Древнерусский языческий культ "заложных покойников"

[Цила]

Извините за опечатки, формат PDF иногда искажает такое старое написание текста.

***************************

Д. К. Зеленинъ, Древнерусскiй языческiй культъ “за-
ложныхъ” покойниковъ, Извҍстiя Академiи Наукъ,
1917, том 11, выпуск 7, 399–414

Древнеруеекій язьшеекій культъ „заложныхъ"
покойниковъ \
Д. К. Зеленина.
(Представлено въ засѣданіи Общаго Собранія 14 января 1917 г. академикомъ А. А. Шахма-
товымъ).
Одинъ изъ важнѣйшихъ вопросовъ такъ называемой низшей миѳологіи
посвященъ вопросамъ о культѣ мертвыхъ.
Ученые изслѣдователи-миѳологи склонны отожествлять культъ мерт­
вы хъ съ культомъ умершихъ предковъ. Знаменитый Французскій историкъ
Фюстель-де-Куланжъ , еще въ 1864-мъ году, въ своей книгѣ «La cité
antique», установилъ правило, по которому въ мвѳологіи «между мертвыми
раадичій не дѣлалось». Это сказано было о миѳологіи древнегреческой,
о наиболѣе развитой и наилучше изслѣдованной изъ всѣхъ миѳологій зем­
ного шара. Согласно съ этимъ нравидомъ, изслѣдователи-миѳологи не при­
давали никакого значенія ни полу, ни возрасту, ни обстоятельствамъ смерти
покойника; всѣ умершіе безъ различія объединялись въ одинъ общій раз-
рядъг— такъ называемыхъ умершихъ предковъ, manes.
Между тѣмъ, такое отожествленіе всѣссъ умершихъ съ предками
ошибочно. Умершіе предки составляютъ только одинъ изъ двухъ, во всемъ
рѣзко отличныхъ, разрядовъ умершихъ людей. Второй разрядъ умершихъ
составляютъ покойники, умершіе преждевременно неестественною смертью,—
независимо отъ того, была лй ихъ скоропостижная смерть несчастною слу-
[spoiler]университетѣ 12-го апрѣля 1917 года. Здѣсь нарисована лишь общая картина культа
покойниковъ, умершихъ преждевременно неестественною смертью, въ русскомъ народѣ.
Подробныя Фактическія данныя и доказательства этой картины читатель наидетъ въ моей
книгѣ: «Очерки русской миѳологіи», вып. I (Птргр. 1916), куда, однако же, не вошли нѣко-
торыя данныя и выводы моей настоящей статьи. (Д. #.).[/spoiler]
тайностью, была'ли- она насильственною, т. е. убійствойъ, или, наконецъ,
она была самоубінствомъ.
Этотъ второй разрядъ умершихъ людей носить въ русскомъ иародѣ и
особыя названія. Ихъ называютъ: залооюиые покойники, — названіе, отра­
зившее въ себѣ, какъ это мы увидимъ дальше, особый способъ погребенія
такихъ покойниковъ въ старину. Называютъ ихъ еще мертвяками, т. е.
уничижительнымъ названіемъ мертвецовъ, а также иногда домовиками, т. е.
мертвецами, остающимися дома, не ушедшими въ нотусторонній міръ. —
Тогда какъ умершихъ предковъ русскій народъ всегда и вездѣ называетъ
однимъ потегньімъ наименованіемъ.: родители.
Умершіе предки живутъ, но русскимъ народнымъ повѣрьямъ, гдѣ-то
далеко отъ жпвыхъ людей. Правда, они иногда приходить къ живымъ лю-
дямъ, но приходить рѣдко, только въ поминальные дни, и то — по особымъ
.'приглащешдмъ. (Таковыми.приглащеніямя служатъбольшею частью'особые
обрядовые огни, возжигаемые преимущественно изъ соломы, сора или на­
воза и • другихъ старыхъ вещей, а иногда изъ пахучихъ травъ или можже­
вельника, изрѣдка съ присоедиееиіемъ церковнаго ладана).
Жизненныя потребности умершихъ предковъ выражены сравнительно
весьма слабо. Изъ одежды имъ бываетъ достаточно того немногаго, что'
имъ полагается въ гробъ, изъ пищи довольно — рѣдкихъ обѣдовъ въ поми­
нальные дни въ году. Что касается отношенія умершихъ предковъ къ жи­
вымъ людямъ, то отношеніе это простирается, какъ ИЗВЕСТНО, только на
иотомковъ каждаго даннаго предка-покойника и совсѣмъ не касается людей
ностороннихъ, чужихъ. Отношеніе умершихъ предковъ къ живымъ людямъ
вообще доброжелательное; предки всячески помогаютъ своимъ потомкамъ,
пподдерживаютъ ихъ хозяйство. Правда, иногда умершіе предки и вредятъ
живымъ людямъ; но это они дѣлаютъ, такъ сказать, съ педагогическою
цѣлью: они наказываютъ такъ тѣхъ своихъ потомковъ, которые забыли
лежащій на нихъ долгъ поминать своихъ умершихъ дѣдовъ и прадѣдовъ;
послѣ того, какъ наказаніе это возымѣетъ свое дѣйствіе, иослѣ того какъ
наказанные потомки исправятся и почтятъ своихъ предковъ обычными по­
минальными приношеніями, — послѣ этого умершіе предки вновь начинаютъ
относиться къ живымъ людямъ благожелательно.
Соотвѣтственно со всѣмъ этимъ, умершіе предки или родители счи­
таются въ русскомъ народѣ покойниками безусловно чистыми, почитаемыми
и уважаемыми.
Нѣчто совсѣмъ иное представляетъ собою второй разрядъ умершихъ
людей — покойники, умершіе преждевременно неестественною смертью, или заложные. По народнымъ повѣрьямъ, они доживаютъ за. гробомъ срокъ
своей естественной жизни, доложенной имъ при рожденіи, почему послѣ
своей первой, неестественной, смерти сохраняютъ также и-свое тѣло,пока
не умрутъ второю смертью, уже естественною,
Заложные покойники живутъ совсѣмъ не тамъ, гдѣ живутъ умершіе
предки, а весьма близко къ живымъ людям^. Живутъ они въ лѣсахъ, въ
поляхъ, въ водѣ, иногда даже въ селеніяхъ. Вообще жеихъмѣстопребы-
ваніе тѣснѣйшимъ образомъ связано съ мѣстомъ ихъ несчастной смерти и
СЪ МѢСТОМЪ ЙХЪ МОГИЛЫ» :
Жизненный потребности заложныхъ покойипковъ выражены весьма
рѣзко.. Особенно сильна жажда, которая мучить- заложныхъ покойниковъ
въмогилахъ; по русскому народному повѣрью, бытующему въ наши дии
на юго-востокѣ и югѣ Европейской Россіи, мучимые сильнѣйшею жаждою
заложные покойники выпиваютъ всю влагу изъ земли на большомъ про­
странств кругомъ своей могилы; этимъ именно обстоятельство^
нашъ на-
родъ склоненъ объяснять весеннія и лѣтнія засухи, почему во время засухи
считаютъ : нужньшъ «напоить» заложныхъ покойниковъ въ могилѣ: для
этого въ могилу льютъ бочками воду, или же самый трупъ заложнаго вы-
рываютъ изъ моголы и кндаютъ его въ сырыя мѣста—рѣки, озера, болота.
Правда, какъ увидимъ далѣе, это народное повѣрье нужно признать позд-
нимъ видоизмѣненіемъ иныхъ старинныхъ воззрѣній, гдѣ о жаждѣ залож­
ныхъ покойниковъ рѣчи нѣтъ; но для насъ въ данномъ случаѣ одинаково
любопытны и современныя народный повѣрья, поскольку въ нихъ вырази­
лась выпукло рѣзкая разница между умершими предками съ одной стороны
и заложивши покойниками съ другой, тѣмъ болѣе что эти современныя по-
вѣрья развились, безусловно, на почвѣ старинныхъ воззрѣній.
Что касается отношенія заложныхъ покойниковъ къ живымъ людямъ,
то эти отношенія не ограничиваются тѣснымъ кругомъ родственниковъ дан-
наго покойника (потомки же у заложныхъ покойниковъ бываютъ рѣдко),
а простираются на всѣхъ тѣхъ людей, которые имѣли неосторожность или
несчастье встрѣтиться съ заложнымъ покойникомъ, особенно же вечеромь
или ночью. Отношеніе заложныхъ покойниковъ къ живымъ людямъ вообще
враждебное, безпричинно враждебное. Заложные покойники всячески вре~
дятъ живымъ людямъ; прежде всего, они пугаютъ людей, равно какъ пу-
гаютъ и скотъ; затѣмъ, они издѣваютея надъ людьми въ разныхъ шуткахъ,
далеко не всегда невинныхъ; далѣе, они приносятъ людямъ болѣзни, въ
частности—моровыя повѣтрія на людей и на скотъ; наконецъ, они раз-
личнымъ способомъ умерщвляютъ людей.
Такое, безпричинно враждебное отношеніе заложныхъ покойниковъ
къ ЖИВЫМЪ ЛЮДЯМЪ объясняется тѣмъ, что покойники эти, съ самаго часа
своей смерти, находятся въ полномъ распоряженіи у нечистой силы. При
этомъ, одни изъ заложныхъ покойниковъ оказываются служителями нечистой
силы, работниками и кучерами у чертей; другіе, и едва ли не большинство,
замѣняютъ нечистой силѣ рабочій скотъ, лошадей: на бойкихъ черти ка­
таются по ночамъ тройками, на вялыхъ и тихихъ—возятъ воду. Этихъ
послѣднихъ едва ли не больше, чѣмъ первыхъ; по крайней мѣрѣ, такъ можно
думать на основаніи ходячей народной пословицы: «на сердитыхъ воду во­
зить». Самая эта пословица можетъ быть объяснена только на почвѣ ука­
занного народнаго повѣрья: предполагается, что сердитые, какъ люди
нервные, чаще другихъ оканчиваютъ свою жизнь преждевременно и скоро­
постижно, послѣ чего, въ качествѣ заложныхъ покойниковъ, дѣлаются во­
довозными лошадями у нечистой силы.
Но нѣкоторые изъ числа заложныхъ покойниковъ, такъ сказать,
дѣлаютъ себѣ за гробомъ карьеру: они сами становятся въ рядахъ пред­
ставителей нечистой силы. А именно, нѣкоторые изъ залояшыхъ покойни­
ковъ оказываются духами-оберегателями кладовъ, многіе—кикиморами и
русалками, иные — водяными, лѣшими и домовыми духами.—И это русское
народное повѣрье, сходное съ иовѣрьями нѣкоторыхъ ФИНСКИХЪ, туредкихъ
и монгольскихъ народовъ, проливаетъ намъ свѣть на происхожденіе многнхъ
мелкихъ представителей нечистой силы.
Соотвѣтственно со всѣмъ сказаннымъ, а именно — соотвѣтственно съ
безпричинно-враждебвымъ отношеніемъ заложныхъ покойниковъ къ живымъ
людямъ, а также соотвѣтственно съ нахожденіемъ заложныхъ покойниковъ
въ полномъ распоряженіи у нечистой силы, — покойники эти считаются въ
русскомъ народѣ не только покойниками опасными, но также и покойниками
нечистыми, презираемыми, презрѣнными.
Между прочимъ, заложные покойники лишаются обычныхъ помиио-
веній, а въ старину они лишались также и погребенія.
Вопросъ о погребеніи заложныхъ покойниковъ особенно любо-
иытенъ для изслѣдователей. Между прочимъ, вопросъ этотъ отразился въ
древнерусской письменности, въ старорусской церковной обрядности и въ
современномъ русскомъ уголовномъ правѣ.
Весьма древній, безусловно языческій, русскій народный обычай тре-
бовалъ, чтобы заложные покойники, т. е. умершіе преждевременно не­
естественною смертью, лишались погребенія. Говоря точнѣе, заложныхъ не хоронили лишь въ землѣ, не зарывали въ могилу. Дѣлалось это, невиди­
мому, во избѣжаніе оскверненія земли нечиетымъ трупомъ. Однако, мысль
о такомъ оскверненіи.— мысль, столь широко распространенная поднесь
у народовъ востока, у последователей Зороастра,—эта мысль въ извѣст-
ныхъ намъ русскихъ народныхъ повѣрьяхъ совершенно не выражена.
Вмѣсто нея, въ русскихъ народныхъ воззрѣніяхъ,—и то не въ нынѣшнихъ,
а въ старинныхъ, теперь уже полузабытыхъ,—мы встрѣчаемъ иную мысль,
довольно близкую къ ученію Зороастра, а именно: мысль о гиѣвѣ земли,
какъ бы оскорбленной проникновеніемъ въ ея нѣдра нечистаго трупа.
Этотъ гнѣвъ земли проявляется въ разныхъ видахъ. Прежде всего,
гнѣвающаяся «мать сыра земля» «не принимаетъ» нечистый трупъ покой­
ника. («Земля не принимаетъ», — это буквальное народное выраженіе, ши­
роко распространенное, между прочимъ, и въ бранныхъ пожеланіяхъ). Не
принятый землею трупъ иногда выходить изъ могилы вновь на поверхность
земли, сколько бы разъ его не зарывали. Въ иныхъ же случаяхъ — и это,
невидимому, бываетъ чаще—такой трупъ остается въ нѣдрахъ земли, но
онъ, такъ сказать, не соединяется, не смѣшиваегся съ землею: онъ не под­
вергается тлѣнію, не гніетъ; вмѣстѣ съ тѣмъ покойникъ сохраняетъ спо­
собность выходить по ночамъ изъ могилы и приходить домой.
Такимъ образомъ, нетлѣніе трупа заложнаго покойника считается въ
русскихъ народныхъ повѣрьяхъ признакомъ нечистоты этого покойника.
Это народное воззрѣніе, сохраняющееся кое-гдѣ и въ наши дни, рѣзко
расходится съ православнымъ ученіемъ о почитаніи нетлѣняыхъ останковъ
святыхъ угодниковъ Божіихъ1
. И въ этомъ обстоятельствѣ, кстати замѣтить,
мы имѣемъ лишнее доказательство того, что разсматриваемый нами культъ
заложныхъ покойниковъ возникъ и развился во времена и на почвѣ язы­
чества: иначе онъ не протяворѣчилъ бы такъ рѣзко православному христиан­
скому ученію.
Оба указанныя проявленія гнѣва земли безразличны для живыхъ
людей. Но третій способъ, которымъ выражается гнѣвъ земли по поводу
помѣщенія въ ея нѣдра нечистаго трупа, весьма больно ударяетъ по инте-
ресамъ земледѣльческаго народа. А именно: земля выражаетъ свой гнѣвъ
весенними холодами, заморозками, которые гибельно вліяютъ на произра­
стание хлѣбныхъ злаковъ въ поляхъ.—И это послѣднее народное повѣрье,

Прим. 1
Въ нѣкоторыхъ мѣстагь культъ заложныхъ покойниковъ подвергся сильному
вліянію со стороны этого православнаго ученія; на Вяткѣ, напр., довольно ярко проявляется
склонность народа видѣть въ останкахъ заложныхъ покойниковъ цѣлебныя мощи.
И. Ж. Н, 1917.

о которомъ говорятъ намъ свидетельства XIII и XVI вѣковъ, конечно,
больше всего способствовало замѣчательной живучести культа заложныхъ
покойниковъ въ русскомъ народѣ. А живучесть эта, дѣйствительно,
рѣдкостная : происходя изъ временъ язычества, культъ заложныхъ еще и
въ наши дни находить въ русскомъ народѣ такихъ ревностныхъ привержен-
цевъ, которые идутъ ради этого культа на престуиленіе. (О такихъ пре-
ступленіяхъ рѣчь будетъ далѣе).
Согласно съ изложенными воззрѣвіями, наши предки въ языческую
пору не хоронили заложныхъ покойниковъ въ могилахъ, отнюдь не зары­
вали ихъ въ землю. Вмѣсто того, трупы заложныхъ покойниковъ выбра­
сывались на поверхность земли, въ мѣста пустынныя и уединенный, чаще
всего, иовидимому, въ овраги. Памятникъ ХѴІ-го вѣка выражается по
этому вопросу весьма неопредѣленно: «извержемъ его нѣгдѣ далѣ», «на
поле извлекаю ихъ». Повидимому, для предохранения брошеннаго трупа отъ
хшцныхъ звѣрей, труіты эти закидывались сучьями, закладывались кольями
и тому подобное; въ Москвѣ ХѴІ-го вѣка ихъ «коліемъ отыняли». — Отъ
такого именно, языческаго способа погребенія заложныхъ покойниковъ они
и получили это свое народное названіе: заложные. Названіе это сохраняется
въ наши дни на Вяткѣ, въ Вятской губерніи, гдѣ много рѣже, но, повиди­
мому, правильнее, говорится еще: заложенные. Оба эти названія я понимаю
одинаково: «заложенные, закладенные, закрытые кольями, досками или
сучьями, въ противоположность покойникамъ захороненным*, т. е. зары-
тымъ въ землю».
Описанный способъ языческаго погребенія заложныхъ покойниковъ
являлся, въ сущности, полнымъ лишеніемъ, отсутствіемъ погребенія. Но,
но общему воззрѣнію всѣхъ индо-европейскихъ народовъ, лишеніе погре-
беній представляется весьма тяжкимъ наказаніемъ для человѣка, и непохо­
роненные покойники склонны мстить за это живымъ людямъ.
Месть со стороны непогребенныхъ заложныхъ покойниковъ особенно
опасна для земледѣльческаго народа лѣтомъ, во время созрѣванія хлѣбныхъ
злаковъ: бродя по полямъ, мстительные заложные покойники легко могутъ
истребить хлѣбные посѣвы. Лучшимъ средствомъ для предохранения полей
отъ такой мести со стороны заложныхъ покойниковъ было бы, конечно,
погребете этихъ покойниковъ: предоставленіе имъ погребальныхъ почестей
должно успокоить ихъ неудовлетворенныя души и примирить съ живыми
людьми. Но, какъ мы только что видѣли выше, и это погребеніе заложныхъ
покойниковъ было весьма опасно для тѣхъ же самыхъ полевыхъ посѣвовъ.
Отъ этой двойной опасности наши предки избавлялись такимъ образомъ: трупы заложныхъ покойниковъ, какъ уже сказано, не хоронились въ мога-
лахъ и выбрасывались на поверхность земли, но позднею весной, когда ве-
сенніе холода были уже не опасны для полевыхъ посѣвовъ, а именно —
иередъ временемъ цвѣтенія хлѣбныхъ злаковъ, — въ честь неиогребенныхъ
заложныхъ покойниковъ устраивалась особая, торя^ественная и пышная,
похоронная тризна; эта тризна должна была замѣнить заложнымъ покойни-
камъ ихъ погребеніе (не исключена возможность, что она и сопровождалась
настоящимъ иогребеніемъ, что для поздней эпохи, для времени существо-
ванія на Руси убогихъ домовъ, доподлинно пзвѣстно). Предоставленіе за­
ложнымъ покойникамъ хотя бы и запоздавишхъ иохоронныхъ почестей
должно было удовлетворить ихъ, успокоить и примирить съ живыми людьми,
a вслѣдствіе этого оно должно было спасти полевые посѣвы отъ мести и
вреда со стороны заложныхъ ПОКОЙНИКОВЪ.
Эта языческая похоронная тризна въ честь заложныхъ покойниковъ,
совершавшаяся передъ временемъ цвѣтенія хлѣбныхъ злаковъ въ иоляхъ,
сохранилась и въ христіанскую нору, причемъ она совпала съ семикомъ,
т. е. съ седьмымъ четвергомъ иослѣ Пасхи, бывающимъ за три дня до
праздника Пятидесятницы. Народное празднованіе семика совершалось не
въ одно время, но всегда по четвергамъ; седьмой четвергъ послѣ Пасхи —
это былъ самый ранній срокъ семика; весьма часто праздновался семикъ
на недѣлю позднѣе, въ четвергъ восьмой недѣли по Пасхѣ; иногда же
иразднованіе его переносилось на іюль мѣсяцъ: происходило это, какъ о томъ
можно заключать на основаніи одного сообщенія изъ города Дедюхина,
Пермской губерніи, въ гЬ годы, когда весна был^ позднею.
Когда наши предки приняли христіанство, тогда православное духо­
венство вступило въ борьбу съ языческимъ культомъ заложныхъ покойни­
ковъ и, въ частности, со своеобразнымъ языческимъ погребеніемъ зтихъ
покойниковъ. Пастыри и іерархи древнерусской христіанской церкви тре­
бовали, чтобы есть умершіе христіане одинаково, въ томъ числѣ и заложные
покойники, хоронились обыкновеннымъ христіанскимъ порядкомъ въ моги-
лахъ. Сторону православнаго духовенства въ данномъ случаѣ нерѣдко при­
нимали также и родственники скоропостижно умершихъ: по естественной
своей любви къ несчастно-умершему, они также желали похоронить его
обычнымъ христіанскимъ порядкомъ, въ могплѣ. Община, повидимому, не
всегда строго слѣдила за тщательнымъ выполненіемъ древняго языческаго
обычая. И вотъ, въ первые вѣка христіанства на Руси трупы заложныхъ
покойниковъ нерѣдко хоронились въ могплахъ, зарывались—вопреки древ­
нему народному обычаю— въ землѣ.
Но послѣ того какъ наступали вредныя для полевыхъ посѣвовъ по-
слѣдствія нарушеннаго обычая, послѣ того какъ оскорбленная помѣщеніемъ
въ ея нѣдра нечистаго трупа стать сыра земля» выражала свой гнѣвъ ве­
сенними холодами,—послѣ этого земледѣльцы спѣшили разыскать виновника
этихъ морозовъ. Такіе виновники скоро находились въ тѣхъ заложныхъ по-
койникахъ, трупы которыхъ были, вопреки требованію обычая, захоронены
въ землю. Тогда земледѣльцы спѣшили вырыть изъ земли эти злополучные
трупы и выкидывали ихъ, по выраженію писателя ХѴІ-го вѣка, «нѣгдѣ
далѣ».
Эти печальный явленія кощунственнаго поруганія христіанскихъ тру-
повъ особенно вооружали противъ себя православное духовенство. До насъ
дошли два протеста противъ такого кощунства, совершаемаго на почвѣ
культа заложныхъ покойниковъ. Первый протеста относится къ XIII-му вѣку;
онъ имѣетъ видъ церковнаго поученія и принадлежитъ епископу Владимір-
скому Серапіону. Второй протеста имѣетъ видъ «посланія» и принадле­
житъ перу извѣстнаго ученаго монаха, прибывшаго въ Москву изъ Греціи
въ началѣ ХѴІ-го вѣка, Максима Грека . Этотъ второй протеста отно­
сится, повидимому, къ самой Москвѣ.
Уже изъ этого обстоятельства видно, что борьба древнерусской хри-
стіанской церкви съ языческимъ культомъ заложныхъ покойниковъ не была
усеѣшною: еще въ ХѴІ-мъ вѣкѣ, и даже въ самой столицѣ государства
происходили, на почвѣ этого культа, столь печальный явленія кощунствен-
наго надругательства надъ христіанскими трупами !
Но еще много ранѣе ХѴІ-го вѣка древнерусская церковь, по крайней
мѣрѣ Новгородская, сознала, повидимому, безуспѣшность своей борьбы съ
древнимъ языческимъ культомъ заложныхъ покойниковъ, и вступила на путь
уступокъ. Какъ слѣдствіе такой уступки, на Руси явились особыя, весьма
своеобразный, учрежденія, соотвѣтствія которымъ мы не видимъ ни у одного
изъ другихъ народовъ Европы. Я разумѣю такъ называемые убогіе дома,
извѣстные еще подъ наименованіями: скудельницы, буйвища, гноища.
Подъ именемъ «убогаго дома» въ старой Руси разумѣлось нѣчто въ
родѣ общественнаго погреба для труповъ заложныхъ покойниковъ. Обыкно­
венно за городомъ, или на самой окраинѣ города, выкапывалась большая
яма; надъ нею возводилась легкая постройка, сарай; крайне рѣдко устраи­
вался тута же храмъ; много чаще при убогихъ домахъ строились особыя
помѣщенія для сторожа, такъ называемаго божедома. Въ ямникъ убогаго
дома свозились трупы всѣхъ заложныхъ покойниковъ, въ частности: трупы
убитыхъ, умершихъ скоропостижно отъ морового повѣтрія, трупы бездом-
ныхъ скітальщевъ, коихъ некому было похоронить, и вообще всѣхъ умер­
шихъ безъ дерковнаго покаянія, а иногда также и трупы ивовѣрцевъ.
Трупы эти складывались въ ямникѣ убогаго дома- не .отаѣтьши и безъгро-
бовъ; здѣсь они закрывались рогожами, но отнюдь не засыпались землею.
Такъ происходило до семика, т. е. до седьмого четверга послѣ Пасхи*
Въ этотъ день устраивался обычно крестный ходъ мзъ города къ убогому
дому. Въ Москвѣ, во главѣ этого крестнаго хода мы иногда встрѣчаемъ
самого патріарха. Надъ убогімъ домомъ совершались паніхиды —какъ
общія, по всѣмъ умершимъ «не своею» смертью, такъ и частныя, по
отдѣльнымъ заложнымъ покойяікамъ, имена коихъ были извѣстны ихъ
роднымъ или знакомымъ. Нѣкоторые благочестивые люди приходили сюда
съ саванами; они разбирали своими руками смердѣвшіе трупы кліентовъ
убогаго дома, облекали,жхъ въ саваны и вообще приготовлял къ погре-
бенію.
,; Въ тѣхъ случаяхъ, когда убогій домъ быль учрежденіемъ временнымъ,
возникшими лишь на время морового повѣтрія, въ такихъ случаяхъ ямникъ
убогаго дома служилъ также и могилою для всѣхъ скопившихся въ немъ
труповъ: ихъ зарывали въ этомъ самомъ ямникѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ убогій
домъ прекращалъ свое существованіе. Въ тѣхъ же случаяхъ, когда убогій
домъ былъ учрежденіемъ постояннымъ, для скопрвшихся въ ямникѣ убогаго
дома выкапывалась особая могила, а иногда и нѣсколько могилъ; въ нихъ
хоронились, — повидимому, безъ отпѣванія, — всѣ скопившіеся въ убогомъ
домѣ, за годъ, трупы, а освободившийся отъ труповъ ямникъ предназначался
для новыхъ заложныхъ покойниковъ будущаго года.
Новгородская лѣтопись приписываетъ созданіе на Руси первыхъ убо-
гихъ домовъ или скудельницъ Новгородскому архіепископу начала ХІІІ-го
вѣка, Спиридону. Древнія лѣтописи говорятъ намъ только о временныхъ
скудельницахъ, которыя устраивались лишь во время и на время моровыхъ
повѣтрій. Когда эти временныя учрежденія превратились въ учрежденія по-
стоянныя, объ этомъ точныхъ свѣдѣяій у насъ нѣтъ. На основаніи упомя-
нутаго выше «посланія» Максима Грека можно думать, что въ Москвѣ
въ началѣ ХѴІ-го вѣка постояннаго убогаго дома еще не было. Можно
даже догадываться, что самое «посланіе» Максима Грек а написано по
поводу толковъ и слуховъ, предшествовавших^ появление въ Москвѣ пер-
ваго постояннаго убогаго дома. По крайней мѣрѣ, посѣтившій Москву въ
ХѴТ-мъ же вѣкѣ иностранецъ Принтцъ уже упоминаетъ объ убогихъ до*
махъ, а для ХѴІІ-го вѣка имѣется цѣлый рядъ свидѣтельствъ о Москов-
скихъ убогихъ домахъ — въ сообщеніяхъ Маржерета , Флетчера , антіо-
хійскаго патріарха Макарі я и другихъ; убитый въ Москвѣ въ 1606-мъгоду
Самозванета былъ похороненъ въ убогомъ домѣ.
Память о постоянныхъ убогихъ домахъ сохранилась во многихъ горо-
дахъ прежней Московско-Новгородской Руси. (Тогда какъ на югѣ убогіе
дома были вообще неизвѣстны). Мы знаемъ также, что въ городѣ Арза­
масе, Нижегородской губерніи, въ половинѣ ХѴІІІ-го вѣка было построено
каменное зданіе убогаго дома; это рѣдкое обстоятельство свидѣтельствуетъ
не только о томъ, что Арзамасскій убогій домъ былъ учрежденіемъ постоян-
нымъ, но также и вообще о томъ, что разсматриваемыя нами своеобразный
тчрежденія крѣпко срослись съ старорусскимъ городскимъ бытомъ.
Я назвалъ выше убогіе дома учрежденіемъ компромисснымъ, въ ко-
торомъ Церковь уступила передъ народнымъ, языческимъ, обычаемъ.
О такой уступкѣ ярко свидѣтельствуетъ то обстоятельство, что трупы за­
ложныхъ покойниковъ въ убогихъ домахъ не засыпались землею, не хоро­
нились въ могилѣ вплоть до поздней весны, вплоть до семика, послѣ кото-
раго опасность для полевыхъ посѣвовъ отъ весеннихъ морозовъ уже мино­
вала. А приверженцы культа заложныхъ больше всего и боялись именно
этихъ весеннихъ холодовъ, и по миновеніи опасности отъ нихъ для хлѣб-
яыхъ злаковъ сами устраивали торжественную похоронную тризну въ честь
заложныхъ покойниковъ. Едва ли можетъ быть сомнѣніе въ томъ, что сро-
комъ именно этой языческой тризны, сохранившейся и въ христіанскія вре­
мена, было обусловлено также и самое время общаго христіанскаго погре-
бенія заложныхъ покойниковъ въ убогихъ домахъ. Такимъ образомъ, въ
убогихъ домахъ мы находимъ едва ли не больше народно-языческихъ эле-
ментовъ, нежели элементовъ церковно-христіанскихъ, и не будетъ ошибкою,
если мы назовемъ убогіе дома учрежденіемъ языческимъ, т. е. выросшимъ
всецѣло изъ языческихъ корней. Тутъ, такимъ образомъ, мы имѣемъ предъ
собою, единственное древнерусское языческое учрежденіе, которое дожило
до конца ХѴІІІ-го вѣка. Христианству принадлежитъ лишь стройная орга-
низація и окончательное завершеніе этого дѣтища языческой поры. Не да-
ромъ же Максимъ Грек ъ называлъ убогіе дома (тогда еще временные и
случайные) дѣломъ, за которое мы, правовѣрные, должны будемъ дать Богу
отвѣтъ въ день судный.
И древнерусская церковная іерархія, и свѣтское правительство древ-
няго Новгорода и старой Москвы не даромъ, конечно, не безпричинно со­
гласились признать и узаконить это — если не чисто языческое, то во вся-
комъ случаѣ полу-языческое — учрежденіе. Этимъ они пошли навстрѣчу
древнему народному обычаю и предупредили повтореніе тЬхъ печальныхъ явленій кощунственнаго надругательства надъ трупами хрпстіанъ, противъ
чего боролся еще въ своихъ поученіяхъ Владимірскій епископъ ХІП вѣка
Серапіонъ.
Въ отличіе отъ древнерусскихъ властей, Петербургское правительство
новой Россіи съ народными обычаями никогда не считалось, пренебрегая
ими. Согласно съ этимъ, въ самомъ началѣ Петербургскаго періода прави­
тельство пытается уничтожить также и убогіе дома. Уже императрица
Анна Іоанновна издала указъ объ уничтоженіи убогихъ домовъ, но указъ
этотъ почему-то не былъ приведенъ въ исполнепіе. Уничтожены убогіе дома
императрицей Екатериною II, указомъ, изданнымъ въ годъ знаменитой
Московской чумы и знаменвтаго Московскаго бунта— въ 1771-мъ году.
Одновременно, при всѣхъ городахъ и селеніяхъ были устроены особыя
кладбища, на которыхъ и повелѣно хоронить всѣхъ умершихъ, не исключая
и заложныхъ покойниковъ, такъ что убогіе дома, казалось бы, стали из­
лишними.
Но на Руси и въ то время, и даже еще въ наши дни, оказывается не
мало людей, для которыхъ старый обычай дороже новаго закона. И вотъ,
иослѣ уничтоженія въ 1771-мъ году убогихъ домовъ, на Руси опять воз­
обновились тѣ печальный явленія кощунства, которыми вызваны были упо­
мянутые выше протесты Серапіона Владимірскаго и Максима Грека :
погребенные на общихъ кладбищахъ трупы заложныхъ покойниковъ вы­
рываются изъ могилъ и переносятся на иныя мѣста.
Но если въ ХШ-мъ вѣкѣ случаи такого кощунства имѣли своимъ по-
слѣдствіемъ однѣ лишь церковныя поученія, то въ ХѴІІІ-мъ и ХІХ-мъ вѣ-
кахъ этимъ дѣло не ограничивалось; виновные подвергались тяжкой отвѣт-
ственности, и многія сотни русскихъ земледѣльцевъ пошли въ тюрьмы за
свою приверженность къ древнему обычаю-культу заложныхъ. На почвѣ
этого языческаго культа возникъ цѣлый рядъ судебныхъ процессовъ. Намъ
извѣстны только немногіе изъ этихъ процессовъ, такъ какъ для первой по­
ловины ХІХ-го вѣка, равно какъ и для конца ХѴІН-го, у насъ источни-
ковъ нѣтъ; но и то мы знаемъ около 30-ти судебныхъ дѣлъ даннаго рода.
Послѣднее, по времени, изъ извѣстныхъ намъ такихъ судебныхъ дѣлъ про­
исходило совсѣмъ недавно — въ 1913-мъ году, въ селѣ Лохъ, Саратовской
губерніи.
Такимъ образомъ, здѣсь мы имѣемъ весьма рѣдкій случай, когда одно
H то же русское народное повѣрье, одинъ и тотъ же русскій языческій
культъ заложныхъ, мы можемъ прослѣдить на протяженіи почти цѣлаго
тысячелѣтія; и въ теченіе всего этого времени данный культъ-обычай ока-
зывается живымъ, жизненнымъ, а не окаменѣвшшъ и мертвьшъ. И здѣсь
мы можемъ наглядно прослѣдить, какъ на протяженіи столѣтій одинъ и
тотъ же культъ видоизмѣняется въ своихъ подробностяхъ, согласно съ но-
вымъ его пониманіемъ и толкованіемъ въ народѣ.
Въ старину, еще въ ХѴІ-мъ вѣкѣ, въ основѣ занимающаго насъ рус-
скаго народнаго культа заложныхъ мы видимъ мысль о гиѣвѣ земли, оскор­
бленной помѣщеніемъ въ ея нѣдра нечистаго трупа. (Не исключена возмож­
ность, что и эта мысль явилась,, въ свою очередь, на смѣну мысли объ
осквернены земли трупомъ). Въ ХІХ-мъ вѣкѣ эта основа культа почти
совсѣмъ забыта; вмѣсто нея явилась иная, новая мысль—-и, замѣчательно,
мысль болѣе наивная и непосредственная: мысль о мучительной жаждѣ
заложныхъ покойниковъ, особенно опойцевъ, которые, находясь въ могилѣ,
выииваютъ влагу изъ земли на большомъ пространства кругомъ своей мо­
гилы.* Едва ли можетъ быть сомнѣніе въ томъ, что ближайшій толчокъ
этой мысли данъ обиліемъ среди заложныхъ'покойниковъ людей, опившихся
водкою, которыхъ при жизни, дѣйствительно, мучила алькоголыіая жажда.
Въ настоящее время обычному погребенію заложныхъ покойниковъ
въ землѣ русскій народъ приписываетъ уже не столько весенніе морозы,
сколько засухи — весеннія и лѣтнія. Засухи эти объясняются тѣмъ, что
влагу изъ земли выпиваютъ находящееся въ могилахъ заложные покойники.
Вслѣдствіе этого, надлежащимъ и лучшимъ мѣстомъ для погребенія залож­
ныхъ покойниковъ считается теперь вода — рѣки, озера, болота. .
Теперь я перейду къ вопросу о поминовеніи заложныхъ покой­
никовъ на Руси, но остановлюсь только на внѣцерковеыхъ способахъ этого
поминовенія, такъ какъ чисто церковные способы легко могли зависѣть
всецѣло отъ причииъ каноническихъ, а не отъ народно-бытовыхъ.
Выше я сказалъ, что заложные покойники лишались поминовеній.
Этому, казалось бы, противорѣчитъ то обстоятельство, что семицкіе народ­
ные обряды посвящены теперь главнымъ образомъ именно поминкамъ въ
честь заложныхъ покойниковъ. Но ближайшее изученіе семицкихъ поми-
нальныхъ обрядовъ убѣждаетъ насъ, что эти обряды въ основѣ своей не
поминальные, а похоронные. Въ нихъ не трудно разсмотрѣть переживанія по-
хоронныхъ обрядовъ двухъ различныхъ эпохъ: во-первыхъ, переживаніе
языческой похоронной тризны въ честь заложныхъ, совершавшейся передъ
временемъ цвѣтенія хлѣбныхъ злаковъ; во-вторыхъ, переживаніе хриотіан-
скаго общаго погребенія заложныхъ въ убогомъ домѣ, происходившаго въ
XVII и ХѴШ-мъ вѣкахъ въ одинъ только день въ году, и именно въ семикъ.
Наслѣдіемъ языческой похоронной тризны въ семицкихъ поминаль-
ныхъ обрядахъ являются кулачные бои и иныя состязашя. НаВяткѣ се-
•мицкіе поминальные обряды, сопровождались еще въ ХІХ-мъ вѣкѣ кулач­
ными боями, а также киданьемъ другъ въ друга глиняныхъ шаровъ. Въ
прочихъ мѣстахъ Европейской Россіи эти «драки по мертвецамъ» исчезли
раньше, чѣмъ ихъ отмѣтили бытописатели; но, напр., старое Московское и
Тульское названіе, семицкихъ обрядовъ тюльпа занесено было прежними
переселенцами въ Восточную Сибирь въ значеніи «драка»; очевидно, драка
для Московскаго семика были весьма типичны.
Что касается наслѣдія въ семицкихъ обрядахъ отъ общихъ христіан-
скихъ похоронъ заложныхъ въ убогомъ домѣ, то съ особенно характерньшъ
случаемъ мы сталкиваемся въ гор. Смоленскѣ : здѣсь въ наши дни общая
семицкая панихида по всѣмъ умершимъ «не своею» смертью совершается
надъ устраиваемымъ ежегодно землянымъ холмикомъ, имѣющимъ видъ
свѣжей могилы; въ XVII и ХѴІІІ-мъ вѣкахъ тутъ была дѣйствительная
свѣжая могила надъ трупами заложныхъ изъ убогаго дома, а теперь —
только переживаніе такой могилы. =
Еще поминальный обрядъ въ« честь заложныхъ можно было бы видѣть
въ слѣдующемъ русскомъ народномъ обычаѣ; всѣ проходящіе.мимо могилъ
заложныхъ покойниковъ, особенно самоубійцъ, считаютъ долгомъ кинуть
что-либо на могилу. Кидаются при этомъ древесныя вѣтки, трава, палки, а
также земля горстями, камни и т. п. Накиданныя вещи иногда, съ тече-
ніемъ времени, сжигаются, и это обстоятельство даетъ поводъ нѣкоторымъ
изслѣдователямъ видѣть тутъ переживаніе древняго языческаго способа
погребенія ч^резъ сожженіе. Но сожженіе накиданныхъ на могилу за­
ложнаго вещей отмѣчено лишь въ рѣдкихъ случаяхъ; кидаемые на могилу
камни и земля предназначаются, конечно, не для сожженія; и вообще,
центръ тяжести этого обычая совсѣмъ не въ сожженіи накиданныхъ вещей,
а въ томъ, что киданье чего-либо на могилу считается оберегомъ отъ жи-
вущаго въ могилѣ заложнаго. Ближайшее изученіе убѣждаетъ насъ, что и
это — обрядъ похоронный: кидая что-либо на могилу, прохожій дѣлаетъ
тѣмъ видъ, что онъ принимаетъ участіе въ погребеніи даннаго заложнаго
покойника, въ свое время не похороненнаго; этимъ своимъ мнимымъ уча-
стіемъ въ похоронахъ прохожій надѣется умилостивить, задобрить опаснаго
заложнаго покойника и чрезъ то избѣчь вреда отъ него.
Если говорить о собственно поминальныхъ обрядахъ въ честь залож­
ныхъ, то такой обрядъ можно усмотрѣть развѣ только въ слѣдующемъ,
рѣдкомъ теперь, русскомъ народномъ обычаѣ: на могилу самоубійцы ки-
дають хлѣбныя зерна для кормленія дикнхъ, вольныхъ нтицъ. Повидимому,
предполагается, что клевать эти зерна будетъ прежде всего та птица, въ
которую превратилась душа даннаго самоубійцы. По крайней мѣрѣ, мысль
о превращенім въ птицу (чаще всего въ Филина, крікъ коего напоминаетъ
плачъ младенца) души заложныхъ младенцевъ весьма широко распростра­
нена въ русскомъ народѣ, особенно у малоруссовъ. Но представленіе души
умершаго человѣка въ видѣ птицы было извѣстно многимъ народамъ въ
языческой древности. Не исключена возможность, что кормленіе на могилѣ
умершаго дикихъ птицъ было нѣкогда однимъ изъ сиособовъ языческаго
поминовенія умершихъ вообще. Въ наше время этотъ способъ примѣняется,
какъ переживаніе, только къ цокойвикамъ нечистымъ, заложнымъ, что такъ
естественно ; подобнымъ образомъ и языческіе способы погребенія прпмѣ-
нялись въ христіанскую пору только къ нокошшкамъ нечистымъ же.
Въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда заложиый покойникъ оказывается
одновременно и предкомъ, потомки его считаютъ нужнымъ, въ номинальные
дни, почтить и его обычнымъ поминальнымъ обѣдомъ, вмѣстѣ съ прочими
предками. Но кушанья для заложнаго ставятся въ такомъ случаѣ не на
столь,- куда ставятся кушанья для обыкновенныхъ предковъ, а подо столь,
и притомъ лишь нѣкоторыя, немногія кушанья. Въ.такомъ видѣ обычай
этотъ извѣстенъ въ Пермской губерніи (описанъ г. Дягилевымъ недавно,
менѣе 30-ти лѣтъ тому назадъ), гдѣ.его народъ объясняетъ такъ: заложиый
недостоинъ сидѣть за однимъ столомъ съ чистыми предками, съ «родите­
лями». И въ этомъ народномъ обрядѣ такъ ярко сказалась та пропасть, ко­
торая отдѣляетъ заложныхъ покойниковъ отъ умершихъ предковъ.
Культъ заложныхъ покойниковъ извѣстенъ былъ и многимъ другимъ,
быть можетъ даже всѣмъ, народамъ земного шара. Но, повидимому, нигдѣ
онъ не имѣлъ столь многочисленныхъ и столь важныхъ послѣдствій, какими
онъ сопровождался у русскаго народа. Кромѣ всего сказаннаго, кромѣ
учреждения убогихъ домовъ, цѣлаго ряда судебныхъ процессовъ и такъ
далѣе, культъ заложныхъ покойниковъ въ русскомъ народѣ тѣсно связанъ
еще съ однимъ миѳологическимъ образомъ, съ образомъ, нашедшимъ для
себя весьма широкое отраженіе, между прочимъ, и въ нашей изящной сло­
весности. Я разумѣю миѳологическій образъ русалокъ.
Воззрѣніе русскаго народа, одинаковое и у великоруссовъ, и у бѣло-
руссоръ, и у малоруссовъ, гласить, что русалки суть женщины и дѣти, умершія: преждевременно неестественною смертью; говоря.иными словами:
.русалки суть заіожныя покойницы.
Но уже a.priori необходимо предполагать, что это народное иовѣрьеяе
встрѣтитъ довѣрія у ученыхъ пзслѣдователей-миѳологовъ; какъ я.заиѣтагь
выше, изслѣдователи не придавали никакого зваченія возрасту, полу и обстоя­
тельствамъ смерти умершихъ людей, объединяя всѣхъ ихъ въ одинъ общій
разрядъ '«предковъ». И дѣйствительно, наши изслѣдователи давно и согласно
отвергли приведенное народное свидѣтельство о пропсхожденіи русалокъ отъ
заложныхъ покойницъ, усмотрѣвъ въ этомъ повѣрьѣ позднее перетолкованіе
старинныхъ воззрѣній. Вмѣсто того, наши миѳологи создали свою собственную
теорію о происхожденіи русалокъ, по которой русалки суть души умершихъ
предковъ, manes. Теорія эта была высказана впервые нашимъ знаменитъшъ.
историкомъ, С. М. Соловьевыми въ 1849-мъ году; ея же держался, послѣ,
и нашъ извѣстный этнограФъ А. Н. Аѳанасьевъ ; подробнѣе развиіъ эту
теорію покойный академикъ А. Н. Веселовскій. Въ наше время-эту
теорію защищаютъ Е. В. Аничковъ и академикъ Е. Ѳ. Карскій.
Но послѣ того, какъ передъ нами выяснился съ большою подробностью
особый культъ заложныхъ покойниковъ, культъ весьма древній, безусловно
языческій (названнымъ выше изслѣдователямъ культъ этотъ остался, въ
"-сущности, неизвѣстнымъ), — послѣ этого свидѣтельство русскаго народа
о происхожденіи русалокъ отъ заложныхъ покойницъ представляется намъ
уже совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ. Мы уже не имѣемъ накакихъ основаній отно­
ситься къ этому народному воззрѣнію съ предубѣжденіемъ; напротивъ, мы
имѣемъ всѣ данныя видѣть въ этомъ народномъ оовѣрьѣ сохранееіе глу­
бокой, быть можетъ даже исконной, языческой старины.
Однако, изслѣдователь-миѳологъ только тогда можетъ считать свои
выводы вполнѣ прочными, когда онъ основывается не только на народныхъ
новѣрьяхъ, съ теченіемъ времени измѣняющихся, но также — и даже глав-
нымъ образомъ — на народныхъ обрядахъ. А потому, окончательно разрѣ-
шить спорный вопросъ о происхожденіи русскихъ русалокъ должны именно
русальскіе народные обряды.
Изучая эти послѣдніе, мы прежде всего видимъ, что по времени своего
совершенія обряды эти совпадаютъ съ обрядами въ честь заложныхъ по­
койниковъ. Тѣ и другіе совершаются позднею весною,, передъ цвѣтеніемъ
хлѣбиыхъ злаковъ въ поляхъ; главный русальскій ираздникъ, русальская
Пасха, «русальчинъ великдень» малоруссовъ, падаетъ также всегда на чет­
вергъ и совпадаете съ семикомъ во всѣхъ гЬхъ, весьма частыхъ, случаяхъ,
когда онъ совершался на восьмой недѣлѣ послѣ Пасхи. Главные элементы русальскихъ обрядовъ тѣ же самые, какіе мы ви-
дѣли выше въ обрядахъ, носвященныхъ памяти заложныхъ покойниковъ.
А именно: въ честь русалокъ также совершается торжественная похоронная
тризна, которая часто переходить въ прямыя похороны: русалку, въ видѣ
чучела и тому подобнаго, хоронятъ разнымъ способомъ—черезъ потопленіе,
черезъ сожженіе, черезъ выбрасыванье на поверхность земли, только не
въ могнлѣ. Очевидно, русалки, въ полное сходство съ заложными, суть
также покойницы, въ свое время не похороненный, и притомъ такія, хоро­
нить которыхъ въ землѣ опасно.
Еще, въ русальскихъ обрядахъ мы видимъ изгианіе русалокъ, какъ
чего-то нечистаго и зловреднаго, изъ селеній, причемъ нерѣдко русалокъ
изгоняютъ плетями. Все это, равно какъ и обычное народное представленіе
русалокъ въ видѣ женщинъ похотливыхъ, проводящихъ свое время глав-
нымъ образомъ въ заигрываніяхъ съ молодежью и относящихся къ людямъ
всегда и безпричинно враждебно, — все это рѣзко цротиворѣчитъ упомя­
нутой теоріи нашихъ изслѣдователей, отожествляющихъ русалокъ съ ду­
шами умершихъ предковъ. Къ тому же, русалки и живутъ совсѣмъ не тамъ,
гдѣ живутъ умершіе предки, а живутъ, напротивъ, тамъ, гдѣ живутъ и за­
ложные покойники, — въ лѣсахъ, въ водѣ и въ поляхъ, т. е., повидимому,
на мѣстѣ своей смерти и могилы.
Вообще, и русальскіе обряды, и народныя представленія о русалкахъ
рѣзко расходятся съ указанною теоріею нашихъ миѳологовъ, во всемъ со­
гласуясь съ народнымъ свидѣтельствомъ о происхожденіи русалокъ отъ
заложныхъ покойницъ.
При всемъ томъ, образъ русскихъ русалокъ успѣлъ уже нѣсколько
обособиться отъ близко родственнаго ему образа заложныхъ покойницъ.
Произошло это главнымъ образомъ на почвѣ литературныхъ вліяній. На
образѣ русскихъ русалокъ отразились, напримѣръ, нѣкоторыя черты древне-
греческихъ сирень: морскія русалки также имѣютъ рыбообразный хвостъ
и также очаровываютъ людей своимъ чуднымъ пѣніемъ. Отразились на ру­
салкахъ и нѣкоторыя черты русскихъ же народныхъ миѳологическихъ обра-
зовъ, напримѣръ полудницы.
Вслѣдствіе всего этого образъ русалокъ нѣсколько видоизмѣнился,
и въ настоящее время мы иногда/встрѣчаемся съ двумя разными, хотя и
близко родственными, миеологическими образами — русалокъ съ одной сто­
роны и заложныхъ покойницъ съ другой.


***********************************

Кому интересно прямо сейчас почитать эту книгу (я привела сейчас лишь малую часть, а в книге 438 листов), ищите Д. К. Зеленин. Избранные труды. Очерки русской мифологии. Книга переиздавалась в 1995 году.