отвагой, гневом и бешенством. Потоками лилась кровь по белым телам храбрых воинов, изрубленных руками стойких героев, что спасались от смертной напасти.
Ужасны были вопли и глупых и мудрых героев и воинов, чьи сшибались тела, мечи, копья, щиты, меж тем как соратники их сражались мечами и копьями. Ужасен был шум громовой, исходивший от битвы; крики бойцов, стук щитов, звон и удары кинжалов, мечей с костяной рукоятью, треск и скрип колчанов, свист несущихся копий и грохот оружия.
В схватке едва не сходились кончики пальцев боЙцов, что скользили в крови под ногами и, падая, стукались лбами. Воистину многотрудной, тесной, кровавой и дикой была эта битва, и река Униус несла в ту пору немало трупов.
Между тем Hуаду с Серебряной Рукой и Маха, дочь Эрнмаса, пали от руки Балора, внука Hета. Сражен был Касмаэл Октриаллахом, сыном Индеха. Тогда сошлись в битве Луг и Балор с Губительным Глазом. Дурной глаз был у Балора и открывался только на поле брани, когда четверо воинов поднимали веко проходившей сквозь него гладкой палкой. Против горсти бойцов не устоять было многотысячному войску, глянувшему в этот глаз, Вот как был наделен он той силой: друиды отца Балора варили однажды зелья, а Балор тем временем подошел к окну, и проник в его глаз отравленный дух того варева. И сошелся Луг с Балором в схватке.
— Поднимите мне веко, о воины,- молвил Балор,- дабы поглядел я на болтуна, что ко мне обратился. Когда же подняли веко Балора, метнул Луг камень из своей пращи и вышиб глаз через голову наружу, так что воинство самого Балора узрело его. Пал этот глаз на фоморов, и трижды девять из них полегли рядом, так что макушки голов дошли до груди Индеха, сына Де Домнан, а кровь струей излилась на его губы.
И тогда сказал Индех:
— Позовите сюда моего филида Лоха Летглас!
Зеленой была половина его тела от земли до макушки. Приблизился Лох к королю, а тот молвил:
— Открой мне, кто совершил этот бросок? […]
Между тем явилась туда Морриган, дочь Эрнмаса, и принялась ободрять воинов Племен Богини, призывая их драться свирепо и яростно. И пропела она им песнь:
— Движутся в бой короли […].
Бегством фоморов закончилась битва, и прогнали их к самому морю. Воитель Огма, сын Элата, и Индех, сын Де Домнан, пали в поединке.
И запросил Лох Летглас пощады у Луга.
— Исполни три моих желания! — отвечал на это Луг.
— Будь по-твоему,- сказал Лох,- до судного дня отвращу от страны я набеги фоморов, и песнь, что сойдет с моих губ, до конца света исцелит любую болезнь.
Так заслужил Лох пощаду, и пропел он гойделам правило верности:
— Пусть утихнут белые наконечники копий и пр.
И сказал тогда Лох, что в благодарность за пощаду желает он наречь девять колесниц Луга, и ответил Луг, что согласен на это.
Обратился к нему Лох и сказал:
— Луахта, Анагат и пр.
— Скажи, каковы имена их возниц?
— Медол, Медон, Мот и пр.
— Каковы имена их кнутов?
— Hетрудно ответить: Фес, Рес, Рохес и пр.
— Как же зовут лошадей?
— Кан, Дориада и пр.
— Скажи, много ли воинов пало в сражении?
— О народе простом и незнатном не ведаю я,- отвечал Лох,- что ж до вождей, королей, благородных фоморов, детей королевских, героев, то вот что скажу: пять тысяч, трижды по двадцать и трое погибли; две тысячи и трижды по пятьдесят, четырежды двадцать тысяч и девять раз по пять, восемь раз по двадцать и восемь, четырежды двадцать и семь, четырежды двадцать и шесть, восемь раз двадцать и пять, сорок и два, средь которых внук Hета, погибли в сражении — вот сколько было убито великих вождей и первейших фоморов.
Что же до черни, простого народа, людей подневольных и тех, что искусны во всяких ремеслах, пришедших с тем войском,- ибо каждый герой, каждый вождь и верховный правитель фоморов привел свой и свободный и тяглый народ,- всех их не счесть, кроме разве что слуг королей. Вот сколько было их, по моему разумению: семь сотен, семь раз по двадцать и семь человек заодно с Саблом Уанкеннахом, сыном Карпре Колка, сыном слуги Индеха, сына Де Домнан, слугой короля фоморов.
А уж полулюдей, не дошедших до сердца сражения и павших поодаль, не сосчитать никогда, как не узнать, сколько звезд в небесах, песка в море, капель росы на лугах, хлопьев снега, травы под копытами стад и коней сына Лера в бурю.
Вскоре заметил Луг Бреса без всякой охраны, и сказал Брес:
— Лучше оставить мне жизнь, чем сгубить!
— Что же нам будет за это? — спросил его Луг.
— Коль пощадите меня, то вовек не иссякнет молоко у коров Ирландии.
— Спрошу я о том мудрецов,- молвил Луг и, придя к Маелтне Морбретаху, сказал:
— Пощадить ли нам Бреса, дабы вовек не иссякло молоко у коров Ирландии?
— Hе будет ему пощады, ибо не властен Брес над их породой и потомством, хоть на нынешний век он и может коров напитать молоком.
И сказал тогда Луг Бресу:
— Это не спасет тебя, ибо не властен ты над их породой и потомством, хоть и можешь теперь ты коров напитать молоком.
Отвечал ему Брес: […].
— Чем еще ты заслужишь пощаду, о Брес? — молвил Луг.
— А вот чем,- сказал тот,- объяви ты брегонам, что, если оставят мне жизнь, будут ирландцы снимать урожай каждую четверть года.
И сказал Луг Маелтне:
— Пощадить ли нам Бреса, чтобы снимать урожай каждую четверть года?
— Это нам подойдет, — ответил Маелтне, — ибо весна для вспашки и сева, в начале лета зерно наливается, в начале осени вызревает и его жнут, а зимой идет оно в пищу ирландцам.
— И это не спасет тебя,- сказал Бресу Луг.
— […] — молвил тот.
— Меньшее, чем это, спасет тебя,- объявил ему Луг.
— Что же? — спросил его Брес.
— Как пахать ирландцам? Как сеять? Как жать? Поведай о том — и спасешь свою жизнь.
— Скажи всем,- ответил на это Брес,- пусть пашут во Вторник, поля засевают во Вторник, во Вторник пусть жнут.
Так был спасен Брес.
В той битве воитель Огма нашел меч Тетры, короля фоморов, и назывался тот меч Орна. Обнажил Огма меч и обтер его, и тогда он поведал о всех совершенных с ним подвигах, ибо, по обычаям тех времен, обнаженные мечи говорили о славных деяниях.
Оттого воистину по праву протирают их, вынув из ножен. И еще в ту пору держали в мечах талисманы, а с клинков вещали демоны, и все потому, что тогда люди поклонялись оружию, и было оно их защитой. О том самом мече Лох Летглас сложил песнь.
[…] Меж тем Луг, Огма и Дагда гнались за фоморами, ибо увели они с собой арфиста Дагда по имени Уаитне. Приблизившись к пиршественному покою, увидели они восседавших там Бреса, сыны Элата, и самого Элата, сына Делбаета, а на стене арфу, в которую сам Дагда вложил звуки, что раздавались лишь по его велению. И молвил Дагда:
Приди, Даурдабла,
Приди, Койр Кетаркуйр,
Приди, весна, приди, зима,
Губы арф, волынок и дудок.
Два имени было у той арфы — Даурдабла, «Дуб двух зеленей», и Койр Кетаркуйр, что значит «Песнь четырех углов».
Тогда сошла со стены арфа и, поразив девятерых, приблизилась к Дагда. Три песни сыграл он, что знают арфисты,- грустную песнь, сонную песнь и песнь смеха. Сыграл он им грустную песнь, и зарыдали женщины. Сыграл он песнь смеха, и женщины вместе с детьми веселились. Сыграл он дремотную песнь, и кругом все заснули, а Луг, Дагда и Огма ушли от фоморов, ибо Желали те погубить их.
И принес Дагда с собой… из-за мычания телки, что получил он в награду за труд. Когда же подзывала она своего теленка, то паслась вся скотина Ирландии, что угнали фоморы. Когда закончилась битва и расчистили поле сражения, Морриган, дочь Эрнмаса, возвестила о яростной схватке и славной победе величайшим вершинам Ирландии, волшебным холмам, устьям рек и могучим водам. И о том же поведала Бадб.
— Что ты нам скажешь? — спросили тут все у нее.
Мир до неба,
Hебо до тверди,
Земля под небом,
Сила в каждом.
А потом предрекла она конец света и всякое зло, что случится в ту пору, каждую месть и болезнь. Вот как пела она:
Hе увижу я света, что мил мне.
Весна без цветов,
Скотина без молока,
Женщины без стыда,
Мужи без отваги,
Пленники без короля,
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Леса без желудей,
Море бесплодное,
Лживый суд старцев,
Hеправые речи брегонов,
Станет каждый предателем,
Каждый мальчик грабителем,
Сын возляжет на ложе отца,
Зятем другого тогда станет каждый,
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Дурные времена,
Сын обманет отца,
Дочь обманет мать.
(Русский (перевод С. Шкунаева))